Читать книгу "Зеркало любви - Наталия Вронская"

Ваша М.»

7

Свое письмо Маша легкомысленно отослала ближе к вечеру следующего дня с дворовым мальчишкою Алексею Ивановичу. На ее счастье, письмо попало в руки адресата, и никто не полюбопытствовал, кроме него, прочесть бумагу. Но произошло это именно в тот вечер, когда с Ловичем случилось то, что впоследствии подтолкнуло его к особо скорым переменам в жизни.

Общество игроков собралось в тот вечер у ротмистра. Письмо, врученное ему мальчишкою, Алексей небрежно сунул в карман и продолжил метать банк. Против него понтировал молодой корнет Иволгин, недавно переведенный в их полк. «Дуэль» меж ними продолжалась уже с полчаса. Лович, против обыкновения, все проигрывал нынче. Решив рискнуть в последний раз и проверить судьбу, Алексей кинул Иволгину:

– Поставь ва-банк.

Корнет кивнул и ответил:

– Идет девятка.

Лович докинул талью. Карта была дана. Алексей вынул бумажник и тотчас отдал деньги сегодняшнему счастливцу. Однако проигрыш сильно разозлил его. Теперь он рассчитался по чести, но больше денег этому молокососу он платить не собирался. Меж тем корнет пришел в неописуемый восторг, а всеобщее веселье и подбадривание еще более подзадоривало его. Он потребовал играть далее. Лович, затаив злобу, продолжил метать. Игра шла далее.

– Атанде![4]– в какой-то момент крикнул ему Иволгин.

Вокруг все затаили дыхание.

– Дай туза! – заявил корнет.

Лович положил тут карты на стол, засучил рукава и, выставив кулаки, с улыбкой сказал:

– Изволь![5]

– Что за дурная шутка! – вскричал корнет.

– Да ведь ты хотел туза? – преспокойно ответствовал ему Лович.

Иволгин, глубоко уязвленный, бросил ротмистру:

– Постой же. Теперь я дам тебе туза!

– Господа, господа! Успокойтесь! – раздавались вокруг восклицания.

– Стреляться… – процедил Иволгин.

– Бога ради… – ответил Лович.

– Ну нет, нет! Мировую! – приятель Иволгина Завадский обхватил корнета за плечи и начал нашептывать ему что-то.

Потом Завадский поднял голову и сказал:

– Дурная шутка слишком затянулась. Я полагаю, Лович извинится…

– Ни в коем случае! Я извинений не приму! – продолжал упорствовать корнет.

При этих словах Лович, улыбаясь, достал пистолеты. Иволгин решительно направился к двери и открыл ее. Оба вышли вон, за ними последовали четверо офицеров, добровольно изъявивших желание быть секундантами.

– Да что же это, господа! Разве так можно! – увещевал их Завадский. – Следует обождать хотя бы до утра. И стреляться не здесь…

– Нет, непременно нынче же! – В голову корнету ударило выпитое за вечер вино, и он не в силах уж был остановиться.

К тому же он был сильно уязвлен, а репутация Ловича не позволяла так спустить всю эту историю. Это было бы сильным ударом по чести корнета, как он это понимал.

– Господа, ну примиритесь же… Право, дурно, из такого пустяка… – продолжал свое Завадский.

– Я в снисходительности не нуждаюсь, – твердо ответствовал Иволгин. – И это вовсе не пустяк.

– Как желаете, – отвечал Лович.

Противники встали друг против друга.

– Знай, что если ты не попадешь, – сказал вдруг корнет, – то я убью тебя, приставив пистолет ко лбу!

Лицо молодого человека пылало, на лбу выступила испарина.

– Когда так, так вот тебе, – ответил Лович, протянул руку и выстрелил.

Пуля вошла корнету в бок. Тот упал на землю и выронил пистолет.

Рана была смертельной, что вскоре и удостоверил доктор. Молодой человек был еще жив и, возможно, проживет еще несколько дней, как объявил доктор. Но дела Ловича были плохи. Его не взяли под арест сразу же, но со смертью корнета для него все бы кончилось. Тем более стрелялись они явно, почти на глазах у всего полка.

И только тут, глубокой ночью, Лович вспомнил о Машином письме. Он был спокоен и рассуждал совершенно так, как если бы ничего не произошло и никакой дуэли не было. Он не волновался совершенно и не размышлял о будущем, о последствиях для себя нынешней выходки. Лович два раза перечел письмо и тяжко вздохнул, изумляясь про себя такой доверчивости обстоятельствам. Он никогда не позволял, чтобы случайности имели над ним власть. Вручить свою судьбу дворовому! Это же надо! И, потом, написать столь откровенное письмо ему, Алексею, на это способна только вовсе лишившаяся разума от любви девица.

Алексей прошелся по комнате и задумался. Конечно, он имел виды на Марию Михайловну. Но брак этот был ему выгоден лишь в случае полнейшего согласия ее родителя, иначе… Иначе он лишался Машиного приданого, а на что ему жена без приданого?

«Нет, я вовсе не такой негодяй, – усмехаясь думал Лович, – чтобы лишать девушку привычных ей удобств!»

Супружество! Ему нынче при любых обстоятельствах жену содержать будет не на что, а женщине потребуются и новые наряды, и удобная квартира, и всякие мелочи… А потом пойдут дети. И все эти хлопоты с лекарями да повивальными бабками, а ведь это все деньги! Обычного его способа заработать на жизнь карточной игрой тут будет недостаточно. Ему едва на себя хватает… Впрочем, с другой стороны…

Тут мысли Ловича приняли несколько иной оборот.

С другой стороны, отказываться от Маши вовсе ему не хотелось. Такая красавица, как она, не часто встречается в жизни. Ведь жениться только из-за денег он никогда не желал. Иметь влечение к жене тоже немаловажно для счастливой и безоблачной супружеской жизни.

Видение красивого лица Маши, ее стройной фигуры, которой он всегда отдавал должное, отдалили его от денежных расчетов и невольных хозяйственных забот, которые появились в голове вслед за мыслями о браке.

Вот если б можно было заполучить девицу, но обойти стороною обязательства… Вот это было бы совсем недурно! Это было бы просто по-гусарски!

Алексей усмехнулся. Столь игривые мысли приходили ему в голову впервые. Впервые, по отношению к Маше, разумеется, ибо проделок с прекрасным полом совершил он в былые времена без счета. Кутила, мот, порядочный распутник – все это был он, и только Маша, пожалуй, не замечала этого. Недаром теперь ни одна маменька в округе не заманивала его в сети для своей дочери. Офицеры же полка и вовсе не имели сомнений на его счет. Все самые неприглядные истории, случавшиеся в полку, происходили не без его участия. Дуэли тут в расчет уже не брались, хотя Лович участвовал в паре скверных историй, выполненных не по правилам, которые удалось замять. Но азартные игры, пари, легкомысленные женщины – все это занимало его и в столицах, и в провинции. И все вокруг знали о его слабостях.