Читать книгу "Сердце бога - Анна и Сергей Литвиновы"

– Отставить смех! А вы, Р-рыжов, ехидничать дома у мамочки за чаем будете, ясно?! Здесь задача общественной важности, а вы юмор шутите? Нам Родина доверила, а вы над поставленным делом хихикаете? На бюро разбирательства захотели? Я вам обеспечу!

В ту пору слова «Родина доверила» и «разбирательство на бюро» имели для молодых огромное значение. Да что там – по-настоящему леденили кровь, поэтому весельчак Радий прикусил язычок. А командир продолжал объяснять диспозицию:

– Сейчас, с началом вечерних сумерек, они как раз и распояшутся. Здесь, в парке, говорят, каждый куст дышит. Поэтому внимательным способом осматриваем все укромные от глаза уголки. При обнаружении… м-м… – Егор пошевелил пальцами в попытке подобрать эвфемизм, – парочек отрезаем их от возможности отступления. Затем окружаем и фиксируем. Грубой силы не применять! – обвел своих подопечных жестким взглядом командир. – Особенно это касается в отношении гостей нашей страны. Если иностранный гражданин активно сопротивляется, вы имеете право его отпустить! Пусть уматывает – если ему самому не совестно! Но лучше, конечно, представителя чужеземной державы также фиксировать и проводить с ним небольшую политико-воспитательную работу. Если гражданин не знает русского языка, – Поливанов строго посмотрел на Радия, предчувствуя очередные вопросы, – черт с ним, политбеседу можно отставить. Однако лучше все-таки донести до него информацию о недопустимости подобного поведения на территории нашей страны, о моральном облике советской молодежи и студентов и опасности венерических заболеваний, передающихся половым путем. – Командир снова внушительно обвел своих подчиненных тяжелым взглядом. – Теперь по дамочкам. Их следует задерживать, однако безо всякой грубости и излишнего насилия. Не давать им уйти, но при этом не унижать их человеческого достоинства. До вмешательства органов правосудия можно провести с правонарушительницей строгую, но вежливую беседу о моральном облике советского человека и женщины. Затем передаем ее в руки правопорядка. И продолжаем нести выполнение поставленной задачи дальше, до победного конца. Вопросы есть?

– Да, – кивнул Владик, – скажите, а что будет с задержанными девушками впоследствии?

Егор строго и подозрительно оглядел Иноземцева, однако подвоха в его словах не обнаружил и ответил со всей серьезностью:

– На них в отделении милиции будет составляться протокол за нарушение общественного порядка. Данный протокол в дальнейшем будет отправляться по месту работы (или учебы) задержанной, а также в ее комсомольскую организацию – хотя подобного рода проститутки, – Поливанов со всей презрительностью скривил на этом слове губу, – я уверен, в рядах ВЛКСМ состоять не могут. А если окажется, что гражданка и ранее замечалась за антиобщественным поведением или, к примеру, ведет тунеядский образ жизни – на нее будет заводиться дело в порядке уголовного производства. Все ясно? Тогда приступаем к несению дежурства.

И они отправились – во главе с Поливановым, которого сопровождал бок о бок один из факультетских подхалимов. Пока шли по цивилизованной части парка – дорожки, скамейки, гуляющие, – держали подобие колонны. Трое друзей – Вилен, Владик и Радий – топали вместе. Радик вполголоса сказал:

– Вот мы за ними, парочками этими, охотимся. А если у них любовь?

– Какая, к чертям, любовь?! – возмутился Вилен. – Только увиделись-познакомились – и сразу под куст?

– Мало ли что бывает? У тебя разве не случалось, чтоб ты при виде девчонки обомлел и сразу готов был с ней идти на край света?

– У меня, может, и бывало. А девушку должна отличать скромность, – сурово возразил Вилен. – Тем более – нашу советскую девушку перед лицом иностранных гостей. Какая, к бесу, любовь – сразу бежать с иноземцем в укромный уголок? В расчете на шелковые чулки и иностранную шоколадку? Сплошная проституция!

