Читать книгу "Время любить - Филипп Эриа"

– А я тоже брассом поплыву.

– Идите, идите, Пейроль,– сказала я.– Да идите же.

Кончилось тем, что, толкаясь, пихаясь, оба плюхнулись в море и вдосталь нахлебались воды, выкрикивая что-то непонятное. Солнце уже встало. "Что ж, прекрасно! – думала я, сидя на берегу.– Лед все-таки тронулся, значит, я вовремя испарилась".

Все утро я бродила вялая, сказались десять дней, посвященных строительным работам, и нынешняя бессонная ночь. Купаться совсем не хотелось. После завтрака я решила прилечь и благословляла сосны, укрывавшие своими ветвями крышу сарайчика, так как становилось жарко. Когда я снова сошла вниз, я увидела, что оба мальчика, лежа на надувных матрасах, которые они оттащили в тень под навес, о чем-то болтают. При моем появлении оба замолчали.

– Я вам помешала?

– Мы о математике говорили.

– Значит, тогда действительно помешала.

И я повернула назад.

– Да нет же, нет, побудь с нами.

Я присела на лежак. Снова наступило молчание. Мальчики смотрели на меня.

– Скажем ей, Жюстен, или нет?

– Как хочешь.

– Тогда скажи ты.

– Лучше ты скажи. Ведь это тебя касается.

– Ладно, скажу.

Рено заговорил не сразу, как будто, уже открыв рот, вдруг осознал всю важность того, что ему предстояло мне сообщить.

– Ну... ты все равно не поверишь.

– О чем в конце концов идет речь? Не томи.

– Ладно. У нас была контрольная по математике. Угадай, какое я занял место.

– Откуда же я знаю? Очевидно, предпоследнее вместо последнего, если ты так сияешь.

– Слышишь, слышишь, Жюстен? Вот уж не угадала. Двадцать третье, мама, а всего сорок.

– Да не может быть! Это же успех! Ты здорово взлетел!

– Я же тебе говорю. Учитель даже не поверил.

– И все благодаря вам, Пейроль.

– Главное, благодаря ему самому,– ответил Пейроль.– Вы же знаете, стоит только по-настоящему взяться...

– Но это целое событие! Я очень, очень рада! Если, Рено, ты и впредь пойдешь такими темпами, можно будет рассчитывать на удовлетворительную отметку?

– На экзаменах? – спросил Пейроль.– Не исключено.

– А сколько осталось до экзаменов?

– Шесть или семь недель,– ответил Рено.– Еще точно не установлено.

– Еще целых семь недель! А как, по-твоему, ты не выдохнешься ?

– Послушай, что я тебе скажу, – проговорил Рено, стараясь быть объективным. – Видишь ли, это началось вдруг. Не очень давно, с неделю назад. Он мне объяснял. А я понял. Знаешь, Жюстен у нас по математике молоток.

– А я ведь вовсе не первый в классе,– сказал Пейроль.– Вовсе не первый. И мне тоже осталось шесть недель.

– Ну разве можно сравнивать. У вас такая программища! По-моему, вы уже всю высшую математику превзошли! Не беспокойся за него, мама, он сверх головы готов. А это не так-то просто. Потому что в интернате сосредоточиться трудно. Ты бы посмотрела, как у них в дортуарах, в классных комнатах.

– Верно,– подтвердил Пейроль.– В интернате никогда не бываешь один, а по-настоящему всегда одинок.

Сообщил ли Рено мне все эти сведения с целью сделать в моих глазах Пейроля еще симпатичнее? Я как-то никогда не задумывалась о жизни Пейроля в интернате. Для меня он был Пейролем вне стен лицея, Пейролем в Фон-Верте, в сарайчике или – в минуту прощания – на маленькой площади их поселка; кроме этой площади, я там ничего и не видела. И вдруг разом разодралась завеса, и я увидела Пейроля – пленника в четырех стенах лицея, одинокого мечтателя за пюпитром в классной комнате, набитой учениками, или ночью вслушивающегося у открытого окна в спящий город. Эта картина сделала для меня образ Пейроля более рельефным, осязаемым, а его слова об одиночестве среди людей, казалось, на миг подняли из глубин его существа того Пейроля, каким был он на деле и какого я не знала. Господи, до чего же бедное у меня порой воображение!

