Читать книгу "Антибункер. Погружение - Вадим Денисов"

– Зима близко? – спросил я у верхнего валенка.

Лежите пока тут. А калоши хорошие, нужно лишь намотать портянки, которые я сделаю из отрезов вафельного полотна. Надеюсь, тут ни у кого нет идиосинкразии на белые носки, которые так любили носить некоторые кавказцы из числа базарных воротил?

– Купила мама Лёше отличные калоши. Пофорси, Лёша.

Подумав, прихватил с собой самую приличную косу из тех, что стояли в углу.

Кроме сарая во дворе имелись буйные заросли высохшего прошлогоднего сорняка, боковая калитка в сторону реки и что-то типа спортплощадки из турника, двух широких скамеек, столба с баскетбольным кольцом без сетки и сварной детской горки. Реабилитационный центр, понимаем…

Всегда найдётся кто-нибудь, любящий посоветовать человеку, только вставшему на ноги после тяжкой болезни, немедленно заняться лечебной физкультурой. Совет разумный, если дело касается, например, болезней опорно-двигательного аппарата. А вот после тяжкого гриппа физкультурить не стоит. После любого вируса не стоит, не надо торопиться – сам не заметишь, как схватишь осложнение на сердце или печень. На ногах еле стою!

Усмехнувшись и зажав калоши под мышкой, я с косой наперевес, словно сама Смерть, вышел через калитку, предварительно откинув кольцо из алюминиевой проволоки.

Оказывается, больничка стояла практически на берегу Енисея.

В одних местах обрывистый берег осыпался, в других порос травой. Чуть дальше в сторону посёлка виднелась лестница с перилами, ведущая к воде. Ещё дальше был крутой съезд для машин. Сейфов, в которых лодочники держат моторы и прочее добро, на берегу почти не было. В енисейских деревнях эти большие ящики на постоянку не ставят, снесёт в паводок или льдами по весне срежет. Однако некоторые в сезон привозят, на прицепах. Пятёрка разномастных будок держалась особняком, напротив них у воды три дюралевые моторки, на двух даже моторы на транцах…

Рядом с ними в рядок стояли четыре «илимки», или «деревяшки» – остроносые дощатые лодки, плоскодонные, быстроходные и вместе с тем вместительные. Чаще всего такими пользуются староверы для перевозки грузов, заброски продуктов в свои потаённые зимовья, расположенные в верховьях притоков. За счёт своего размера и формы длинная и очень грузоподъёмная «илимка» легко проходит там, где обычная дюралька стопудово застрянет. Транец у «илимки» высокий, сапог мотора сидит неглубоко, винты часто защищены самодельными масками. Универсальный транспорт.

Два брошенных одноосных прицепа. Автомобилей нет.

Типового дебаркадера или плавучего причала-платформы посёлок Разбойное не имел, значит, большие суда сюда не подходят. Груз перетаскивают лодками, а пассажиров из числа местных жителей на проходящие суда забрасывают без остановки, прямо в движении, известная практика.

За спиной лежало незнакомое поселение без признаков жизни и суровая сибирская тайга, начинающаяся сразу за крайними домами – всё это надо бы осмотреть первым делом, но я был не в силах оторвать глаз от берега и водной глади. Возле стоящего у ФАПа остова «Волги» что-то треснуло, я быстро оглянулся. На жестяную крышу приземлилась кукша, похожая на сойку таёжная птица, серовато-бурая с рыхлым пушистым оперением. Сойка, наклонив крупную голову, с интересом смотрела на меня. Пусть сидит, знаю я их, сразу даст знать, если кто-то приблизится.

Вот ведь куда угораздило…

Берег являл следы панического, беспорядочного бегства.

Люди в спешке грузились на попутные баржи или же специально присланный пароход. Кто-то сдуру тащил с собой даже мебель, самые напуганные бросали вообще всё, включая лодки и машины. В пятидесяти метрах по берегу на самом краю обрыва лежала груда папок и перетянутых шпагатом связок документации.

Слева от меня на склоне тоже что-то лежало, предметов совсем мало, большая их часть свалилась вниз. Подойдя к склону, я осторожно вытянул голову – боюсь высоты… Пляж-полка тянулся вдоль всего посёлка, а вот в километре выше по течению берег обрывался в реку стеной. Течение могучей реки постепенно подмывало мягкий грунт, меняя русло, земля осыпалась, одиночные деревья, осмелившиеся произрасти в опасной зоне, падали в воду и уходили в путешествие к низовьям, на севера́. Между береговой террасой и поверхностью воды метались береговые крачки, птички бойкие и отважные, селиться рядом с ними вредно для здоровья, заклюют.

На гальке пестрела груда сваленной в кучу мебели, бытовой техники в ярких коробках, тряпок каких-то… Как драпали! Естественно, капитаны ничего лишнего на борт не брали.

Назад! Ух, чёрт! Чуть не свалился, осыпается!

Много двухсотлитровых бочек. Пустых, конечно. А вот те, что стоят рядом с сейфами, вполне могут быть с топливом. Тут не боятся, что кто-то из своих подрежет чужую горючку, украдёт лодку или же, спаси господи, импортный мотор. Рыбалка для жителя Енисея – хлеб насущный. Лишиться средств ловли то же самое, что остаться без хлеба. В столь крошечном анклаве воровать не принято, дураку голову свернут и под мох в тайге спрячут, никакая милиция не дознается… Чаще всего она в таких случаях и не разбирается, особенно в районах, где живут староверы.

Две кучи угля чернели у спуска дороги, подальше от реки: одна крошечная, её за зиму почти перетаскали, а вторая совсем свежая, это топливо успели закинуть в высокую воду, по графику северного завоза. Там же лежит зафиксированный мощными кольями штабель деловой доски. Дикое это дело – возить пиломатериал в тайгу. Однако же привезли. И это говорит о том, что промышленной пилорамы в Разбойном нет, хотя для себя мужики могли распускать стволы по старинке или же вообще расщеплять клиньями, как это принято у таёжников.

Возле куч на боку чернела старая «ветка» – знаменитая енисейская лодка-однодеревка, сделанная из осины. Тонкая и сложная работа. «Ветку» сначала вырубают, а затем с помощью кипятка или же прямо на костре разваливают, расширяя борта. Мастера, умеющие их изготавливать, ещё встречаются. С утра уходят парой в тайгу, взяв с собой специальные гнутые топор, тёсла и рубанки, а к вечеру возвращаются с почти готовой лодкой, разваливают уже дома. Хорошая штука, очень лёгкая, тем и ценна. Эта, скорее всего, пробитая.

Серьёзных судов было два. На самодельном стапеле под косогором стоял малый буксир типа «Ярославец», им явно занимались, причём со всем тщанием, тент натянули, корпус даже ободрали под покраску.

Второе судно – буксирный служебный катер КС-100Д1, изначально разработанный для перевозки служебных лиц на лесосплаве. По типу – дизельный буксирно-разъездной теплоход со стальным корпусом. Двигатель ЯМЗ-238ГМ, по запасу топлива ходит километров на триста, жмёт под тридцатку в час. КС стоял на воде, экипажа не видно.

Хороший пароходик, неоднократно на таком забрасывался в дальние уголки.

– Нет там никого, Лёха…

Хватит пока, не могу больше стоять, посидеть надо бы.

Так, значится, более-менее ясно, картина частично вырисовывается – всё очень плохо. Структуры свалили, большинство жителей тоже. Судов на реке не видно, самолётов в небе нет. Но радиоузел-то нормальный здесь должен быть!