Читать книгу "Воровская правда - Евгений Сухов"

Александр Беспалый улыбнулся. Ему импонировал этот старый зэк, чей язык был остер, как турецкий ятаган. И вообще, зэков такого калибра, как Мулла, по всей России можно было отыскать теперь не более десятка.

Он был реликтом, мамонтом давно ушедшей эпохи, сумевшим пробиться через толщу времени, донести угасающие воровские традиции до нового поколения урок. И если его сейчас выставить за ворота зоны, то уже на следующее утро бездыханное тело Муллы найдут у стен тюрьмы. Такие, как он, не могут жить без размеренного порядка, переклички, воя сирен, колючей проволоки и даже лая собак.

— Есть у меня спирт! — С этими словами Александр достал из шкафа литровую бутыль. — Это только для самых важных гостей.

— А знаешь, гражданин начальник, мне надо бы отказаться от твоего угощения: не по воровским это понятиям — брать чарку из рук скворца. Но, думаю, братва не осудит меня за это, ведь сегодня особенный день!

— А ты и не бери! — серьезно ответил Беспалый-младший. — Я тебе на стол поставлю.

Осторожно поставив стакан перед Муллой, он ободряюще улыбнулся. Заки Зайдулла внимательно наблюдал за тем, как тоненькая струйка спирта наполняет стакан.

Беспалый-младший знал об этой странной привычке Заки Зайдуллы пить неразбавленный спирт. Причем выпивал он его не залпом, как делают большинство людей, а небольшими глотками, ополаскивая при этом огненной жидкостью рот, — именно так поступают дегустаторы, определяя вкусовые качества напитка. Мулла сделал небольшой глоток и от удовольствия сладко сощурился, напоминая разнеженного кота, почувствовавшего тепло весеннего солнца после затяжной снежной зимы. А потом так же неторопливо стал тянуть спирт — глоток за глотком, ни разу не поморщившись.

— Заки, чтобы так пить, нужно иметь луженый желудок! — заметил Тимофей Егорович.

— Посидел бы с мое, похлебал бы баланду, и у тебя такой же был бы! — едко отозвался Мулла.

Не отрывая стакана от губ, Заки Зайдулла внимательно разглядывал своего давнего другана. Ему показалось, что Тимоха мало изменился, даже полковничьи погоны на старом кителе не могли затмить сияния его воровской золотой фиксы. Он по-прежнему оставался вором! Это ощущение складывалось не только из его поведения, но еще из-за многих приобретенных им привычек. Так, например, Беспалый-старший не терпел собачьего лая и как бывший зэк никогда не держал в своем огромном доме псов. Другое дело служба, где конвойные овчарки полагались по штату и им выдавалось довольствие, не уступающее офицерскому. Но, даже будучи кумом, он предпочитал двойные двери, чтобы отгородиться от харкающего злобного лая.

— Не надо, Заки! — жестко произнес Беспалый-старший. — Я свое вот так отсидел! — И он резким красноречивым движением рубанул ладонью по горлу. — Или, может, ты позабыл?

Мулла осторожно поставил стакан на стол и сухо ответил:

— Я никогда ничего не забываю, Тимоша!

* * *

Воры на Руси испокон веку считают, что баба приносит одни несчастья, и потому ни один настоящий уркач не связывает себя семейными узами. Семья — это как пудовое ядро на ногах у каторжника: прежде чем сделать шаг, следует поднять ядро на руки, а там ступай себе, пока хватит сил. От таких упражнений у арестанта очень скоро появляется грыжа и болезни позвоночника.

Иное дело мимолетная любовная привязанность, которая не требует от вора каких-либо душевных усилий и общепринятая плата за которую — бутылка хорошего вина, закуска и немного денег на жизнь. На что может сгодиться женщина в воровском промысле, так это на то, чтобы стать хитрой наводчицей или красивой приманкой, — вот здесь ей нет равных! Не один лопоухий фраер поплатился своим кошельком, безрассудно клюнув на наживку в виде коварной красотки.

