Читать книгу "Близнецы Фаренгейт - Мишель Фейбер"

Продавщица снисходительно хмыкнула, как будто малый ребенок спросил у нее, когда же солнце повалится на землю.

— Оно продолжается вечно, — сказала продавщица. — Это не фильм. Вы видите действительно существующее место — таким, какое оно сейчас, именно в этот миг.

Жанетт попыталась воспротивиться услышанному. На подоконник заскочил воробей. Совершенно и полностью настоящий, живой. Открыл крохотный клювик, чирикнул, тряхнул крылышками и сронил пару пушинок.

— Вы хотите сказать… я гляжу в чей-то сад? — спросила Жанетт.

— Примерно так, — ответила продавщица, открывая кожаную папку и перелистывая в ней пластиковые страницы. — Это спутниковая трансляция, которая ведется из… сейчас, постойте, из поместья Олд-Приори, Нортуорд-Хилл, Рочестер. Вы видите то, что происходит там в эту минуту.

Жанетт вдруг сообразила, что рот у нее разинут, совсем как у идиотки. Она закрыла его, нахмурилась, стараясь придать себе вид цинический и равнодушный.

— Ну, — сказала она, глядя на луг, — не так уж и много чего там происходит, верно?

— Да, вы правы, — согласилась продавщица, — тут все зависит от личных предпочтений. У нас имеются Перспективы, в которых можно увидеть намного больше… событийные ландшафты. Скажем, Перспектива «Синий Прибой», это трансляция вида с маяка на мысе Керфлю в Крудлосси, третьего по числу штормов места на Британских островах. А для тех, кому нравится смотреть на поезда, есть Перспектива разъезда в Грейт-Вэли, там проходят составы сразу трех крупных железнодорожных компаний. Любителям животных предлагается Перспектива «Кочевье», вид из окна органической овечьей фермы в Уэллсе…

Жанетт смотрела на скачущего по саду воробья, и голос продавщицы казался ей чуть слышным чириканьем.

— Мм? — выдавила она. — Вообще-то, конечно… красиво.

— Особенно хорошо здесь по ночам, — негромко и завлекательно произнесла продавщица. — Совы прилетают. И ловят в саду мышей.

— Совы? — отозвалась Жанетт. Она ни одной совы еще в жизни не видела. Как и много чего другого. Детей, которые нюхают клей, это да, сколько угодно, на попытку изнасилования тоже, было дело, напоролась, иглы от шприцов из кроссовок сына, из подошв, вытаскивала, и не раз. А недели две назад, сидя поздно ночью вот у этого самого подоконника, наблюдала, как пьяный, залитый кровью юнец, мотается по самому краю магазинной крыши и мочится вниз, а дружки его скачут под ним, уворачиваясь от струи. «Ну хорошо, теперь уж я все повидала» — пробормотала она тогда, обращаясь к себе. А вот совы-то и не видела.

— Сколько… сколько это стоит? — выдохнула она.

Повисло молчание — только ветер постукивал листьями по стеклу.

— Вы можете купить это, — ответила продавщица. — Можете взять напрокат.

Глаза ее ласково мерцали, предлагая клиентке выбор, который выбором, собственно, и не был.

— А сколько… сколько за… мм…

— Чуть больше четырнадцати фунтов в неделю, — сказала продавщица. И увидев, как Жанетт затрудненно сглотнула, добавила: — Многие тратят столько же на лотерею или на сигареты.

Жанетт прочистила горло.

— Это верно, — сказала она.

И затем, отчаянно пытаясь хоть как-то одолеть притяжение лежавшего за окном прекрасного мира, прищурилась и спросила:

— А если какой-нибудь мальчишка кирпичом в окошко засадит?

Продавщица снова раскрыла кожаную папку, отыскала нужную страницу и показала ее Жанетт:

— Все наши Перспективы, — объявила она, — гарантированно выдерживают воздействие любого метательного снаряда, какие применяются в этих местах.

— Даже полную банку пива? — вызывающе поинтересовалась Жанетт.