Владик промолчал, потому что привык, прежде чем высказаться, взвешивать ситуацию с разных сторон. С одной стороны, получалось, что вроде бы прав Радик и невозможно исключить случай, что двух свободных взрослых людей поразила в самое сердце неожиданная любовь. Но, с другой, Вилен, получалось, ближе к истине – потому что покорное бегство с иностранцем в чащу парка не делает чести советской женщине. Что будут думать, судя по этим отбросам общества, иностранные гости об остальных советских людях? А еще, конечно, задевало (но ни Владик, ни другие парни вслух об том не говорили), что девчонки столь легко вступают в связь с неграми, индусами и прочими французами и штатниками – в то время как ни он, ни один из его друзей не мог похвастаться, чтобы какая-то из столичных девушек проявила подобную прыткость по отношению к ним, простым советским студентам. Чтобы познакомилась – и р-раз, сразу обниматься под куст.

– Вести себя, как эти девчонки, я считаю, свинство, – в конце концов, лапидарно высказался Владик и, как оказалось, поставил точку в споре – потому что они подошли к полузаброшенной части парка. Пейзаж тут скорее походил на сельский: высокая трава, поле с тропинкой, вдали – речка и по-над нею – кусты и заросли ивы. Вечерело, солнце клонилось к закату, и идиллическую картину довершало стадо коз, пасущихся в сторонке, – а рядом с ними, на стульчике, дремала древняя бабка.

– Рассредоточились, – скомандовал вполголоса Поливанов, и отряд разошелся в цепь. Каждый держался друг от друга метрах в пятнадцати, и получалось, что фронт их наступления занял собой едва ли не все поле. Егор махнул рукой, и бойцы побрели по направлению к реке. Высокая трава мочила брюки выпавшей росой. Двое милицейских держались особняком – друг рядом с дружкой и чуть сзади оперотрядовцев. Служивые явно скептически посматривали на происходящее – с подобным выражением отцы порой наблюдают возню своих детишек в песочнице.

Владик тоже шагал без особого энтузиазма. Хотя гончий азарт, который возникает всегда, когда соединяются молодые мужчины, его подстегивал. Что ни говори, в мероприятии было что-то доисторическое: молодые охотники племени выслеживают самку, позволившую себе связь с чужаком. Правда, по первобытным законам им следовало для начала убить чужака, а потом, всем по очереди, надругаться над предательницей. При мысли об этом кровь бросилась Владику в лицо: он, как и большинство студентов, еще не познал радостей плотской любви. Но теперь нравы сильно помягчели. Нынче чужака отпускают – разве дав ему пару пенделей, а женщину всего лишь передают на суд жрецов и привязывают, образно говоря, к позорному столбу.

В высокой траве ничего не шевелилось, не шуршало – лишь носились над цветами шмели и пчелы. А деревья по-над речкой – все ближе, ближе… Вот одно из них: расположено соблазнительно, само собой образуя уютный шатер. Ветви его никли, создавая непроницаемый для взгляда зеленый занавес. Если бы Владик был с девушкой, он бы, наверное, выбрал для утех именно эти своды. С замирающим сердцем юноша двинулся к дереву. Изумрудная завеса листьев приближалась с каждым шагом. А за нею – почудилось мелькание чего-то белого, шепот, возня… Или это шалит его воображение?

Владик оглянулся на товарищей, они держались поодаль, шагах в двадцати – Вилен справа, Радька слева – и тоже подходили к своей части приречных зарослей. Неясные звуки, доносившиеся из-под зеленого полога, прекратились, наступила напряженная тишина, нарушаемая лишь жужжанием шмелей и звоном вдруг появившихся комаров. Иноземцев инстинктивно шлепнул на щеке одного, отвлекся. Он находился на расстоянии метров трех от листвяной завесы. И вдруг оттуда выскочило что-то большое, сопящее, – в первый момент подумалось: кабан! – но то был человек, огромный парень в расстегнутой на груди рубашке. Он пронесся на расстоянии метра от Иноземцева, пихнул его в плечо – так, что дружинник чуть не упал, – и прорычал на чистом русском языке: «Пшел на х**, недоносок!» И помчался дальше, через поле, убегая по направлению к более цивилизованным местам. На ходу он застегивал рубашку. Одежда парня, как и его лексикон, наводила на мысль, что он скорее наш, советский, нежели иностранец.