Читать книгу "Эхо войны - Леонид Гришин"

Так мы и жили с папой. Он говорил, что работает конструктором на авиационном заводе. К нам часто приходили мужчины, которые собирались у отца в комнате и что-то шумно обсуждали, спорили. Как-то приехала пожилая женщина, и эта Маня с ней, они у нас целую неделю жили, и потом выяснилось, что они приезжали папу защищать от оговора. Я вам уже рассказывала об этом. А вот еще история. Где-то в девятом или десятом классе учитель повел нас на экскурсию на авиационный завод. Там мы походили по разным цехам и пришли в конструкторский отдел. Я уже подумала, что увижу отца, он ведь все время говорил, что в конструкторском отделе работает. Такой обычный конструкторский отдел, что тебе рассказывать, сам прекрасно знаешь, сам конструктор. Около большого отцовского стола стояли два кульмана и несколько стульев, но я не придала этому значения. А наш сопровождающий подошел к папе и тихо, вежливо что-то сказал. Папа взглянул на нашу группу, увидел меня и одобрительно кивнул. Мы все обступили стол. Отец навесил лист ватмана на кульман и стал объяснять ребятам разные технические подробности. Я оглядела одноклассников и была поражена – у них рты пооткрывались. Мне казалось, что папа рассказывает элементарные вещи: почему самолет летит, почему самолет срывается в штопор, почему стаи птиц никогда не сталкиваются друг с другом, почему гуси-утки летают клином, почему цапля при полете складывает шею, а гуси, напротив, вытягивают. Одновременно с рассказом папа фломастером рисовал на кульмане какие-то фигуры, писал формулы обтекания птичьих крыльев, и в какой точке разряжение получается, куда направлена подъемная сила, и как она управляется – всем было интересно. Дома я папе вопросов никаких не задавала, а здесь мальчишки наперебой засыпали отца вопросами. И отец с удовольствием на все ответил.

Время за разговорами пролетело незаметно, нам пора было уходить. На обратном пути я услышала, как наш учитель сказал сопровождающему: «Все-таки огромными знаниями обладает этот Шапкин!» А сопровождающий подтвердил: «Это единственный конструктор, которого ни главный конструктор, ни главный инженер к себе не вызывают». «Почему?» – озадачился учитель. «Они сами к нему приходят! Видели, что около его стола еще стулья стоят и два кульмана? После работы к нему приходит главный инженер или главный конструктор. Уж слишком хорошая голова», – заключил сопровождающий. Я удивилась, услышав подобное мнение о своем отце и о том, как его ценят на работе. Главный конструктор часто приходил к нам домой по вечерам, а иногда и заполночь, и они сидели с папой до утра, решая какие-то вопросы. «Да, но почему же тогда его не повысят до зама главного конструктора или главного инженера, что же его держат простым сотрудником?» – спросил опять учитель. «Да потому что его голова ценна за кульманом, а не в административной работе. Это ошибка нашей системы, когда человека, творящего чудеса за кульманом, делают начальником какого-нибудь отдела и, теряя настоящих конструкторов, получают плохих администраторов. В случае с Шапкиным сохранили отличного конструктора», – сказал сопровождающий. Вот так я узнала, в каком почете на заводе был мой отец.

Я окончила институт и поступила работать в конструкторский отдел. Замуж вышла еще будучи студенткой, по любви. Первая любовь у меня была безответной, а вторая взаимной. Мы любили друг друга, очень уважали. У нас два сына: младшего ты видел, а старший остался на хозяйстве.

– А где сейчас муж?

Марина замолчала, прикусила нижнюю губу и с минуту так сидела. Взяла бокал, пригубила вина.

– Подорвали его.

– Как?!

– Как? Ты же знаешь про бандитизм, когда взрывают джипы.

– Он был бизнесменом?

– Да, хорошим бизнесменом. Бизнес был крупный, а муж умный, рисковый, преуспевающий. Грянул девяносто восьмой год. Помнишь, что тогда было? А до этого муж активно скупал предприятия, перезакладывал их, покупал другие. Сначала в Ульяновске, потом в России, а там уже и в странах СНГ. Его бизнес охватывал и Киргизию, и Украину, и Прибалтику. А когда наступил дефолт, выяснилось, что производств много, да все они в закладе оказались. Муж, конечно, чувствовал, что должно что-то произойти, поэтому часть собственности перевел на меня: хотел, чтобы я тоже занялась бизнесом. А мне больше нравилась моя конструкторская работа. Но семья есть семья, я ушла с завода и стала помогать мужу. У нас были раздельные счета, раздельные фирмы, у каждого независимый капитал. Когда его подорвали, и на меня наезды были, но все обошлось. Старший сын подрос, стал мне помощником, сейчас младший подрастает. Институт закончит и тоже будет с нами в деле. Что и как будет дальше – не знаю, пока живем в достатке.

– Да уж, это трудно не заметить – достаток.

– Вот, комплимента не дождалась, а замечание – пожалуйте.

– Извини.

– Ладно, давай выпьем.

– Давай.

Мы чокнулись, посмотрели друг другу в глаза. Ее зеленые глаза светились огнями цветомузыки от танцплощадки.

– А ты здесь начинал?

– Да, это было давно…. Здесь ничего не было: ни кафе, ни эстрады. Стоял один столб, на который я залезал. Цеплял провода к «чашечкам», подключали усилитель, и под пластинки танцевали. Это была моя инициатива с друзьями, а теперь видишь, как здесь здорово. Молодежь отдыхает, развлекается.

Официант принес шоколадное мороженое. Мы еще немного посидели. Марина предложила:

– Давай пройдемся?

Я согласился. Мы подошли к танцплощадке, посмотрели, как танцует нынешняя молодежь. Здесь меня многие узнавали, здоровались, бросали любопытные взгляды на мою спутницу. Мы пошли на другую сторону пруда, там стояли скамейки под плакучими ивами. Я рассказывал, что после войны не было моста, перебирались на островок вплавь. И вот на этом островке я маленьким поймал свою первую рыбку, своего первого сазанчика. Мы еще немного погуляли, затем отправились домой. Тут Марина снова взяла меня под руку, а я взял ее руку в свою, потом остановился, взял обеими руками ее ладонь, она тоже остановилась. Я глядел в ее кошачьи глаза, как они светились в темноте. Я обнял ее за плечи, она прижалась ко мне. Так мы стояли какое-то время. А потом пошли, шли медленно, стараясь идти в ногу. Опять остановились. Я поцеловал Марину, она ответила… Затем положила голову мне на плечо и произнесла:

– Хорошо у вас тут, на Кубани. Лучше, чем у нас на Волге.

– Чем же лучше?

– Не знаю, что-то такое есть на Кубани, чего на Волге нет. Солнце южное.

– Ульяновск не такой уж север, хотя раньше и назывался Симбирск.

– Да, но посмотри, какие у вас звезды. А Млечный Путь такой чистый, такой яркий!

– Яркий, потому что ночи у нас потемнее, чем у вас. А в Питере в это время еще можно книжки читать.

– Я приеду к тебе в Питер?

– Можно прямо отсюда поехать.

– А ты еще долго тут будешь?

– Да пока не знаю. Младшая дочь собирается с внуком на море, и я с ними. Сюда не пускают, так она то ли в Турцию, то ли в Болгарию хочет.