— Банки с пивом. Футбольные мячи. Камни. Если понадобится, выпущенные с близкого расстояния пули.

Жанетт с испугом уставилась на продавщицу, гадая, не известно ли той об уличных бандах Расборо нечто такое, чего сама она еще не узнала.

— Значительная часть нашего бизнеса ведется в Америке, — поспешила пояснить продавщица.

И Жанетт представила себе кинозвезд и знаменитостей вроде Опры, вглядывающихся вот в такие волшебные окна. Продавщица не мешала ей предаваться этим мечтаниям, оставив при себе собственные, куда более точные сведения о трущобах Балтиморы и Мичигана, в которых вереницы и вереницы окон — двадцать, тридцать, пятьдесят штук в день — запечатываются серыми экранами компании «Новые Перспективы».

— Ну и, разумеется, как средство обеспечения безопасности, они тоже идеальны, — указала она. — Проникнуть сквозь них никто в мире не сможет.

В глубине души Жанетт уже понимала, что ее уговорили, и все-таки совершила еще одну попытку продемонстрировать свою неуступчивость.

— Залезть сюда можно и через другие окна, — заметила она.

Продавщица согласилась с ней еще одним грациозным кивком.

— Что ж… — сказала она, с ненавязчивой гордостью прижимая наполненную Перспективами папку к груди. — Не все сразу.

Жанетт еще раз взглянула в сад, на поля. Поля оставались на прежнем месте. Небеса, горизонт, заросшие тропки, плети помидорных кустов: ничто никуда не делось. Ей захотелось плакать.

Несколько минут спустя, тех минут, в которые мужчина снаружи крепил экран к оконнице на веки вечные, Жанетт подписала контракт, принесший «Новым Перспективам Инкорпорейтед» еще шестьдесят фунтов в месяц. Она знала, что решение ею принято правильное, потому что перед тем, как экран приторочили болтами к стене дома, его ненадолго сняли, и Жанетт успела стосковаться по своему саду так, что едва это вынесла. Она уже не сомневалась в том, что подсела на наркотик, ради которого с радостью откажется и от курева.

Еще через час — продавщица давно уж уехала в своем зеленом фургоне, — Жанетт так и стояла у подоконника на коленях, вглядываясь в Нортуорд-Хилл. Гуси возвращались, правда, не все, и пролетали теперь много ближе к дому. Они лениво помахивали крыльями, трубно извещая мир о нездешнем своем довольстве.

Внезапно в дом ворвался Тим, вернувшийся целым и невредимым после долгого дня в набитой хулиганами школе. Он замер посреди ковра гостиной, в изумлении уставясь на вид, открывавшийся из окна. Ткнул в него пальцем, неспособный произнести ни слова. И наконец, выдавил лишь один вопрос:

— Мам, откуда здесь птицы?

Жанетт рассмеялась, утирая глаза пальцами в никотиновых пятнах.

— Не знаю, — сказала она. — Они просто… просто они теперь здесь живут.

Настоящие пловцы

Прежде чем Гэйл и Энт добрались до бассейна, произошли две заминки — такие, ну, вроде отрыжки.

Для начала: «Меня зовут не Энт, — сообщил ребенок, — а Энтони». Ну вот зачем он это сказал, тем более, социальный работник сидит тут же, в машине, и все слышит? На несколько мгновений (чувств Гэйл надолго никогда не хватало) она прониклась к своему мальчику такой ненавистью, что даже дышать не могла, а еще пущей — к социальному работнику, за то, что он сидит тут и слушает, как Энт ей перечит. Гэйл захотелось, чтобы социальный работник взял да и сдох бы на месте, и унижение ее унес с собой в могилу: тем более, что он и заслуживал смерти, дармоед. Но социальный работник остался жить, сидел себе за рулем, отмечая затруднения Гэйл в черной записной книжечке своего мозга, а потом — Иисусе-Христе! — Энт проделал еще одну такую же штуку, уже когда они почти приехали, спросив: «А что ты теперь пьешь?».