Читать книгу "Теплая вода под красным мостом - Е Хэмми"

Фейерверк

Наступил день праздничного фейерверка, устраиваемого администрацией города S. Было новолуние, начинался прилив. Уровень воды в реке Кигосигава постепенно повышался; я прошелся по набережной и в очередной раз преодолел горбатый мост.

Саэко, одетая в банный халат с узором из больших цветов колокольчика, сообщила, хотя я ни о чём не спрашивал:

— Бабуля пошла на море, полюбоваться фейерверком.

Она взяла меня за руки и потащила на помост для сушки белья. Фейерверк запускали с многочисленных рыбацких судёнышек, вышедших в открытое море.

Деревянный помост для сушки белья заскрипел. Крыша соседнего дома мешала обзору, и морского берега отсюда не было видно. Однако крыша отражала огни фонарей на лодках, а сверху нависало низкое чёрное небо. Оставив меня, Саэко спустилась вниз. Пока её не было, загрохотали первые залпы фейерверка. Вскоре Саэко вернулась с подносом в руках, на подносе стояло несколько плошек. Ни её лица, ни содержимого плошек в темноте рассмотреть я не мог.

Тут опять в небо взвились огни фейерверка. Слабый свет осветил плошки на подносе, и мне удалось рассмотреть в них что-то светло-фиолетовое. Это «нечто» было настолько прозрачным, что под ним даже просматривался цветочный узор на дне плошек.

— Похоже на медузу, — заметил я.

Саэко низко наклонилась и засмеялась:

— Это лапша из аррорута! А в другой плошке — тёмный мёд. Правда, у меня плохо получилось!

Порошок аррорута растворяют в воде, а потом разливают по формочкам, погруженным в кипящую воду. Но видимо, что-то пошло не так, когда Саэко погружала формочки в кипяток, и она слегка ошпарила указательный и средний пальцы.

— Не могу больше терпеть!

Саэко вытянулась на помосте. Уже лежа, она добавила:

— Я ошпарила пальцы и мне трудно было держать нож, потому кусочки лапши вышли слишком большие. Такие некрасивые!..

Когда я обнял Саэко, помост зашатался, фонари на рыбацких лодках закачались, разрисовав ночь жёлтыми полосами. Саэко игриво брала лапшу из аррорута из плошки руками. Прилипшая к пальцам полупрозрачная лапша слегка отсвечивала в темноте и впрямь напоминала мёртвую медузу. Медуза плавала в ночи. Окунув кусочек в мёд, женщина клала половинку в мой рот, а половинку— себе. Так мы лакомились в темноте. С оглушительным грохотом взорвалась ещё одна петарда.

С куском лапши во рту, Саэко обильно испустила воду. Жидкость протекла сквозь полугнилые доски, оросила цветы и стебли текомы, протянувшей свои длинные щупальца прямо под настил для сушки белья, и как капли дождя забарабанила по оцинкованному навесу. Я ничего не видел, но отчетливо представлял, куда она направляется дальше. Далее тепловатая вода стекала на землю, проникала в трещины между камнями, и, образовав ручеек на бетоне набережной, неспешно вливалась в Кигосигаву. Река чернела в ночи, как большое вытянувшееся животное.

Я лежал на помосте для сушки белья и размышлял. Выходит, я стал ключом. Ключом к воде. Это же высший класс! Разве мне когда-то доводилось быть избранным для столь важной миссии?! При этом мои желания и чувство долга совпадали. Высший класс. Огни фейерверка всё полыхали. Двигаясь в такт разрывам петард, Саэко всё извергала и извергала из себя воду. Я словно сам превратился в медузу и барахтался в некоей непонятной тепловатой субстанции — не то в вечернем небе, не то в море, не то в реке.

Фейерверк кончился.

