Читать книгу "Почем фут под килем? (сборник) - Олег Кондратьев"

– Вижу, ты все правильно понимаешь. Молодец! – И уже поворачиваясь, чтобы уйти, добавил, – а вот я бы, как председатель жюри, этому номеру непременно какой-нибудь специальный приз вручил. Ну, там, «За воплощение идеи…» что ли. Знаешь, ведь они предельно точно воспроизвели уже не одно столетие известное в цирковом мире клоунское антре. Да! Вот только внесли одно маленькое, но существенное изменение: в оригинале, так сказать, на нашей «председательской» скамейке тоже должны были находиться подставные лица, а остальная уважаемая публика – хохотать до упада. Что ж, иные времена, другие обстоятельства, новая продвинутая режиссура…

Ландшафтный дизайн

(Памятник)

– Капитана-лейтенанта Гришина к начальнику штаба!

И через пять секунд:

– Товарищ капитан-лейтенант!!!

«Во, разорался! – Анатолий машинально посмотрел на часы: ровно 15–00. – А ведь отсюда до тумбочки дневального метров 50 будет. И еще двое закрытых дверей. Молодец, Лизенко, прямо-таки трубадур».

Офицер неторопливо поднялся с колченогой армейской койки, накинул на плечи перекинутый через спинку стула флотский китель и выглянул в коридор. Это было как раз вовремя, потому что замерший на штатном месте у входной двери старшина первой статьи Федор Лизенко уже сложил рупором обе ладони, поднес их к своему громогласному рту и приготовился выдать третий финальный аккорд истошного крика. Однако, заметив выходящего на казарменный простор своего командира, лишь немного повысив голос, грамотно доложил:

– Только что из штаба рассыльный прибегал. Приказано… немедленно…

Мысль Гришина уже автоматически работала в заданном направлении:

«Наверняка, позвонили бы по телефону, если хотели видеть именно меня одного…»

– Послушай, Федя. – Капитан-лейтенант приблизился к тумбочке дневального. – Рассыльный это на словах передал?

Понятливый старшина тут же отреагировал:

– Не-а. Он журнал распоряжений принес, там все экипажи переписаны. Требовал, чтобы каждый старший лично расписался. Ну… я, это… за Вас… в общем… Рассыльный-то мой земеля.

– Нехорошо, Лизенко! – Голос Анатолия был нарочито строг. – А, если это – война?! Начало боевых действий. И все вы под моим личным непосредственным командованием должны занять круговую оборону, – он обвел взглядом пустое казарменное помещение, – нашей цитадели, а? Тоже вместо меня командовал бы?

Рот старшины расплылся в улыбке. Он служил уже третий год и прекрасно разбирался в настроении начальства:

– Я бы тогда грудью защитил входную дверь. – Развернув широкие плечи и раскинув длинные руки, Лизенко наглядно продемонстрировал, как именно он бы это исполнил. Получилось весьма наглядно. – А потом бы спас Вас.

– А меня-то от кого и зачем спасать? – Недоуменно поинтересовался офицер.

– Так, больше-то некого! А коварный супостат всегда отыщется. Сами же нам рассказывали на политзанятиях.

«Ох, шельма! – Анатолий посмотрел в умное и лукавое лицо подчиненного. – Не зря я тебя тут при себе постоянно держу. Ты меня от многих неприятностей избавил».

Дело в том, что в настоящий момент доблестный экипаж атомного стратегического ракетоносца «К-218» пребывал в состоянии, несколько не свойственном боевой единице могучего Северного флота. А, если точнее, он представлял собой не просто эту самую «боевую единицу», а, скорее, весьма потрепанные останки какого-нибудь заштатного хозяйственного взвода внутритылового обеспечения.

И не было в этой картине ни зловредных происков «коварного супостата», ни сногсшибательного тупоумия высшего военного руководства, ни расхлябанности и безалаберности среднего командного звена. Это был вполне рабочий процесс цикличного использования экипажей, временно не занятых в непосредственном обеспечении боеготовности Флота.

В более понятной интерпретации положение выглядело так. Вернувшись из трехмесячного автономного плавания, полнокровный боевой экипаж, передавал «железо», то есть свою ненаглядную субмарину, другому боевому экипажу, а сам, в полном соответствии с высокими руководящими документами, должен был осуществить «полноценный 28-суточный отдых в предназначенных для этой цели заведениях (санаториях, домах отдыха и т. п.) специализированного типа под присмотром квалифицированного медицинского персонала».

Тьфу, опять канцелярщина! Короче, восстановить в максимально возможной степени утраченное в дальнем походе здоровье. Причем, всеми категориями личного состава: офицерами, мичманами, матросами. И вот тут-то начиналась полная нестыковка.

Офицеров и мичманов группами или поодиночке – причем, по желанию, вместе с семьями – рассовывали во все имеющиеся на тот момент дыры во флотских санаторно-профилактических учреждениях всего Советского Союза. Но с матросами-срочниками так поступить было невозможно. Для них дом отдыха на Северном флоте был один – на Щук-озере, недалеко от Североморска. А экипажей… Становись в очередь и жди!

А офицеры-то уже тю-тю: обнимали жен с детьми на барханистых прибалтийских пляжах, или заигрывали с очаровательными аборигенками кавказских республик, не исключая и привычный ко всему персонал «лечебных» заведений. На кого же бросить дожидающихся своего вожделенного заслуженного отдыха матросиков? А их ведь оставалось человек 20–30, которых не успели – или не сумели при всем старании – распихать по вакантным местам других боевых экипажей.

И тогда на сцене появлялся козел отпущения. Впрочем, это совсем неверное определение. Офицер, который оставался с остатками «боевой единицы» должен был отвечать весьма многочисленным требованиям. Корабельное начальство от такой ответственной миссии увиливало всеми возможными способами. Лейтенанта старшим не оставишь: в дивизии такую кандидатуру даже рассматривать не станут, да еще из вредности определят на эту почетную, хотя и временную должность, самого предложившего. Вот и приходилось изыскивать «унутренние резервы» среди в меру дисциплинированного и ответственного среднего командного звена экипажа.

Подходящими вариантами были какой-нибудь молодой командир боевой части или умудренный пяти-семилетним опытом относительно безупречной службы командир группы в звании капитана-лейтенанта. Всем последним требованиям идеально отвечал Толя Гришин. Наверно, именно поэтому, почетную обязанность командования целым стратегическим экипажем, хоть и в урезанном виде, он исполнял уже второй раз.

Только не надо думать, что жизнь этого полубесхозного экипажа была беспечна, легка и приятна! Забот и хлопот в гарнизоне, никак не связанных с практической боевой подготовкой и обслуживанием материальной части, было, что называется, выше крыши. Ежедневные гарнизонные караулы, штук пять патрульных групп в городке подводников и казарменном расположении; наряд на береговой камбуз, где питается вся флотилия; чистки, уборки и большие приборки на внешних объектах: пирсах, зоне строгого режима, в жилых городках; прием, транспортировка и складирование прибывающих по суше и морем грузов. Работа на гарнизонном подсобном хозяйстве: читай – вынос тонн говна за тремя десятками полуодичавших свиней. Наконец, вылизывание до сверкающей чистоты кошачьих яиц Главного плаца размером с футбольное поле, на котором регулярно проходили строевые смотры, торжественные прохождения, праздничные – и будничные! – парады государственного и сугубо местного значения. Да, всего и не перечесть!