Читать книгу "Ведьменыш - Олег Шишкин"

До аппарата было метров двести, но и отсюда было видно, что на поляне возвышалась шаровидная конструкция на четырех металлических опорах. На вершине вращался прожектор. Его свет задевал обшивку, склепанную из наложенных друг на друга металлических кленовых листьев.

По «экватору» шли перила из хромированных труб со стойками.

Вершина шара слегка выдавалась и чем-то напоминала самолетную кабину. Там в квадратных иллюминаторах мерцал матовый голубоватый свет. Прямо под одним из окон вырисовывался похожий на пушку прибор.

При приближении он ожил – из широкого металлического стержня высунулся еще один и угрожающе выгнулся наподобие перископа. Николай и Оля вздрогнули, когда он стал с ускорением вращаться. За каждым поворотом следовала слепящая фиолетовая вспышка и неприятный ритмичный скрип.

Они хотели обойти шар, но вдруг обнаружили открытый овальный люк и опущенную металлическую лесенку, упиравшуюся в землю.

Виднелся и тускло освещенный коридор, и подвешенный над крышкой люка стеклянный баллончик, мерцавший голубоватым газом. Внутренние стены были цвета слоновой кости.

На секунду померещилось, что в люке метнулась тень.

Кто-то словно приглашал пройти, но сам затаился.

– Там точно кто-то есть! – прошептала девушка. Но Николай даже не шелохнулся. Он завороженно смотрел на люк и крепко сжимал руку спутницы.

Со смешанным чувством страха и интереса оба взялись за поручни и стали подниматься по лестнице.

Коридор за люком оказался шире проема, стены и потолок соединялись по типу арки. Повсюду торчали провода коммуникаций, замысловатый крепеж.

Пройдя первый модуль, Николай с Олей оказались у следующей металлической лестницы, резко уходившей вверх. По ней удалось подняться в кабину. Там было пусто, но чувствовалось – лишь миг назад здесь еще кто-то был.

На полукруглой панели управления светилось множество экранчиков, уложенных словно плитки. По внутренней кромке шли кнопки с разноцветными клавишами и символами.

На экранчиках пульсировали фиолетовые значки. Они то гасли, то вновь загорались, пищали или жужжали словно зуммер. Здесь же, но уже над пультом, располагался широкий обзорный экран. На нем дрожало изображение Уральских гор, сделанное с порядочной высоты.

Над экраном висела звездная карта. Догадаться о ее назначении было нетрудно – она вся лучилась звездочками, точечками и разбегающимися пунктирами маршрутов.

Напротив пульта расположились три маленьких сиденьица, а между ними стояли прозрачные перегородки.

– Смотри, птицы! Птицы! – истерически вскликнула Оля, ткнув пальцем под панель пульта. Взглянув туда, куда она указала, Николай увидел наваленные горкой тела уток и чаек. Они лениво шевелили лапками и дергали клювами. Рядом натекла лужица крови, в которую шофер случайно ступил и заляпал носок ботинка.

– Что здесь творится… – пролепетал Николай. – Зачем им…

Договорить он не успел. Раздался свистящий звук, и на всех экранчиках один за другим стало возникать одно и то же схематичное изображение шарообразного аппарата.

Свист сменил писк, затем металлический грохот. Шар запустил двигатели – до того самого, слышанного ими еще на дороге пугающего звука, накренился и, сорвавшись с места, резко взмыл в небо.

Глава четвертая

Вот тебе и бабушка…

«Строго секретно.

В штаб ВВС.

21 июня

Время – С 18.00 до 18.17

Визуально наблюдался неопознанный летающий объект, по форме напоминающий шар. Он совершил несколько круговых движений по небу. Затем скрылся в сторону Челябинска-70.

Тот же объект наблюдался постом ГАИ, расположенным на шоссе рядом с частью, о чем сотрудниками милиции было сообщено на КПП.

Капитан И.Бузин

Сверено с рапортом дежурного.

Начальник в/ч 25840 полковник

Г. Шершень».

1

Тамара Васильевна Просвирина никогда не летала на самолетах, и ее жизнь была никак не связана со звездами.

Звездочки, правда, украшали клеенку, покрывавшую стеклянную полочку в туалете. На ней и стояла та самая жуткая банка: на дне лежала густым слоем обычная сода, а на ней – рельефно засохший кровавый плевок с коричневатыми зубами.

Зубы ли это были?

Да, самые настоящие зубы, хотя и похожие на обмылки.

Стенки банки покрывали белесые разводы. Рядом стоял граненый стакан с нагло торчащим роговым старушечьим гребнем, меж зубцами которого застряли длиннющие седые волосы.

Еще ближе, но тут же, на стеклянной полочке, неумело приделанной к зеркалу, скособочился помятый и порядком уже просроченный брикет порошка «пресноводной губки бодяги». На упаковке еще можно было разглядеть место и давнишнюю дату, продавленную грубым шрифтом: «Поронайск. 1959 г.».

В стакане стояла и зубная щетка с подгнившей почерневшей ручкой, будто прижженной йодом, а рядом валялся давнишний крем для лица в полностью выдавленном тюбике, навечно оставленном лежать среди всего этого старушечьего добра.

Каждое утро Тамара Васильевна подымала свое усохшее тело и, словно воскресшая мумия, вытянув перед собой дрожащие руки, шкандыбала в туалет.

В зеркале ее встречало сморщенное уставшее личико, всклокоченные после сна волосы, сизый нос с фиолетовыми прожилками капилляров – сетчатых, тонких ниток, расплывавшихся в красных мельчайших точках.

Но что ж тут поделаешь, если время ее прошло и осталось только дожить отмеренное до того последнего мига, когда уж хочешь не хочешь, а надо будет…

О красоте она не думала. Утренняя гигиена не доставляла ей удовольствия. А любование перед зеркалом было просто привычкой, простительным обезьяним рефлексом, который не получилось изжить.

Заведенный порядок ежеутренне продолжался делом, не совсем обычным. Но это дело Тамара Васильевна считала своим долгом, служением и данью высшему закону бытия.

Скрупулезно, с видом озабоченной зубной врачихи, бубня себе под нос, она осматривала хлебницу. И обнаружив там зачерствевшую горбушку или кусок недоеденного плесневелого хлебца, совала их в желтоватый, скукоженный целлофановый пакет. К концу месяца он наполнялся и, бывало, даже рвался на швах.

Верящая в дурные приметы, Тамара Васильевна никогда не выбрасывала хлеб в помойное ведро и назойливо твердила снохе, приходившей к ней делать уборку: «Хлеб в ведро бросать нельзя. Нехорошо это. Грех большой! Говорят, если выбросишь – голод будет. Или еще чего. И ты, Зиночка, никогда так не делай».

Вот потому-то в день, когда целлофановый мешок бывал полон, Тамара Васильевна брала эмалированную миску и долго-долго размачивала огрызки батонов, разбадяживая вязкую массу, мяла мамалыгу и только тогда, когда та превращалась в единую желтую жижу, вываливала в унитаз. Теперь она могла успокоить себя тем, что обманула примету и хлебушек ушел из дому не через помойку.