Читать книгу "Супербомба - Сергей Самаров"

– Будет что сказать, я скажу, – это уже совсем без демонстрации настроения.

И я отключился от разговора.

Вообще-то говоря, положение, в которое я попал, чуть-чуть щекотливое. Я раньше не имел дела с Изотом. Изот после Мамоны был вторым человеком в уголовном мире города. Хотя от уголовного мира всячески открещивался, назывался крупным предпринимателем и даже стал недавно депутатом городского законодательного собрания.

Мне он первоначально и позвонил как депутат и пригласил к себе в кабинет. Вполне официально. Не явиться по такому приглашению было трудно. Я знал отношения своего начальства с городским. И понимал, что в случае моего отказа могу выслушать немало нелицеприятных слов в свой адрес. Тем более после побега подследственного из моего кабинета, когда я сам не мог дать вразумительного ответа на произошедшее. И, наверное, полного доверия после побега я тоже у начальства не вызывал. Именно из-за невозможности объяснить ситуацию.

Я не знал, что случилось в кабинете и как произошел побег. То есть знал только с чужих слов, хотя дело именно в моем кабинете происходило.

Старшего лейтенанта Бравлинова доставили ко мне, как и полагается, в наручниках. Выглядел старший лейтенант спокойно, готов был, кажется, к откровенному разговору, и я хотел только разговора, и ничего больше. Я даже бить его на первом допросе не собирался.

В его удивление по поводу задержания, естественно, не поверил. Улика стопроцентная, и на его месте я бы сразу в «сознанку» пошел. В этом случае мы обычно идем даже на то, чтобы дать возможность подследственному написать «явку с повинной».

А ситуация была простой до примитивизма. Кто-то старшего лейтенанта сдал нам телефонным звонком, мы нагрянули на квартиру, нацепили на него наручники, провели обыск. В шкафу под стопкой постельного белья нашли «АПС»[10], из которого был убит Мамона. Естественно, ни одного отпечатка пальцев, все аккуратно протерто. Заключение баллистической экспертизы было однозначным, оружие идентифицировано с пятью пулями, выпущенными в автоматическом режиме стрельбы в спину Мамоне. Акт экспертизы к первому допросу уже лежал на моем столе. Я специально допрос оттягивал, чтобы этот акт получить. С актом на руках можно было поговорить откровенно. Возможно, даже добиться откровенности взаимной...

Но открытого разговора не получилось. Старший лейтенант никак не хотел понять, за что его задержали. И уверял, что с Мамоной никогда знаком не был, раньше не встречался и причин убивать его не имел. А с этим уже я согласиться мог. Убийство было безусловно заказным, и я сразу предложил по возможности «отмазать» старшего лейтенанта, если он назовет мне имя заказчика, кем бы этот заказчик ни был. А потом произошло что-то непонятное. Я просто уснул, и все. А проснулся, когда вокруг меня была суета. Вернее, проснулся оттого, что кто-то по щекам меня похлопывал не слишком нежно.

Мертвый от такого обращения, надо полагать, тоже проснется.

И только тогда я стал расспрашивать и узнал, что задержанный сбежал. И как он сбежал, тоже узнал. Но понять ничего не мог.

Два конвоира доставили старшего лейтенанта в кабинет. Наши конвоиры, менты, потому что в СИЗО[11]его еще не отправляли. По моей просьбе сняли с него наручники и вышли за дверь. Угощать Бравлинова чаем я не стал. Это лишнее, но сам потихоньку глотал из чашки. Чай был еще слишком горячий, чтобы сразу его выпить.

А потом все кончилось. Я не понял, как это произошло. Я не понял даже, как оказался на полу. А об остальном мне рассказали.

Старший лейтенант приоткрыл дверь кабинета и позвал конвойных:

– Эй, парни, с капитаном плохо.

Они не растерялись. Сразу пистолет Бравлинову в грудь и нацепили наручники. Один рядом с задержанным остался, второй надо мной склонился. И опять один не видел, что произошло. Только упал после удара. Но сам момент удара двумя скованными руками помнил, видел удар, но не успел среагировать – отключился.

