Читать книгу "Команда Смайли - Джон Ле Карре"

«Лучшего профессионала я не встречал», – заметил не так давно старик Мендел, бывший начальник старшего инспектора, за дружеской кружкой пива. Мендел, ныне такой же отставной сыщик, как и Смайли, знал, о чем говорил: он, как и старший инспектор, не любил этих чудил-дилетантов, вечно всюду сующихся и притом скрытных. Однако Смайли, добавил Мендел, – другой. Это лучший, просто превосходный куратор из всех, кого когда-либо встречал Мендел, а старик Мендел знал, что говорил.

«Собор», – пришел к выводу старший инспектор. Вот что он такое – собор. Он построит на этом проповедь в следующий раз, когда придет его черед. Собор, созданный в противоречивые эпохи, в противоречивых стилях и убеждениях. Чем больше инспектор вынашивал этот образ, тем больше он ему нравился. Надо будет, придя домой, проверить на жене: человек – это архитектурное творение Господа, моя дорогая, вылепленное рукою разных эпох, бесконечное в своих устремлениях и своем разнообразии... Но тут старший инспектор сдержал полет своей фантазии и разгул риторики. «Может быть, все вовсе и не так, – подумал он. – Может, друг мой, мы поднялись слишком высоко».

Ему бросилась в глаза и еще одна особенность лица Смайли, которую не так-то просто забыть. Позже он указал на это старику Менделу, как рассказал ему и многое другое. Лицо было мокрое. Сначала он решил, что это от росы, но если от росы, то почему же его собственное лицо совсем сухое? Видимо, это не от росы и не от расстройства. Такое случалось и с самим старшим инспектором и с любым, даже самым крутым парнем из команды, – постепенно откуда-то накатывало, и он, как ястреб, следил за симптомами. Обычно состояние это проявлялось, когда речь шла об избиениях детей, о нападении на них, об изнасиловании малолетних, и ты вдруг понимал тщетность всех своих усилий. Никаких истерических рыданий, никакого битья в грудь кулаком и вообще никакого представления. Нет. Ты просто закрывал лицо руками и обнаруживал, что оно мокрое, и ты думал, какого черта, чего же ради умер Христос, если он вообще умер.

«И когда на тебя нападает такое, – сказал себе старший инспектор, чувствуя дрожь по всему телу, – самое лучшее взять денька два отгулов и отправиться с женой в Маргейт, иначе – опомниться не успеешь, как начнешь кидаться на людей, так что можно и покалечиться».

– Сержант! – рявкнул старший инспектор.

Бородатый полицейский предстал перед ним.

– Включить огни, вернуть все в норму, – приказал патрон. – И попроси инспектора Хэллоуиза подойти сюда и доложить. Живо!

Глава 4

Они впустили его, сняв цепочку с двери, и принялись расспрашивать еще прежде, чем он снял пальто, – коротко и пристрастно. На трупе были какие-нибудь улики, Джордж? Что-либо, указывающее на связь с нами? Бог мой, сколько же времени вы на это ухлопали! Ему показали, где можно вымыться, забыв, что он уже знает. Смайли посадили в кресло, и он так и сидел – скромный и уже ненужный, в то время как Оливер Лейкон, главный префект Уайтхолла по связи с разведкой, мерял шагами вытертый ковер, подобно человеку с неспокойной совестью, а Лодер Стрикленд повторял все снова и снова пятнадцати разным абонентам в пятнадцати разных вариантах по старому телефону в дальнем углу комнаты: «В таком случае переключите меня обратно на полицейскую связь, девушка, немедленно», – порой грубо, порой заискивающе, в зависимости от ранга и костюма собеседника. Встреча со старшим инспектором происходила, казалось, век тому назад, а на самом деле прошло всего десять минут. В комнате пахло нестиранными пеленками и застоявшимся сигаретным дымом, и находилась она на верхнем этаже многоквартирного дома в эдвардианском стиле, стоявшего в каких-нибудь двух сотнях ярдов от Хэмпстедской пустоши. Перед мысленным взором Смайли развороченное лицо Владимира сливалось с бледными лицами живых, хотя лицезрение смерти не вызвало у него шока, а было воспринято лишь как подтверждение того, что его собственное существование подходит к концу, что он живет уже вопреки природе. Он уже ничего не ждал. А сидел, точно старик на сельском вокзале, который смотрит, как мимо проносится экспресс. И вспоминает, как ездил раньше.

«В общем, такое – не редкость для любой критической ситуации, – думал он: все галдят наперебой, никто не занимает центрального положения. Один говорит по телефону, другой мертв, третий вышагивает из угла в угол. Несмотря на нервозную обстановку, ничего не происходит, как при замедленной съемке».

Он принялся осматриваться, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом. Побитые огнетушители, предоставленные министерством общественных работ. Колючие коричневые диваны – пятна на них стали немного заметнее. Но конспиративные квартиры, подумал Смайли, не то что старые генералы, – они не умирают. И даже не исчезают.

Внимание Смайли привлекли свидетельства хозяйского гостеприимства, оказываемого агенту, словно их выставили, чтобы оживить посетителя, которого уже не оживишь. Смайли мысленно произвел опись. В ведерке с растаявшим льдом – бутылка «Столичной», любимой водки Владимира. Селедка в банке. Маринованные огурцы, купленные поштучно и уже завядшие. Непременная буханка черного хлеба. Как и все русские, которых знал Смайли, старик редко пил водку без такого хлеба. Две водочные стопки из магазина «Маркс и Спенсер» – могли бы быть чище. Коробка русских папирос – не вскрытая; если бы Владимир пришел, то выкурил бы немало: при нем не было папирос, когда он умер.

«При Владимире не было папирос, когда он умер», – повторил про себя Смайли и мысленно сделал зарубку – завязал узелок на память.

Невообразимый грохот вывел Смайли из раздумий. Мостин, молодой парень, уронил на кухне тарелку. Лодер Стрикленд тотчас обернулся, требуя тишины, у телефона. Но она уже снова воцарилась. Что там, собственно, Мостин готовит? Ужин? Завтрак? Пирог с тмином для поминок? И что он за человек? Кто такой этот Мостин? Смайли пожал его влажную, дрожащую руку и тут же забыл, как он выглядит, – помнил только, что он молодой. И однако же он каким-то образом знал Мостина – во всяком случае, знал людей этого типа. «Мостин – это наша беда», – безоговорочно решил Смайли.

Лейкон, продолжавший вышагивать, вдруг остановился:

– Джордж! У вас встревоженный вид. Не стоит. Мы никоим образом не засвечены. Никто из нас!

– Я не встревожен, Оливер.

– У вас такой вид, точно вы себя в чем-то упрекаете. Я же вижу!

– Когда агенты погибают... – произнес Смайли, но не докончил фразы, да Лейкон и не стал дожидаться, когда он договорит.

Он снова зашагал – человек, занимающийся лечебной ходьбой, которому надо пройти не одну милю. «Лейкон, Стрикленд, Мостин, – думал Смайли под неумолчную барабанную дробь абердинского говора. – Один – доверенное лицо кабинета министров, другой – связной Цирка, третий – перепуганный парень. Почему здесь нет тех, кого это касается? Почему нет куратора Владимира, кем бы он там ни был? Почему нет Сола Эндерби, их шефа?»

Смайли пришли на ум несколько строкОдена, запомнившихся еще с тех времен, когда ему было столько же, сколько сейчас Мостину. «Восславим того / что стоит по вертикали / хотя ценим того / что по горизонтали». Или что-то в этом роде.