Читать книгу "Из ада в рай и обратно. Еврейский вопрос по Ленину, Сталину и Солженицыну - Аркадий Ваксберг"

Оба эти высказывания всамделишных ученых, видных специалистов-историков – прямой ответ на поспешное утверждение, содержавшееся в вопросе Виктора Лошака: «…за многие десятилетия писательского труда это ваша первая научная, историческая работа» – и на благосклонный ответ писателя: «Меня, собственно говоря, и в «Красном колесе» на научность потянуло…» (Московские новости. 2001. № 25. С. 8).

«Какую же надо иметь сговорчивую совесть, чтобы связать первую волну эмиграции евреев из России (одна из самых поразительных солженицынских фальсификаций! – А. В.) не с погромами и беспросветной «чертой оседлости», а с реформами винно-водочной торговли, ущемившей интересы еврейских шинкарей», – пишет историк Григорий Зеленин в статье «Лесков против Солженицына» (опубликована сначала в газете «Новое русское слово» – 2001. 7 декабря, затем в «Общей газете» – 2002. № 6). Ссылка на совесть, особенно в данном случае, вполне уместна: ведь автор «Левши», «Очарованного странника», «Леди Макбет Мценского уезда» был еще и автором «Жидовской кувырколлегии», но в начале восьмидесятых годов позапрошлого века, после кровавых еврейских погромов на юге, ужаснулся своей причастности к бесчесловечным и лживым суждениям, приведшим к такому финалу, пересмотрел свои взгляды, повернулся на сто восемьдесят градусов и создал большой очерк «Еврей в России. Несколько замечаний по еврейскому вопросу» – очерк, где он предстал живым свидетелем трагедии и ее объективным аналитиком. Но, естественно, тот классик этому классику не указ. Правда, и в «водочном» сюжете Солженицын вовсе не первооткрыватель. Про то, что евреи спаивают русский народ, были написаны тысячи и тысячи строк, эта свежая идея была в художественной форме проиллюстрирована Василием Беловым в романе «Все впереди»: если кто помнит, герой романа, еврей Бриш, занимался столь паскудным делом, повинуясь приказам своего хозяина по имени Дьявол.

Задача, которую поставил перед собой Солженицын, весьма проста, и он ее не скрывает: доказать, что евреям в России при царях жилось не так уж плохо и что если и случались нежелательные для них эксцессы (погромы он все-таки в принципе не одобряет), то лишь по их же вине. Воистину поразительно: его взгляды и категорические утверждения по этому вопросу находятся в полном противоречии с тем, что О ТОМ ЖЕ писали Александр Герцен («Былое и думы»), Лев Толстой («Не могу молчать»), Салтыков-Щедрин («Июльское веяние»), Лесков, Чехов, Горький, Леонид Андреев, не говоря уже о страстном, неистовом, непримиримом к любому мракобесию, к погромному антисемитизму в особенности, – Владимире Короленко («Бытовое явление» и «Дом № 13»)!..

Современники и наблюдатели тех событий, писатели, которые были и остаются совестью России, все до одного неправы, и только Солженицыну дано теперь, посрамив ни в чем не разобравшихся классиков, познать и поведать полную истину!..

Оказывается, и черта оседлости – бедствие для целого народа и позор для страны – не так уж страшна: ведь евреи, по Солженицыну, непроизводительный народ (с. 52, 59), они не хотели заниматься сельскохозяйственным трудом, а только ростовщичеством и спаиванием русских. И процентная норма для приема в гимназии и университеты тоже благо – таким путем русская молодежь защищалась от нашествия рвавшихся к образованию «энергичных и ловких евреев» (дословная цитата: «Процентная норма, несомненно, была обоснована ограждением интересов и русских, и национальных меньшинств» – с. 273). Он даже готов подтвердить свою мысль ссылкой на ненавистную ему современную Америку, где в рамках affirmative action тоже устанавливаются квоты для национальных меньшинств. Но забывает уточнить лишь одну небольшую деталь: император Александр Третий установил, что евреев в университетах должно быть НЕ БОЛЕЕ трех процентов от общего числа обучающихся студентов, а в США нацменьшинств должно быть НЕ МЕНЕЕ трех процентов.

