Читать книгу "Дождь из высоких облаков - Сергей Алексеев"

– Я уже делал тебе предложение! Целых два раза!

– Когда, сэр Дюк? Ты ничего не путаешь? Может, это было с другими женщинами?

– Петрова, кончай дурить. Ты ничего не помнишь?

Она упала в кресло-качалку перед холодным камином, щелкнула пальчиками.

– Говори!

Илья чувствовал себя отвратительно, видя, что все серьезное непоправимо разбавляется ее игрой, как мед дегтем, но знал, что иного тона Надя сейчас не потерпит. Он был вынужден продолжать неуместную игру и этим тяготился.

– Первый раз в пятом классе.

– Так, напомни событие!

– Мы с тобой дежурили. Мыли пол в классе...

– Мыли – помню...

– Это было перед Новым годом. Я сказал, что ты мне понравилась с первого взгляда. И что я хочу на тебе жениться.

Надежда внимательно, с печальным и искренним недоумением посмотрела на него:

– Честное слово, не помню, Илья!

– Конечно не помнишь. Потому что ты тогда писала записки Боцману.

Она просияла:

– О, Витя Климашкин! А ты не знаешь, где он?

– Где же Боцману быть? Мичманом служит на Северном флоте... Ты же не ходишь на вечера встречи. А в прошлом году было ровно десять лет, как мы закончили школу. Витька приезжал, весь в значках, аксельбантах. Про тебя спрашивал.

– Не люблю встречаться с прошлым. – Она покачалась в кресле. – И что же я ответила тебе?

– Дословно? – Илья навис над креслом.

– А ты помнишь дословно?

– Такое не забудешь. «Терпеть не могу очкариков, – сказала ты. – В очках они все слишком серьезные, но очень смешные, когда их снимают».

Надежда помедлила и подняла к нему лицо.

– Это я была такая умная в пятом классе?

– Не по возрасту...

– Ладно, а когда ты сделал второе предложение?

– На выпускном вечере. Это ты должна помнить!

– Покачай меня, – вдруг попросила Надя, устраиваясь с ногами в кресле. – Если бы топился камин, было бы очень уютно.

– Я сейчас затоплю!

– Не нужно, качай!

– Как скажешь. – Он стал старательно раскачивать кресло.

Надежда прикрыла глаза.

– На выпускном я сказала, что буду поступать на факультет журналистики.

– Да, и в связи с особым характером работы лучше всего быть незамужней.

Она встрепенулась, спросила с возмущенной горечью:

– Неужели я была такая глупая?

– Не по возрасту...

– И ты готов сделать мне предложение в третий раз?

– Бог любит троицу.

Надежда внезапно вскочила и пошла в глубь пентхауса, попутно отталкивая скользящие по направляющим перегородки. Илья остался на месте, ибо бежать следом было бы нелепо. Стоял с поникшими плечами, смотрел на ее удаляющийся силуэт и еще больше сутулился. Стук каблучков сместился вправо, и скоро она появилась откуда-то сбоку.

– Нет, сэр Дюк, ты еще не готов, – сказала жестко. – Не вижу цветов, не слышу слов о любви...

– Сейчас будут цветы и слова, Петрова!

– Не спеши. У тебя есть еще девять дней. Приготовься как следует.

– Почему девять?

– Столько времени придется отрабатывать на Останкино. – Надежда привычным жестом закинула сумочку за спину и пошла к выходу. – А там, сам знаешь, особый характер... И лучше быть незамужней...

– И ты сейчас вот так... уйдешь? – Мгновенно погасший Илья не мог скрыть растерянности. – Я заказал ужин из ресторана, цветы! Надя?

У двери она обернулась:

– А ну, сними очки!

– Зачем?

– Сними!

Илья опустил голову, неловко сдернул очки и, помедлив, взглянул на Надежду. Она смотрела на него грустно и радостно.

– Да, я всегда была глупая... Ты совсем не смешной, а очень даже милый. – И погладила его по щеке. – Ну потерпи еще немного, не сжигай мою лягушачью шкуру.

– Надя! – Он схватил ее руку, она вырвала ее.

– Все, не провожай меня!

И скрылась за дверью.

Возле издательства они разминулись всего на несколько секунд: Надежда уже села в такси, когда увидела подходившего к воротам Ивана. Она не ожидала такого оборота, на мгновение замерла, потом толкнула дверцу.

– Что такое? – встревоженно спросил водитель.

– Погодите минуту...

Но не вышла – передумала в последний момент. Дверца хлопнула.

Иван позвонил в калитку и ждал, засунув руки в карманы длиннополого кожаного плаща. Охранник, только что проводивший Надежду, не появлялся, а, видимо, включил двустороннюю связь: Иван что-то заговорил в белый кружок микрофона.

Его не впускали. Озябший на ветру, он ждал и что-то снова говорил, пока наконец не вышел охранник. Иван показывал ему удостоверение и опять что-то объяснял.

Надежда смотрела на него, прислонясь виском к стеклу, и ничего, кроме бабьей жалости, не испытывала.

– Поехали, – скомандовала наконец водителю и взглянула на проплывающий мимо салон для новобрачных.

Тот с пониманием вздохнул и вырулил на дорогу...

Таксист сочувствующе поглядывал на пассажирку в зеркало заднего обзора.

– Возле углового дома остановите, – попросила Надежда.

Машина остановилась. Она подала деньги.

– Вас подождать? – вдруг спросил таксист.

– Нет, спасибо.

– Но вы ведь не здесь живете?

Она насторожилась, чуть поспешно отворила дверцу, бросила грубовато:

– С чего вы взяли?

– Обычно просят подвезти к подъезду...

Надежда захлопнула дверцу и не оглядываясь направилась во двор.

Синие ветреные сумерки, низкие тучи, предчувствие холодного осеннего дождя...

Во дворе того самого сталинского дома Надежда не спеша прошла мимо одного подъезда, а возле другого, среднего, остановилась, дернула за ручку – нет, кодовый замок...

Она отошла в глубь двора, остановилась и посмотрела на окна четвертого этажа с балкончиком.

Только в трех окнах было темно...

Надежда с оглядкой приблизилась к одной из «ракушек», но тут из подъезда вышел мужик с мусорным ведром и спугнул ее. Она отступила к качелям, проверила платочком, чисто ли деревянное сиденье, села и начала тихо раскачиваться.

И вместе с нею раскачивались три темных окна...

Потом ей стало холодно, замерзли руки на железных прутьях. Она остановила качели и принялась дышать на пальцы. На улице зажглись фонари, отчего во дворе стало еще темнее. Надежда порылась в сумочке, нашла фонарик-зажигалку, попробовала – горит. Затем осторожно пробралась к «ракушке», огляделась и, прильнув к щели, посветила...