В самой верхней части горбатого моста я увидел медленно приближавшуюся седую женщину. Хотя на сгорбленную, как крючок, старческую спину была наброшена серая накидка, даже в ночи мне удалось разглядеть длинную шею. Как и у Саэко, у неё были большие и очень белые уши. Я замер. Остановилась и старуха. На меня смотрело лицо Саэко, только вдвое меньше. Темнота скрывала морщины. Что-то невнятно прошамкав, она медленно и глубоко поклонилась и прошла мимо. Наверное, попросила меня помочь Саэко справиться с водой. Я оглянулся и низко поклонился:

— Можете рассчитывать на меня!

Лирическое отступление

Один из моих приятелей очень любит путешествовать: он по несколько раз в год летает в Азию или в Африку, раздобыв дешёвые авиабилеты. Он совсем неплохой парень, но любит повыпендриваться и прокомментировать любой вопрос.

Выслушав в общих чертах мою историю, он сказал: «Такое бывает, и довольно часто. К этому везде относятся довольно скверно! Такое традиционно считалось дурным явлением. Да, люди относятся к таким вещам предосудительно. Мне лично тоже не нравится, когда из человека выливается много воды. В некоторых местах, — тут приятель назвал какой-то город в Индонезии и местность в Северном Вьетнаме, совершенно мне не известные, — такие явления вообще считаются делами дьявола. Люди содрогаются от ужаса, потому что это — «слюна дьявола». Женщины в панике насухо вытирают такую воду. Говорят, даже в древней Японии делали так».

Ничего не рассказывая о Саэко, я попытался расспросить его поподробнее. Тут выяснилось, что мой приятель подразумевал совершенно другие объемы — от тридцати до двухсот миллилитров максимум. Больше говорить было не о чем. Ведь я-то имел в виду целых два литра! Никакого интереса к общим рассуждениям на тему «вытирать — не вытирать» у меня не было.

Вы, читатель, возможно скажете, что нет особого смысла делать излишний акцент на объемах и массах. Да. В самом деле. Но вдумайтесь сами: на небе скудно светят три звезды; или же на ясном небосводе сияют три тысячи звёзд. Полагаю, что в массе и объёмах всё-таки есть нечто такое, что вынуждает искать здесь логику и здравый смысл. И вообще, сколь велико различие между звездами и водой? Но не могу же я во весь голос кричать о том, что вода — это всё равно, что звезды. Чем больше воды, тем лучше! Ведь у большинства женщин в мире не вытекает из тела по два литра воды. Так что я не могу говорить об этом ни им, ни их мужчинам. Потому что это — дело вкуса. Поэтому я лишь тихонечко прошепчу: когда воды много — это же так прекрасно…

Но я отвлёкся. Продолжим повествование.

Кефаль

Однажды я увидел большую стаю кефали.

Уже перевалило за середину ясного июльского дня; если не считать некоторой усталости, я чувствовал себя отлично. Перекусив в кафешке перед станцией, я отправился на остановку и сел в автобус. В салоне сидела внештатная сотрудница нашего отделения Юрико Ёсимура. Это была одна из тех тёток, что распевали по утрам гимн компании с таким чувством, будто выступали в опере. Столбик диаграммы рос у неё как на дрожжах. При виде меня она изобразила яркую улыбку, похожую на махровую календулу. Мы обменялись громкими приветствиями: «Спасибо за труды!» У моста Итинохаси я вышел. Юрико вслед мне почти прокричала: «Желаю успехов!»

Несмотря на сильную жару, в районе магазинчиков у реки Кигосигава чувствовалось некоторое оживление. Рекламный щит у парикмахерской вращался особенно быстро и энергично; в зоомагазине же, как обычно, не было видно ни покупателей, ни хозяина, зато звери и птицы выли и пели, повернувшись в сторону реки. Из Фехтовального зала доносились характерные звуки тренировки с мечом. Стёкла в окнах акушерско-гинекологической клиники буквально дрожали от воплей младенцев. В течении реки также ощущалась сила и энергия. Как и накануне вечером, я, поглядывая на струящийся внизу поток солоноватой воды, перешёл через красный горбатый мост.