Забавен еще один солженицынский аргумент: процентная норма для получения образования в царской России частенько нарушалась: реально обучалось в гимназиях и университетах несколько больше евреев, чем это допускалось формально (с. 272-278). Так оно, вероятно, и было. Истинные русские интеллигенты шли навстречу талантливой еврейской молодежи, обходили запреты и ограничения, помогали получить образование тем, кто к нему стремился. Значит ли это, что законодательные ограничения, которые приходилось обходить, не являлись дискриминацией? Много позже в разных странах Европы французы и итальянцы, чехи и сербы, датчане и голландцы, русские и украинцы укрывали евреев, спасая их от депортации и казней. Даже в Берлине (почти невозможно поверить!) к концу войны все еще оставалось полторы тысячи евреев (с одной из спасшихся, знаменитой некогда поэтессой, ученицей Гумилева, Верой Лурье я имел честь встречаться все в том же Берлине в 1996 году) – они выжили не чудом, а чаще всего благодаря помощи немцев. Значит ли это, что гитлеровское «окончательное решение еврейского вопроса» не было таким уж страшным? С подобным суждением, помимо патриотов из газеты «Завтра» и журнала «Наш современник», согласятся сегодня разве что Жан-Мари Ле Пен или пресловутый аббат Пьер…

Вообще вся система аргументации Солженицына, независимо от лукавых оговорок насчет его сочувствия страданиям евреев, полностью воспроизводит аргументацию погромной и мракобесной русской прессы конца XIX и начала XX века: еврейские погромы не реальность, а сильно раздутый самими же евреями «русофобский слух»; бежали евреи (сотни тысяч!) в Америку из царской России не потому, что спасали свои жизни, а потому, что их лишили барышей от продажи водки бедным русским; евреи не имеют никакой личной индивидуальности – все они (типичный образец расистского мышления!) некое единое целое: «еврейская энергия», «евреи умеют приспосабливаться», «еврейская страстность», «еврейская выживаемость», «неутомимая динамика евреев», «еврейский практицизм», «прирожденная мобильность еврейского характера» – таковы лишь некоторые, притом дословные, характеристики, которыми Солженицын наделяет в целом еврейскую общность.

В этом смысле, должно отметить, он – стопроцентный марксист, несгибаемый ученик бородатого Маркса. Ведь тот в своей беспримерной статье «К еврейскому вопросу» тоже представил евреев, где бы они ни жили, всех на одно лицо. «Какой мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги». Переведенная впервые на русский язык евреем Зиновьевым и восторженно встреченная автором предисловия к русскому изданию, юдофилом Луначарским (эталон интеллигентности в большевистской среде), эта статья трактовала «жидовство» как воплощение «духа эгоизма, наживы, сухой биржевой деловитости». Солженицын, надо признать, при всех своих инвективах все же более благосклонен к зловредному этносу, чем один из самых знаменитых евреев – обожаемый и почитаемый коммунистами всего мира Карл Маркс.

Мракобесный «Союз русского народа», по утверждению Солженицына, возник «от инстинкта народной обиды» (с. 405). Обида же возникла оттого, что «сплоченная еврейская масса проявляла непримиримую ненависть ко всему русскому». Ладно, мракобесы начала прошлого века могли пропагандировать вздор насчет сплоченности «еврейской массы» (хотя – что плохого и необъяснимого было бы в сплоченности гонимых ради выживания и самосохранения?), раздиравшейся уже и тогда политическими и социально-экономическими противоречиями и меньше всего напоминавшей некий единый монолит. Но лишь в воспаленных мозгах клеветников могла возникнуть мысль о «непримиримой ненависти» этой мифической массы «ко всему русскому».