Читать книгу "Владимир Красное Солнышко - Борис Васильев"

Боярин вскоре возвратился — с герольдом, почетной стражей и всеми подарками.

— На словах велено передать, что девица Рогнеда, дочь полоцкого князя Рогволода, за прижитого на стороне сына рабыни не выйдет замуж даже под страхом смерти.

— Ну, ты, княжич, этого и добивался?

— Этого, посадник, этого, — заулыбался Ладимир.

— Рогнеда нанесла мне личное оскорбление, посадник, — сурово сказал Владимир. — Столь тяжкое оскорбление снимается только еще большим оскорблением всей семьи князя Рогволода. Готовь дружины к походу.

— Может, не будем трогать силу Великого Новгорода? — осторожно спросил посадник. — Может, пошлем Яромира или нанятых тобою варягов?

— Я сказал!..

Прикрикнул по-отцовски — и вышел по-отцовски.

Владимир расчетливо прятал Яромира с дружиной, когда-то защищавшей покойную великую княгиню Ольгу. О дружине этой давным-давно позабыли в Киеве, что впоследствии могло сыграть роль, которую трудно будет переоценить.

Посадник это понимал, а потому и не стал спорить. Через три дня обе новгородские дружины выступили на Полоцк под стягом новгородского князя Владимира.

Полоцк не имел серьезных укреплений, поскольку его владыка не предполагал нападений ни с какой стороны. Невысокий земляной вал со старыми деревянными башнями был преодолен с ходу. Оставив новгородцам город для грабежа, Владимир ударил по детинцу, ворвался в него и пошел прямо на княжеский дворец. Тоже деревянный и тоже скверно укрепленный.

За ним шла его личная охрана, за левым плечом — Ладимир. И богатыри, вмиг изрубившие всех, при ком было оружие. Владимир отчетливо представлял себе примитивный план дворца Рогволода. Прямо наверняка располагалась тронная палата. И именно там должна была находиться его обидчица.

Дверь оказалась закрытой на засов. Владимир навалился на нее, сзади поднажал кто-то из его богатырей, двери рухнули, и новгородский князь вошел в залу. Два стражника одновременно бросились навстречу, мешая друг другу. Владимир легко уклонился от меча, следовавшие за ним богатыри тут же повязали последних защитников полоцкого князя, и князь новгородский увидел перед собою статную и очень юную девушку с коротким мечом, который она держала перед собой двумя руками. Гнев, страх и ярость смешались в ее взгляде, невероятной радугой отражаясь в широко распахнутых глазах, а яркий румянец, вспыхнувший на щеках, делал ее наивно-отчаянной и прекрасной в этом отчаянии.

— Рогнеда?

Девушка молча бросилась на него. Владимир отпрянул, развернул ее и крепко прижал к себе.

— Хороша, — сказал он. — Чудо как хороша. Жаль, что придется тебя обидеть.

Из рук девушки выпал меч, глухо ударился о шкуры, которые устилали пол залы. И тотчас же с княжеского места поднялся ее отец, князь Рогволод:

— Ты будешь драться со мной!

— Привязать князя и княгиню к их креслам! — приказал Владимир.

Он действовал совсем как его отец, когда-то изнасиловавший Малушу на глазах челяди. Таков был обычай раннего Средневековья. Этим противнику наносилось тяжелейшее и несмываемое оскорбление.

Ладимир сказал осторожно:

— Не надо бы, великий князь…

— Надо! — по-отцовски рявкнул Владимир, заваливая девушку на покрытый шкурами пол.

До конца жизни Рогнеда ненавидела его за великий позор, который она приняла тогда от него. Владимир неспешно и по-своему даже очень нежно насиловал ее на глазах родителей, в душе, впрочем, глубоко сожалея, что ему приходится поступать именно так. Но этого требовал варяжский кодекс чести, нарушить который он не мог. И всю жизнь Владимир любил ее больше, чем всех своих жен и многочисленных любовниц. И Рогнеда всю жизнь любила только его. Сквозь ненависть и отчаяние, сквозь прилюдный позор и душевные муки. Он был и остался первым и единственным мужчиной в ее жизни.

Наконец кончилось это позорище, Владимир сказал, еще не встав на ноги:

— Ладимир, прикажи гридням заколоть всю семью. Кроме Рогнеды. Ее отправить в мой новгородский дворец.

— И Рогдая! — выкрикнула Рогнеда, оттолкнув Владимира. — Не смейте трогать моего брата!

— Никто его и не тронет, — сказал Добрыня, подхватив пятилетнего малыша. — Ого, кусается! Я из него доброго богатыря выпестую…

И вышел с мальчонкой на руках.

4

Добрыня Никитич уехал сразу же, не стал участвовать ни в грабежах, ни в насилиях. Увез Рогдая, передал мальчонку знакомой вдове, недавно потерявшей мужа, и только проделав это, нагнал Владимира.

— Не по-божески ты поступил, племянничек. Ох, не по-божески…

— Зато с удовольствием, — угрюмо проворчал новгородский князь.

Он тоже почему-то был недоволен собой. Недовольство это занозой сидело в сердце, он не мог разобраться, откуда оно возникло, и предчувствовал, что нескоро от него избавится.

— А душу собственную заплевал, — негромко сказал Ладимир.

Владимир вздохнул, но промолчал.

— Коли молчишь, значит, и сам понимаешь, сколь заплевал.

— А ты… Ты помолчи.

— Значит, понял. И то хорошо.

Разгромив Рогволода, князь Владимир отозвал дружины в Новгород и опять, с еще большим размахом вернулся к разгульной жизни. Вновь с гиканьем и свистом помчались его богатыри с вооруженной челядью по ближним и дальним боярским усадьбам. Вновь началась беспробудная гульба с пирами, песнями, плясками и непременным улучшением породы челяди путем азартной охоты на девиц.

Напрасно жаловались бояре посаднику и Совету «Золотых поясов» Господина Великого Новгорода. Напрасно гневался посадник, напрасно слал гонцов к Владимиру, умоляя заняться делом и перестать разорять бояр. Богатырская дружина со своим не знающим устали вождем продолжала весело гулять по всей Новгородчине.

— Бражничаете, бояр вконец разоряете, девок портите, страх наводите и пьете больше всех мер! Нельзя же так, князь, нельзя! — пытался вразумить посадник Владимира.

— Веселие Руси есть пити, — смеялся в ответ новгородский князь.

Посадник Радьша на это лишь картинно разводил руками. Уговоры не действовали, бояре жаловались, а княжеская ватага гуляла, как хотела.

Только однажды, на восточной границе Новгородской земли, в бедной усадьбе, в которой даже господский дом был крыт ржаной соломой, веселая и беспутная богатырская ватага была неожиданно и остановлена, и весьма озадачена.

Перемахнув по отработанной привычке, на конях через ивовый плетень, богатыри во главе с князем Владимиром карьером пронеслись по грядкам напрямик к тщательно выскобленному старому крыльцу и…

И разом притормозили коней, нещадно разрывая им губы уздечками. Неслись с громким гиканьем — и вдруг все замолчали.

А замолчали потому, что на крыльцо вышел детина ростом повыше полутора сажен. Зевнул, огляделся, почесался с удовольствием. И неспешно сложил на груди две ручищи, столь выпукло перевитые мускулами, что, казалось, будто их выточили из старого доброго дуба.