Опершись на локоть, он задумчиво молчал, а я глядела на него. Казалось, он, позируя художнику, нарочно застыл в позе озабоченного юноши, и забота эта, напряжение мысли, расслабляла мускулы тела. Несмотря на возраст, сложение уже мужское, но в нем все-таки чувствуется еще обаяние подростка, я ощутила это особенно сильно сейчас, видя его полуобнаженным. Невольно приписывая ему собственные мысли, я твердила себе, что он измеряет в уме своем тот путь, который ему еще осталось пройти, чтобы получить диплом, такой далекий от исходной точки, а его происхождение... мысль вполне буржуазная, более естественная для меня, чем для него. И та, другая дистанция, социальная, отделявшая его от Рено, делала его мне еще более близким. Я была счастлива, что я попалась ему на пути, мечтала, чтобы представился случай, когда я смогу оказать ему серьезную поддержку. Но тут Жюстен вышел из своей задумчивости, поднял глаза на друга, и я проследила его взгляд. Рено, тоже думавший о чем-то своем, все с той же радостной улыбкой на губах играл в камешки. До сих пор у него сохранилась детская привычка выуживать из песка для своей коллекции маленькие разноцветные камешки, которые он называл солеными конфетками.

– Ох, мальчики,– сказала я.– Как жаль, что нам придется расставаться в воскресенье вечером еще до ужина! А то бы мы непременно спрыснули такое событие.

– Но, мама, тебя же здесь не было, значит, в свой поселок он попасть не мог и предупредил домашних, чтобы его не ждали.

– В таком случае ура! Останемся здесь и выедем завтра на заре, вас это устраивает? Ирма, Ирма, иди сюда. Рено стал хорошо учиться. Отыщи-ка нам бутылочку шампанского к ужину, пошарь по окрестностям. Только, смотри, марочное, а не какое-нибудь пойло. Я бы сама съездила, но тогда я не успею с ними искупаться, а купаться мне хочется. А ну, пошли в воду!

На следующий день, вечером, сидя наедине с Рено, я подала ему новую мысль: до экзаменов пригласить Пейроля жить у нас. В смысле работы это будет выгодно обоим (меня и мою диковатость мы, конечно, в расчет не брали), и, раз уж взята первая математическая твердыня, успех следует закрепить. Рено слушал, что-то соображая про себя, что-то мямлил, пока я не сказала ему: "Если ты согласен, то сам его пригласишь, предложение, в сущности, исходит от тебя. Знаешь, эта мысль пришла мне в голову вчера вечером у моря, когда ты оставил его ночевать". Роль гостеприимного хозяина, видимо, польстила Рено, но важно другое – я заметила между ними все признаки зарождающейся дружбы, без чего совместное проживание под одной крышей вряд ли было бы особенно приятным.

На переговоры с лицеем и поселком ушла неделя; я взяла напрокат второй мопед сроком на два месяца, и юный лигуриец с картонным чемоданчиком обосновался у нас в Фон-Верте в нижнем этаже, в так называемой комнате для гостей. Находилась она прямо под моим кабинетом, попадали в нее из залы, а примыкала к ней одна из наших четырехугольных башенок, переоборудованная под душевую. Впрочем, в смысле гигиенических навыков Пейроль был безупречен, что я сумела заметить в первый же день и вывела отсюда заключение, что в наши дни неравенство бытовых условий стирается благодаря занятиям спортом и связанными с ним водными процедурами; и таким образом люди, живущие в деревнях, догнали в смысле гигиены горожан. Во всяком случае, молодежь.