Читать книгу "1991. Измена Родине. Кремль против СССР - Лев Сирин"

– Запрет трогать Шевченко был внутриведомственным конфликтом и нежеланием бросать тень на МИД или в Москве его берегли агенты влияния во властных структурах?

– Мне сложно сейчас сказать, почему мне не разрешали трогать Шевченко, но я знаю, что влияние самого Шевченко на наших руководителей было достаточно высоким. Он и его семья были в очень близких отношениях с Громыко. Кроме этого у Шевченко была еще группа хороших знакомых на разных должностях и в разных позициях, которые могли ему подыгрывать, оказывая влияние на наших руководителей, которые рассматривали мои материалы по Шевченко. Потом, поскольку Шевченко проработал в Нью-Йорке большой промежуток времени, мои предшественники, которые там с ним общались, тоже чувствовали себя немного связанными, боялись получить выговор, если что-то всплывет, и не поехать потом за границу. Это естественные вещи… Бывают в жизни, к сожалению, такие истории. (Вздыхает.) Трояновский (советский дипломат, следующий, после Шевченко, представитель СССР в ООН. – Авт.) тогда меня прямо спросил: «А что, разве не может советский человек выбрать себе новую родину?» Я ему ответил: «Родина – одна, можно сменить место жительства». И нажил еще одного недруга.

– Тогда, быть может, одной из внутренних причин гибели Советского Союза было то, что, как вы выразились, «работа наших руководителей по использованию установленных нами связей в политических интересах государства в какой-то мере была ослаблена», что, говоря простым языком, означает: информацию разведчиков принимали к сведению, но использовать не спешили. Вы ощущали политический или дипломатический эффект от своей работы?

– В принципе ощущал, и даже бывал на приемах у наших руководителей, которые знакомились с результатами работы нелегальной разведки и принимали на ее основании решения, но, с другой стороны, скажем, в моем личном деле, как мне говорили, есть резолюция еще самого Никиты Сергеевича Хрущева, которого в 1960-х годах я, как резидент советской разведки в Китае, предупреждал о готовящихся столкновениях на Даманском, а Хрущев на материале с этой моей информацией написал: «Не верю». А ведь мы тогда специально отправили людей в район сосредоточения китайских подразделений напротив Даманского, где тогда жили бывшие белогвардейцы; эти люди встретились там с нашим древним «источником», который рассказал, что китайцы прогнали его с собственной пасеки, построили на ее месте гигантский ящик с песком, в котором воссоздали всю территорию по ту сторону границы, которая принадлежала СССР, и проводят там военные учения.

После этой информации мы изучили положение дел на китайских железных дорогах – какие и куда осуществляются перевозки, поговорили с иностранцами, а окончательный вывод, к сожалению, оказавшийся верным, нам помогло сделать одно обстоятельство. У меня была встреча с представителями концерна «Крупп», которым мы поставляли водку и которых по целому ряду вопросов обхаживали китайцы, и один из этих представителей мне прямо сказал: «Вы что – слепые? Не видите, что китайцы делают? А я вижу, потому что я – «Крупп», я – сталь, а сталь – это война!» Вот и весь разговор, который тем не менее переполнил чашу наших догадок. Мы обобщили информацию и сделали вывод: следует ожидать вооруженной провокации в районе Даманского. Но Хрущев нам не поверил.

Заместитель покойного Александра Михайловича Сахаровского (в то время руководитель ПГУ КГБ СССР. – Авт.) генерал-лейтенант Мортин, который в это время сидел на его месте, когда я приехал в отпуск и с ним встретился, сказал мне: «Слушай, ты меня в инфаркт вгонишь своими телеграммами!» (Смеется.) Его можно понять, была ведь трудная обстановка. В Китае шла культурная революция, все больше и больше приобретающая антисоветский и антирусский характер, в которой, кстати, активно участвовали бывшие троцкисты, которых выкинули из США и почему-то бросили в Китай; это произошло в разгар маккартизма в конце 1940-х годов. Я с некоторыми из них был знаком. Хорошо знал Анну Луизу Стронг, Ванштейна. Все они хорошо говорили по-русски.

– Было ли с Андроповым у СССР перспектив выжить больше, чем с любым другим советским лидером? Каковы ваши впечатления об Андропове?

– Помню, Семичастный (в начале 1960-х руководитель КГБ СССР. – Авт.) впервые отправил меня на доклад к Андропову, как к заведующему отделом социалистических стран ЦК. Я не ожидал, что встречу в ЦК абсолютно другого, нежели остальные партийные руководители, человека, с которым можно разговаривать, интересного; мы просидели с Андроповым тогда больше четырех часов, он расспрашивал о Китае, а в это время к нему в кабинет заходили и выходили люди, некоторых Андропов оставлял: «Сиди, слушай, тебе это нужно». Андропов, например, читал все: и приятное, и неприятное, а ведь были и такие руководители, которые читали только приятную информацию.

Андропов никогда никому не мстил. Если видел, что у человека что-то не получается, то просто переводил его на другую работу, а если, к примеру, он убирал чекиста, совершившего какую-то ошибку, в другое подразделение, то, получив дополнительное объяснение, почему человек ошибся, мог и изменить свою точку зрения. Помню, как-то во время нашего доклада Андропову Юрий Владимирович сказал, что у него есть другая, отличная от нашей, информация. Я возразил: «Это не так». Андропов говорит: «Сколько надо дней, чтобы проверить, кто прав: я или ты?» «Дней 40–50. Сложные условия»…Крючков меня потом упрекал, зачем я среагировал так грубо, но я сказал, что Андропов с давних пор просил меня говорить только правду. Спустя срок меня встречает тот же Крючков: «Ну как?» «К сожалению, прав оказался я». (Смеется.)

Сейчас ФСБ готовит к выходу книгу «Команда Андропова», куда я написал свои впечатления об отношениях с Юрием Владимировичем, которые озаглавил «Ю.В. Андропов (на партучете в нелегальной разведке)». (Улыбается.) Он ведь действительно был членом нашей партийной организации. Приходил. Но не каждый раз, человек он все-таки был очень занятой.

– Многие говорят, что причиной гибели СССР был ввод войск в Афганистан. Между тем, известны слова 10-го советника по национальной безопасности президента США Бжезинского: «Мы сознательно увеличиваем возможность того, что Советский Союз направит войска в Афганистан». Была ли возможность избежать силового варианта развития событий, не вестись на провокацию? И знала ли об этих словах разведка?

– Знала. Но избежать введения наших войск в Афганистан было нельзя, потому что сами американцы туда активно лезли, выдвигали свои технические наблюдательные посты к нашим южным границам и даже заключили с Китаем соглашение по Афганистану. Так что это была объективная необходимость. Кстати, это был не первый случай, когда мы входили в Афганистан с подобной миссией, а третий или четвертый. Кроме того, мы совершенно не собирались там задерживаться…

– …Действительно в виде документа существовал план вывода советских войск из Афганистана в 1980-м году?

– Да. Я уничтожил этот документ. Спустя несколько лет после ввода войск пришел к Крючкову и говорю: «С 1980-го года у меня лежит такой вот материал, до реализации которого дело не дошло. Что будем делать?» Он отвечает: «Уничтожь». Я и уничтожил. Довольно интересный и хороший документ, который мы готовили вместе с Ахромеевым (в то время первый замначальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР. – Авт.).