Читать книгу "Письма любви - Мария Нуровская"

— Зачем ты вернулся? Зачем ты вернулся? — повторял мальчик.

Ты посмотрел мне прямо в глаза, и это был очень серьезный взгляд. Михал же в это время не на шутку разрыдался.

— Он очень к вам привязан, — медленно начал ты.

Оторвавшись от меня, Михал встал в позу уличной торговки и начал выкрикивать через плечо:

— Я не останусь без нее, я не останусь без нее, и все!

— Мы решим этот вопрос, — серьезно проговорил ты. — Вернись на место и закончи завтрак.

Михал посмотрел мне в глаза, и я подмигнула ему: мол, все будет в порядке. Затем вытерла пролитое молоко и поставила перед мальчиком новое.

— Жалко, — сказал он жалобно, — столько молочка пропало.

Ты обезоруженно улыбнулся, и в этот момент я почувствовала к тебе неприязнь. Ты не знал всего, что нам пришлось пережить. Как нам все время не хватало денег и как мы ели только хлеб и картошку. Как в самые голодные дни я выклянчивала для Михала сухое молоко у родителей моих учеников. Больше всего мне врезалась в память сцена на рынке. Каждый раз Михал останавливался возле торговки сладостями. Он жадно осматривал все эти конфетки из крахмала, самодельные леденцы на палочках и шел дальше. В конце концов я не выдержала.

— Хочешь леденец? — спросила я.

Не глядя на меня, мальчик сказал:

— Узнай, сколько стоит.

— Пятьдесят пять грошей, — с готовностью ответила торговка.

Михал подумал, а потом произнес:

— Не переношу сладостей.

Я любила его в те минуты, я полюбила его с того мгновения, когда там, у реки, почувствовала его ручку в своей ладони.

Ты ушел, а мы занялись своими обычными делами. Убрали посуду: я мыла, а Михал вытирал; сходили за покупками, а потом начались уроки. Две тупые соседские девчонки мучились с английским. Я задала вопрос, после которого повисла пауза. И Михал из-под стола, как всегда, ответил без ошибок.

— Михал, — корила я его.

— Я сначала посчитал до десяти, — оправдывался мальчуган.

Уже было темно, когда мой последний ученик, тот, что с разговорным французским, закончил заниматься. Ты встретил его в дверях.

— Это еще что за человек? — Твой тон был подозрительным.

— Я даю уроки иностранных языков, — ответила я. — На это мы с Михалом жили.

Ты ничего не сказал, я усмехнулась про себя. Не ведая этого, ты уже попал в мои сети. Вечером, когда Михал отправился, как всегда, спать, снова переместившись в мою кровать, ты попросил уделить тебе минутку внимания.

— Я не буду вас ни о чем спрашивать, потому что сейчас, чем меньше знаешь, тем лучше. Михал не может оставаться тут по ряду причин. Вы не могли бы поехать с ним к моей кузине и какое-то время побыть там, пока мальчик не привыкнет.

— Хорошо, — согласилась я. И добавила без задних мыслей: — Только он должен хотя бы немного пожить с вами. Ему нужен контакт с отцом…

— Я подумаю об этом, — пообещал ты.

Конечно, я преследовала и свою цель. Потому что поняла, что люблю тебя. Сразу после твоего появления мне захотелось поменять прическу. Я распустила волосы и заколола их за уши. Купила хорошую косметику у тех девиц, которые приходили ко мне на немецкий, и стала подкрашиваться. Едва заметно, только чтобы сапфиры в моих глазах чуть заблестели… Я продолжала давать уроки, но тебя это злило. Я делала вид, что не замечаю. Предпочитала иметь собственные деньги. Однажды даже дошло до конфликта, когда ты наткнулся на этих «девиц».

— Кого вы приглашаете в дом? — возмутился ты.

— Если бы не они, ваш сын и я — мы бы оба умерли с голоду, — ответила я, а про себя подумала: «Такой вопрос вы должны были бы задать своей матери».

И уже вечером, когда Михал спал, а я стирала его брючки, ты подошел ко мне. Я не подняла глаз.

— Простите, — тихо произнес ты.

Целыми днями тебя не было дома, а когда ты появлялся, Михал уже спал. Исключениями были воскресенья. В одно из таких воскресений мы вместе выбрались за город. Я сидела напротив вас в деревенской повозке и думала: вот два самых важных для меня человека на свете — мужчина и мальчик. В этот момент я уловила твой внимательный взгляд. Наши глаза встретились.

Мы гуляли по лесу, а Михал радостно носился вокруг. Я шла рядом с тобой и ждала, что случится что-то очень важное.

— Из-за этой прогулки вы потеряете учеников, — сказал ты.

— Найду новых, — беззаботно возразила я вслух, обеспокоенная тем, что ты отступил и больше не настаиваешь, чтобы я бросила работу.

Теперь-то я знаю, что эти слова тогда не имели никакого значения, потому что дни города были сочтены. Ты говорил об этом, чтобы просто поддержать разговор. После прогулки по лесу у меня в памяти сохранились наши шаги: твои — широкие, и мои — мелкие, с трудом, но все же поспевающие за тобой. Теперь так будет всегда: я буду стараться идти с тобой в ногу, по возможности быть ближе к тебе.

Мое стремление все в подробностях описать, наверное, объясняется желанием рассказать все о себе, о нас…

Июнь подошел к концу. В начале июля, погрузив на бричку два огромных чемодана, мы медленно — лошадь шла тяжело — двинулись к железнодорожному вокзалу. Ты настаивал, чтобы мы взяли с собой как можно больше вещей.

— У меня нет вещей, — сказала я. — Вы, видимо, не знаете, что я ношу одежду вашей жены…

Ты посмотрел на меня непонимающим взглядом, а потом произнес:

— Так возьмите ее вещи.

— Зимние тоже?

— Да. Вы же должны в чем-то ходить зимой.

«Значит, это надолго», — промелькнуло у меня в голове, и я повеселела.

Озабоченно приглядываясь к тому, как вы с кучером закрепляли багаж, Михал важно произнес:

— Папочка, наверное, просядут рессоры.

Ты усмехнулся:

— Рессоры уже давно сели… у всех нас, а еще как-то едем.

Мы сошли на маленькой станции. Высокая, по пояс, пшеница, растущая вдоль дороги, покачиваясь и меняя на солнце цвета, выглядела как заброшенное полотнище. Я смотрела на нее, словно зачарованная. На станции нас поджидала телега с запряженной лошадью, но с багажом мы в нее не помещались. Ты предложил отправить Михала с чемоданами, а самим идти пешком. Но мальчик не хотел ехать без нас. Мы шагали по широкой песчаной дороге, по обеим сторонам которой росли липы. За ними простирались поля. Картина — совершенно незнакомая для меня. Я — настоящее дитя города, во время каникул родители вывозили меня только за границу. Этот вид сразу полюбился мне: пасущиеся на пастбищах коровы, картофельные поля и качающиеся на ветру колосья.

На полпути мы остановились, чтобы отдохнуть. Михалу захотелось пить. Я достала термос, бутерброды, и мы присели под дикой грушей, усыпанной маленькими, кислыми плодами. Я облокотилась спиной о ствол, и меня захватило удивительное чувство. Мне казалось, будто я веду с деревом безмолвный диалог. Понимая, что это глупо, я все равно вслушивалась в шепот кроны.