Читать книгу "Плясать до смерти - Валерий Попов"

Да. Здорово. Мы молчали. Что тут сказать?!

— А ты мне покажешь телят? — пролепетала Настя.

— Молодец! Сразу видно, внучка селекционера! — вскричал отец. — Конечно, покажу! Сейчас мы можем поехать? — возбужденно глянул на нас.

— Нет, — сказал я. — Насте в Петергоф надо.

— Жаль! — воскликнул он. — Что ж! Давай, Настя! Стремись! Как Пушкин сказал: «Учуся в истине, — поднял палец, — блаженство находить!»

Умчался как ураган. Я глянул на часы. Всего пробыл менее часа! А какие задачи поставил!

Только где все это взять? Мы переглядывались между собой и с Настей слегка растерянно.

На следующее утро, проснувшись, Настю не нашли! Комнатка ее была озарена наискосок солнцем, постель была открыта и пуста. Сбежала? На кухне — нет. В гостиной… И там не сразу увидели ее! Свернулась в старом драном кресле с какой-то огромной книгой чуть не больше ее. «Сельскохозяйственная энциклопедия», первый том! Наследие отца, нам оставленное… или просто забыл. Красивые цветные картинки, проложенные шуршащим пергаментом. Я в детстве тоже эту книгу любил.

— Настька! — Нонна восторженно всплеснула руками. — Как ты дотащила ее!

И не только дотащила — положила на колени, как мраморную плиту! И что-то еще оттуда выписывала, старательно высунув язычок!

— Можно листочек твой посмотреть?

— Можно! — смущенно проговорила.

На листочке большими печатными буквами (до каллиграфии еще не дошли!) было накарябано:

«Ветеринарный инструментарий!»

И дальше — весь список инструментов.

— Ты что, ветеринаром хочешь стать?

Настя кивнула.

— И давно уже тут сидишь?

Настя кивнула смущенно.

— Молодец! — расцеловали ее. Особенно, помню, рассмешило нас, что среди прочего оборудования перечислено было «Устройство для искусственного осеменения коров» в виде огромного шприца! В приложении было указано, что «с одного извержения» быка с помощью этого устройства можно «осеменить триста коров!»

— Ну? Чайкю после праведных трудов? — предложила Нонна.

За руки за ноги (Настя дергалась, хохотала) оттащили ее на кухню.

— Поедем на рынок? Где зверушек продают?

Настя обрадовалась.

Трамвай долго дребезжал по пустырям. По окраинам города проехали на Калининский рынок. И Настя сразу же задвигалась весело, глаза сияли. Откровенно призналась нам:

— Мне нравится здесь, как зверями воняет!

Вот они, крестьянские корни! Мы с Нонной переглянулись: призвание? Судьба? Я-то своему радовался: умеет поймать ощущения и высказать их! И я с этого начинал.

Квартирка наша превратилась в зоологический сад — по линии вони, во всяком случае, мы уже рынку не уступали. Розовые амадинки с непрестанным чириканьем порхали по квартире, всюду оставляя фекалии; из круглого аквариума таращились диковинные рыбы; в террариуме ползали ящерицы. Настька бесстрашно хватала их руками, разглядывала, снова отпускала. Уже вполне уверенно управлялась с хозяйством: с воплем разнимала дерущихся хомячков, наказывала их рассаживанием в отдельные банки и те покорно несли наказание. Однажды, когда гуппи в аквариуме размножились до невозможности, как сельди в банке, отловила большую часть сачком и без малейших колебаний спустила в унитаз.

— Ничего, Настя! Они там тоже плавают, там целые реки у них! — успокаивала ее Нонна, но Настя глянула на нее спокойно и даже несколько удивленно — она и не думала расстраиваться. Характер бойцовский, отцовский! Молодец!

В один из походов на рынок мы с ней в москательный зашли, и сразу же ноздри ее расширились, глаза засияли. Запахи — словно среди них выросла — восхитили ее.

— Папа! Эти банки купи!

Купили. И она, высунув язычок, страстно мазала толстой кистью облупившуюся табуретку у пианино, вся была в черных кляксах; слава богу, я газеты на линолеум постелил. Табуретка сияла черным, воняла скипидаром… а Настя была счастлива как никогда!

— А вы думали, я бездарственная? — гордо проговорила она.

Эта фраза ее (как раз, может, своей неправильностью) запомнилась навсегда.

В ближайший визит к друзьям я вскользь рассказал про это. Кузя захохотал:

— Все! Женимся с Настькой — и в маляры!

Алла метал-ла молнии.

— Валерий! Что ты сделал с квартирой?!

Да, реакция мамы оказалось не столь восторженной, как мы надеялись. Войдя в дом (приехала из Москвы на побывку), мать сморщилась от едких запахов еще в прихожей, хотя была, как и отец, ученым-биологом… однако прежде всего она была хозяйкой квартиры, которую мы превратили, мягко говоря, в «джунгли Амазонки».

Кто ж виноват в этом? От каждой новой твари Настя ждала любви! Но черепаха все время угрюмо пряталась, не хотела общаться; любимый хомячок взял и сдох в цепких Настиных ручонках, пришлось купить двух других, которых Настя не полюбила; резвые амадинки пищали и порхали, на Настю не обращали внимания, только какали… Настя доверчиво тянула к ним ладошку с зернышками, а они ни разу не сели. По Настиным толстым щекам стекали слезы, и мы снова ехали на рынок в надежде на счастье.

— Ты, Валерий, ни в чем ни знаешь меры! — строго сказала мама мне, как бы тактично пока не трогая Настю. Та все равно надулась. Не понимают ее, не сочувствуют! К ней претензии вроде бы не относились, но и с восторгами на нее мама не накинулась. Мамин холод Настя учуяла. Так у них и не сложилось любви.

Зато у нее есть мы, родители!

И в следующий Настин приезд мы почувствовали, что все это уже обрыдло и ей. Хомячки? Надоели! Только вонь — и никаких чувств. Птички? Уши вянут! Что-то особое только может пронять. Приехали снова на рынок.

— Что, Настенька? — пытался развеселить ее. — Теленка не покупаем пока?

Это «пока» — увы, навсегда! Трудно сейчас найти дело, что наполнило бы жизнь смыслом, а также достоинством. Теленка тут пасти негде! Жизнь проходит мимо, в каком-то бреду.

— Смотри, папа!

Да. Это сильно.

Огромный какаду! Почти с Настьку. И клетка — дворец!

И что-то вещает на своем древнем языке. Уж если и он не принесет счастья…

— Говорит? Ну, в смысле — по-человечески? — Я спросил.

— Схватывает! — гордо сказал хозяин — по виду сам попугай.

Мы с Настькой переглянулись. Спасет нас этот последний шанс — или все рухнет? Мне решать. Не покупать? Чтобы потом упрекали: лишил последней надежды?

— Берем!

Азарт порой опережает разум, особенно у меня.

Может, Настя научит его говорить? — скакали мысли. И сама заодно научится? По-испански и по-английски. Какой язык для попугая родной?.. Короче, все надежды на светское воспитание повесил на попугая. Гувернера нашел! Как раз на гувернера похож, в зеленых штанишках. «Француз убогий», как писал поэт…