Читать книгу "Во имя Ишмаэля - Джузеппе Дженна"

— Он умер от первого выстрела. — Врач протянул Лопесу пару перчаток, другую надел сам. — Два выстрела, первый оказался смертельным. Второй — бесполезный, его сделали секунд через двадцать после первого. С близкого расстояния в отличие от первого: возможно, это был контрольный выстрел.

— Значит, в первый раз стреляли не в упор?

— Нет. Но попали с точностью до миллиметра, целились в левый висок. Он упал ничком и разбил лицо о тротуар. Сломал резцы, они остались у него во рту. Очень меткое попадание. Тот, кто стрелял, умеет стрелять.

— А второй выстрел?

— Как я уже говорил, вероятно, это был контрольный, его произвели спустя несколько секунд. К нему подошли близко, на этот раз стреляли в упор, в затылок. Осколки костей остались в черепе, пуля вышла через левый глаз.

Труп, казалось, смотрел в пустоту оставшимся глазом, голубоватым, водянистым: синюшное лицо, приоткрытый рот (руки врача раздвигали челюсти во время вскрытия), виден был ряд сломанных зубов и черноватый ручеек крови, свернувшейся внутри под нижней губой, коричневой, набухшей. Ноздри расширены. Большая черная дыра на месте левого глаза, из ушных раковин торчат редкие волоски. Отвердевшие шейные сухожилия. Сверху, на трупе, — сероватая простыня и широкая серая тяжелая клеенка. Голова по сравнению с жестким, прямым телом казалась кривой, непропорционально широкой, словно ненужный придаток. Лопес вдыхал ртом влажный, очень холодный воздух. Где-то что-то капало.

— Но интересны не выстрелы, — сказал врач. Пальцами в тонких перчатках он приподнял серую клеенку, плотную, грубую, огромный пустой кокон, которым было накрыто тело.

Рука врача сжала два темно-фиолетовых пальца, подушечками кверху. Два надувшихся темно-фиолетовых пузыря. Лопес вопросительно взглянул на врача.

— Отпечатки пальцев стерты. Щелочью. Она уничтожает линии, но оставляет целой нижнюю часть дермы. Восстановить отпечатки невозможно.

— Так поступают обычно нелегальные иммигранты.

Врач с приподнял одну бровь:

— Да, но он не был нелегальным иммигрантом.

Лопес сделал шаг назад, снова оглядел застывшее, перекошенное лицо убитого. Патологоанатом был прав. Это не иммигрант. В крайнем случае славянин. А может — откуда-нибудь с севера. Кожа, уже потрескавшаяся во многих местах и вздувшаяся волдырями на шее и на запястьях, была светлой, почти серой. Волосы, тонкие, светлые, редкие, спутались, завязались колтунами на затылке. В общем, Лопесу показалось, что он узнал знакомые черты: возможно, это актер, во всяком случае, значительно сходство с кем-то, кого он уже видел.

— И есть еще кое-что.

Врач отпустил руку убитого, и она повисла в воздухе, как безвольная, резиновая, кривая, запястье вывернуто на девяносто градусов — неестественное положение. Которое произвело впечатление на Лопеса: он долго смотрел, как запястье очень медленно перекручивается обратно и встает на место, как сложенная клеенка, расправляющаяся до исходного положения. А врач уже приподнимал тяжелое серое полотно…

Теперь мужчина лежал перед ними голый: вздутый, неприятный живот, контуров внутренних органов не видно. Редкие белесые волоски слегка вздыблены. Он был очень-очень белый, и на фоне этой белизны выделялись длинные темные полосы, синяки и кровоподтеки, и все тело неожиданно стало напоминать единую бесформенную массу, как у глубоководных рыб, которых Лопес видел в каком-то документальном фильме.

— Это — синяки?

— Синяки. Удары ремня. Ссадины. Самые заметные — на спине. — Врач медленным, ловким движением толкнул тело, оно тяжело перевернулось. Спина была лиловая и влажная. Четыре глубокие раны параллельно рассекали область между лопатками, которые оказались особенно синюшными, как при засосе.

— Глубокие царапины. По своей болезненности такая царапина сопоставима с удалением зуба. Над ним издевались. И не только снаружи.

— Как это?

— Мы заметили только под конец вскрытия. Встает проблема очистки внутренних органов… Когда мы обследовали ректальный канал… В анальном отверстии — признаки микроссадин и следы кровоизлияний поглубже, очень глубоко… Предметом, вероятно, небольшого диаметра, но очень длинным.

Лопес сжал челюсти и при этом посмотрел на стиснутые челюсти трупа, прижатые к металлической поверхности стола, на его расплющенный нос с запекшейся кровью внутри, на пулевое отверстие в затылке.

— Вы обнаружили сперму?

— Нет. Но есть следы смазки… Среди прочих компонентов — вазелин…

— Может, это — дело рук гомосексуалистов?

— Сомневаюсь.

— Почему?

— Обычно гомосексуалисты не пользуются такой смазкой. Они применяют обезболивающие средства, да и то только в случае проникновения рукой, или кулаком, или крупными предметами. Fist fucking. При сильном расширении. Повторяю вам: здесь речь идет о предмете скорее длинном, чем толстом.

— За сколько времени до убийства?

— Вы имеете в виду проникновение?

Лопес кивнул.

— За три, может, четыре дня. Обнаруженные нами следы имеют давний характер. Ссадины уже заживали. Свернувшаяся кровь была не очень свежей. Да, за три-четыре дня.

* * *

Они пожали друг другу руки, еще скользкие от перчаточного талька. Лопес сказал, что в тот же вечер пришлет полицейского за заключением.

Механизмы смерти. Тайны ухода из мира. Финальная гримаса отвращения. Швы после вскрытия. Но Лопес не думал об этом, он ни о чем не думал, когда выходил из морга, расталкивая апатичных родственников покойных.

Думал только о синяках на бездыханном теперь уже теле: нелепость. Он думал о новой тайне, снова выходя под проливной дождь, под низко нависшее миланское небо.

Американец

МИЛАН
25 МАРТА 2001
10:00

Потому что в конце все оказывается связанным между собой, или только кажется, что этот так, или кажется, что это так, потому что так оно и есть.

Дон де Лилло. «Подземелье»

Утром Американец наблюдал за вывозом трупа с улицы Падуи. Сначала издалека, тщательно выискивая среди прохожих и полицейских фигуру Старика, которую ни с какой другой невозможно было спутать. Но его не было. Он просканировал взглядом окна домов, окружавших место происшествия: люди, высовывавшиеся из них, не имели ничего общего со Стариком. Остаток ночи Американец провел, бродя под дождем в окрестностях. Никаких гостиниц: там его сразу обнаружат. Встреча с Ишмаэлем предстояла вечером: раньше просить о помощи было невозможно. Слишком рискованно. Лучше уж поезд: провести ночь в поезде, следующем из Милана в Брешию, а потом обратно в Милан. Однако он решил остаться. Вернулся на улицу Падуи, к подъезду, из которого заставил выйти двойника, чтобы попытаться перехватить Старика: там, где «тебя» убили, — наилучшее место найти их. Но там никого не было. В общественной уборной он переоделся. Он уничтожил куртку, теперь на нем был поношенный пуховик и красная шерстяная шапка, как у грузчика. Будь приметным — и будешь надежно спрятан. Ишмаэль, самый скрытный, находится у всех перед глазами, и никто его не видит.