Читать книгу "Синдром отсутствующего ёжика - Наталия Терентьева"

Если бы, если бы… Что об этом думать! Все случилось, как случилось. Вадик был в ужасе, узнав, что девушка, которая ошибочно принимала его приглашения переспать с ним за объяснения в любви, собирается зачемто рожать. И когда родилась Ийка, он никак не мог взять в толк, почему должен теперь думать о комто другом, кроме себя. Но самое главное было не в этом. Я любила какоето время Вадика, а он меня – нет. Мало ли девушек может встретиться в двадцать пять лет! Под давлением своих порядочных родителей и на удивление единодушных друзей он сделал мне предложение, но ни одного дня больше не радовался рядом со мной.

Его раздражало, как я ем, как краснею, как у меня весной выступают веснушки, как непослушные волосы вылезают из любой прически, из самого тугого хвоста. Он кривился, когда я читала детективы, и искренне недоумевал, видя у меня книжку Бунина или Чехова. Он любил жареную рыбу, а я – вареную куриную грудку, он терпеть не мог запах моих любимых духов, нежных и ненавязчивых, а я – запах свежего чеснока, без которого Вадик не обедал и не ужинал.

Если бы разводы были запрещены, мы бы и дальше жили – в разных комнатах или по разным углам одной гостиной (она же спальня, и столовая, и домашняя библиотека). А так – каждый обрел свободу и возможность жить без ненависти и без привычного, утомительного и удручающего вранья. «Ты почему такой сегодня?» – «Да нет, я просто устал». – «А вчера?» – «И вчера устал». – «А завтра тоже устанешь?» – «Вот ты и накаркала…»

Первое время мне было плохо и пусто без него. А когда это прошло, довольно быстро, я все никак не могла взять в толк, глядя на бывшего мужа, – а без чего же именно мне было плохо. Меня теперь тоже раздражало, как он смеется, беззвучно открывая рот, как жует, долго перекатывая еду во рту, как у него блестят жирные редкие волосы и все больше и больше с годами открывается неровный, шишковатый череп. И когда я представила, что вот так он, бедный, четыре года, что мы жили, не любил меня, мне просто стало его жалко.

У меня даже стало изредка появляться подобие доброго чувства к Вадику. Он не забывает Ийку мне не приходится напоминать ему об алиментах (или забыть о них раз и навсегда), он может, расщедрившись, дать ей побольше денег на лето и купить хорошие туфельки…

Да, вот я, кажется, и поймала сама себя. Такая ведь простая арифметика. Не я ли приучила Ийку к мысли, что иметь хорошие туфельки лучше, чем плохие? Не я ли объясняла ей, что нужно уважать папу и благодарить его за подарки и проведенное весело время? Так могла ли она поступить иначе, чем поступила сейчас? Не знаю. Для менято самой туфельки – дело десятое. И я думала, что мне удалось именно так воспитать Ийку.

После приема я сразу пошла на вызовы, продолжая время от времени набирать Ийкин телефон. Он был отключен, что меня очень настораживало. Ийка обычно онлайн. У нее всегда удивительным образом находятся темы для бесед с девочками и мальчиками из класса, с дачи. С ней очень приятно разговаривать. Не знаю, что она пишет в ответ, но когда ей звонят, Ийка все больше молчит, лишь иногда негромко смеясь и говоря: «Правильно, ты все правильно говоришь». Чтобы она рассказывала о себе, я не слышала ни разу.

Получается, я вообще мало что знаю о своей дочери. Я ведь даже не подозревала, какие планы зреют у нее в голове. Но ее решение не было экспромтом. Она собрала все нужное, очень предусмотрительно взяла вещи на лето, все учебники и тетрадки – так, чтобы не было лишнего повода зайти домой.

Ийка не собирается возвращаться. Но думать об этом невозможно. Я не смогу жить с ощущением бессмысленности проигранной жизни. Проигрыша в главном. Ведь Ийка – это часть меня, самая важная, драгоценная, лучшая… За пятнадцать лет я расставалась с ней самое большее – на день, на два, когда не приезжала вечером на дачу, где она жила все лето с дедушкой и бабушкой. И даже если Ийка выросла и перестала быть моей частичкой и оторвалась от меня насовсем, вдруг в одночасье признать это и смириться – невозможно.

Глава 4

Я постаралась нигде зря не задерживаться и уже к четырем часам была свободна. По дороге я сняла немного с карточки, на которой за год потихоньку собираются деньги на отпуск и на хороший подарок ко дню рождения Ийки. Пока я стояла на остановке, я смотрела на маленькую девочку, чемто похожую на Ийку, когда она только пошла в школу, и размышляла о том, зачем всетаки Хисейкину нужно было брать Ийку в гувернантки. Неужели не нашлось во всей Москве другой девушки на такую работу? Или это воспитание детей в американском духе? Папа гребет деньги лопатой, а детишки моют чужие машины, прежде чем взять папину лопату в руки. Но Ийка вовсе не избалована, ейто не нужно проходить подобную школу жизни.

Цена компромиссов. Вот она, цена компромиссов, о которых я все думала и думала. И все соглашалась на них и соглашалась. Чтобы Ийка слаще ела, чаще видела меня дома… Я не ушла из поликлиники, даже когда там платили копейки, – было таких несколько лет. Я разрешала ей встречаться с Хисейкиным, когда он этого желал. А может, не надо было? Но ведь я знаю столько историй, когда запретный папочка становился тайным детским мифом!

Не важно, что какойнибудь папа ушел посвински, бросив совершенно беспомощную, неприспособленную к жизни жену с трехлетним ребенком, поделив при разводе ровнехонько, до копеечки, все, что было. И теперь вовсе не желает знать, как растет, чего боится, о чем мечтает его дитя. Дитя же твердо себе придумало: «У меня гдето есть папа. Мой папа!.. Как же мне плохо без него!» Даже если мама дает все – и любовь, и тепло, даже если сумела, в отличие от меня, найти способ зарабатывать много денег.

То, что находится на расстоянии и недоступно, с годами приобретает устойчивую мифологическую окраску, золотисторозовую. Особенно если мама поступает благородно и не рассказывает гадостей о навеки отчалившем отце.

Я не хотела, чтобы занудливый, жестокий и самовлюбленный Хисейкин был для моей Ийки сладким мифом. И вот тебе на. Все получилось наоборот. Он стал для нее, несмотря на свою вредность, скаредность, занудливость и отвратительный блеск шишковатого черепа, хорошим, желанным другом. А я…

А я должна радоваться, если радуется мой ребенок, и не подминать его эгоистично под свои «хочу» и «не хочу» – напомнила я себе прописные истины педагогики и постаралась сосредоточиться на чемто конкретном. Например, на том, как мне все же найти Ийку, иначе за оставшиеся несколько дней ее весенних каникул (она как будто специально время подобрала!) я незаметно сойду с ума. Просто сидеть и ждать, что будет завтра, я уже больше не могу.

Я заранее узнала адрес Центральной справочной службы, где можно разыскать любого человека в России, если он живет под своей настоящей фамилией и хоть гдето зарегистрирован. Приехав туда, я заполнила бланк и пошла прогуляться. Через двадцать минут мне сообщили, что Вадим Хисейкин не проживает ни в Москве, ни в Московской области.

И наивно было полагать, что в нынешние времена за двести рублей можно получить справку с точным адресом небедного и не самого законопослушного москвича… Наивно… или же просто глупо? Как многое из того, что я делаю в этой жизни.