Второй среагировал на звук упавшего тела. И сам тут же получил удар каблуком в затылок. Шишка потом прощупывалась огромная. Так только каблуком и можно ударить. Хотя верить человеку, от какого удара он упал, – сложно. Главное, что упал. Но дальнейшее походило на сказку. Старший лейтенант Бравлинов нашел ключ, снял наручники, приковал наручниками конвойных к трубе отопления, на счастье, к холодной, и спокойно покинул здание управления, не забыв перед этим «обчистить» меня – снял часы и вытащил кошелек с деньгами. Правда, банковскую пластиковую карточку «Visa» из другого кармана не вытащил. Хорошо, что я карточку не в кошельке ношу, а в кармане. Короче, обчистил меня и ушел. И никто его не остановил. Никто не видел его, даже дежурный, который уверял, что свой пост не покидал ни на минуту. А если и покидал, то оставлял вместо себя помощника.

Меня Бравлинов, насколько я понимаю, не бил. Нет побоев, нет посттравматического синдрома. Отчего я потерял сознание и упал – сам не понимаю, но я упал. Брали на экспертизу чай – никакого снотворного и вообще посторонних примесей. Обыкновенный дерьмовый чай, который в каждом магазине продают, выдавая за высококлассный. Вопрос с моим падением остался открытым, и не виделось возможности для его разрешения, кроме одного – самого старшего лейтенанта Бравлинова спросить. Но для этого его следовало сначала найти, а потом и задержать.

А на следующий день моему начальству уже начали звонить – городское начальство и еще всякие. Кто только не звонил! Начальство начало давить на меня. А потом позвонил Изот и пригласил на встречу.

Я пошел, хотя мне очень не хотелось этого делать. И везде сказано было одно и то же – плевать на Бравлинова, необходимо узнать имя заказчика. Но имя заказчика может назвать опять только сам старший лейтенант. Найти и задержать. Все то же самое...

А мне, скажу честно, плевать и на Бравлинова, и на заказчика. Мне очень хочется мой кошелек вернуть. Очень хочется.

2. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ СЕРГЕЙ БРАВЛИНОВ, СПЕЦНАЗ ГРУ

Усатый и животастый Хома выпроводил ментов быстро. И даже приветливости к ним не проявил, хотя майор, который был за рулем «уазика», пытался вызвать хозяина дома на добрый откровенный разговор. Кажется, просто ни о чем, просто на случай, чтобы и потом можно было поговорить, как со старым знакомым. Не получилось...

Появление вместе с ментами капитана Рустаева меня не смутило, хотя заставило насторожиться. Есть возможность подстраховать – капитан страхует. Все правильно даже теоретически. Но страховка нужна только тогда, когда есть опасность – это понимает даже ворона, когда учит вороненка летать и отгоняет от него бродячих собак.

Я стоял недалеко от форточки и слышал весь разговор, хотя говорили они негромко. От окна до калитки четыре метра. Если люди не будут шептать, практически все услышать можно. Хома повел себя вполне ожидаемо. Я подозревал, что он поведет себя именно так, хотя опасения были, что не все может сойти гладко, и даже готов был в случае необходимости стремительно и бесшумно на мансарду подняться, откуда легко покинуть дом через балкон, выходящий на другую сторону. Но человек с психограммой Хомы, составленной специалистами, изучившими его поведение за последние двадцать с лишним лет жизни, не может сотрудничать с ментами, не может просто так «сдать» им человека даже при том, что человек этот разыскивается как убийца не кого-то, а известного уголовного авторитета, хорошего знакомого Хомы, с которым они когда-то вместе срок отбывали. Вывод был психологам ясен – Хома скорее всего захочет меня «сдать», но не ментам, а другим уголовникам. А может и не захотеть даже этого, потому что сам от криминального мира все последние годы старательно отходил. Ему жена в этом помогала, и он стремился не обмануть ее ожидания. Если дело повернется таким неторопливым образом, мне придется самому обратиться к нему с подобной просьбой. Правда, здесь у наших психологов есть небольшой прокол. Согласно психограмме Хома не должен иметь пистолет. Человек, который старательно уходит от криминального мира, пистолет в подмышечной кобуре не носит не только потому, что сейчас на улицах жарко, а для скрытия кобуры приходится надевать «ветровку». Ему просто нет необходимости носить с собой пистолет. Но я не знаю всех последних обстоятельств личной жизни Хомы, хотя с основными этапами его биографии познакомился.