Именно пренебрежение к выстраданной воровской заповеди и привело молодого московского уркача Тимофея по кличке Удача в глухой таежный лагерь строгого режима на Полярном Урале.

* * *

Тогда Тимохе казалось, что встречу с Лизой Рогожиной ему подарил слепой случай, но лишь через полгода знакомства, когда оказалась уничтоженной большая часть его корешей, а меньшую заперли в лагерях, он понял, что это была тонкая, тщательно подготовленная акция чекистов.

Его непродолжительный роман с красавицей Лизой начался с того, что как-то раз на рынке молодая женщина попросила его помочь выбрать для нее подходящий кусок мяса, сославшись на то, что ничего не смыслит в гастрономических изысках. У Тимофея, польщенного вниманием смазливой дамочки, вдруг неожиданно отказали тормоза и напрочь отключился инстинкт самосохранения. Внимательно окинув незнакомку с ног до головы долгим взглядом, Тимоха понял, что перед ним женщина редкой красоты, экземпляр, каких во всей Москве не более одного десятка.

Их отношения развивались стремительно — на следующий день молодой, удачливый вор повел девицу в «Метрополь», а вечером поразил ее в постели мужской силой и пылкостью ласк. Уже через неделю он представил ее своим друзьям как невесту. По воровским понятиям это было вопиющим нарушением традиций, но урки простили нечаянную слабость бывшему беспризорнику, который к тому времени возглавлял ватагу жиганов и карманников, с полным правом носил кличку Удача и мог считаться полновластным хозяином двух рынков в центре столицы.

Тимофей таскал Лизу едва ли не на все воровские посиделки, на все малины, где она очень быстро сумела перезнакомиться не только с уркачами, но и с их подругами. А месяца через три началось страшное: в воровские хазы, о которых знали лишь самые проверенные люди, нагрянули чекисты и в первый же день арестовали столько урок, сколько за все последние три года. Дальше — хуже: воров хватали на улицах, вязали на майданах, вместе с ними арестовывали сбытчиков краденого…

Но чаще всего чекисты расстреливали воровскую братву прямо во дворах, освобождая себя от хлопотной обязанности водворять уголовный элемент в тюремные камеры, а потом возиться с ними в следственных кабинетах. Пострадали даже безобидные «голубятники», которые были виновны лишь в том, что по бедности таскали развешанное на чердаках белье.

Но совсем неожиданным было внезапное исчезновение Лизы. И тут Тимофей поймал себя на мысли, что не знает о своей возлюбленной ровным счетом ничего: ни у кого она живет, ни с кем водит дружбу, ничего он не ведал и о ее родственниках. Его стали мучить сомнения. В действительности ли она та, за кого себя выдавала?

Жиганы во главе с Заки Зайдуллой, которого в воровской среде уже успели прозвать Муллой, явились в квартиру Тимофея без предупреждения, среди ночи — один из домушников умело отомкнул тяжелую дверь отмычкой, и пацаны бесшумно, словно тени, вошли в комнату.

Тимоха, увидев «гостей», от неожиданности побледнел, но старался держаться непринужденно. Он прекрасно понимал, что так, по-тихому, к нему могли явиться только те, кому воровской сход поручил без лишнего шума разобраться с провинившимся и привести приговор в исполнение. Тимоха сумел перебороть страх и даже нашел в себе силы предложить бывшим корешам водки. Они не отказались, но первым выпил Зайдулла, и только после этого к угощению посмели притронуться и остальные. Явившиеся на толковище жиганы еще совсем недавно были свитой Тимофея. Тогда ему достаточно было цыкнуть на любого из них, чтобы вся компания целую неделю тряслась от страха. Но сейчас, сопровождая Муллу, они уже ничего не боялись, будто заматерели, чувствуя себя настоящими уркаганами. Нагло развалившись на стульях, они с едкими усмешками посматривали на хозяина квартиры.