Читать книгу "Ганнибал. Один против Рима - Гарольд Лэмб"

Это звучит в достаточной степени иронично, однако, возможно, молодой Ганнибал озвучивал цель, которая сложилась у него в мыслях. Так или иначе, но требование Рима было отклонено. Посланцы вернулись на свой корабль, чтобы доложить о результате карфагенскому сенату, как тот и требовал. Ганнибал отправил в Карфаген свое собственное донесение о событиях.

(Как обычно, когда это касалось внутренних дел Карфагена, не сохранилось никаких следов этого послания Ганнибала. С другой стороны, римские архивы сохранились и нередко переписывались. Спустя два столетия усердный Тит Ливий из Падуи написал свой монументальный труд «Римская история от основания города», и тогда, во времена великой эпохи Августа, рассказ о первой встрече в Новом Карфагене претерпел коренные изменения в сочинении Ливия. Причина «ганнибаловых войн» выглядит ничтожной. На страницах труда Ливия Ганнибал уже подверг Сагунт осаде (что он сделал только в следующем году), и, когда прибыли два посланца, «он отправил своих людей на берег встретить их и предупредить, что их появление у него небезопасно… к тому же у него нет времени выслушивать их в столь критический час». На самом деле Ганнибал виделся и разговаривал с посланцами в Новом Карфагене. Что касается его послания в Карфаген, Ливий утверждает, что если Ганнибал с послами и не виделся, он должен был предположить, что они направятся в Карфаген, и написал туда, советуя «не удовлетворять требование римлян».)

Именно так и произошло на самом деле в Карфагене. Там послы потребовали нейтрализации Сагунта.

Совет в Бирсе отказался вмешиваться в дела Ганнибала.

На страницах своего труда Ливий заставляет Ганнона Великого, вождя группировки, находившейся в оппозиции к Баркидам, пылко выступать против воли совета. Эта записанная речь красноречиво свидетельствует, что такая мысль пришла Ливию постфактум. Ганнон умоляет своих соратников-консулов «не провоцировать римлян на войну в Сагунте». Ганнон, оказывается, отговаривал их посылать отпрыска Гамилькара в армию. Потому что «ни дух этого человека, ни его плоть, его дети, никогда не перестанут препятствовать договору с римлянами. Вы послали к войскам юношу, который одержим властолюбием и видит единственную возможность получить власть, сея семена войны. Сейчас ваши войска окружают Сагунт, к которому им запрещает приближаться договор. Скоро римские легионы окружат Карфаген. Вы раздули пламя, которое спалит вас».

(Теперь это, казалось бы, наивное предсказание одного из карфагенян вовсе не кажется таким уж наивным. Это — пролог к небылицам, написанным Титом Ливием и его соотечественниками о Ганнибале, сыне Гамилькара, и катастрофам последующих восемнадцати лет. Сюжет этот начинает вырисовываться таким образом: мальчик, поклявшийся во вражде к Риму, став взрослым, попытался добиться могущества, ввергнув Карфаген в войну против воли его мудрых правителей.)

В то лето армия Ганнибала атаковала Сагунт.

Свидетельство моря

Воды Средиземного моря могли бы рассказать об истинной причине того, что началось в 219 году до н. э. То был кульминационный пункт борьбы, которая велась 120 лет между двумя алчными и безжалостными силами за господство над этими водами.

Незримая граница всегда отделяла южную часть Средиземного моря от северной. Она отделяла Африканский континент от Европы, ливийско-семитско-египетское население от арийских посягателей, которые вторглись на греческий полуостров и на прекрасный остров Крит. Финикийцы с юга объединились с персами с востока против дорических греков. По-прежнему оставалось мало общего между обитателями юга и теми, кто жил на севере. Эратосфен, как географ, попросту провел основную ось Средиземноморья по прямой линии через Гибралтар и Сицилию над островом Родос. Сами побережья были совершенно различны. На севере миниатюрные моря лежали между полуостровами; большие реки собирали воды материковых земель; укрытые гавани манили к себе корабли, в то время как цепь островов вела к дальним берегам. На юге безгранично простиралось непривлекательное Африканское побережье, на котором почти не было гаваней и протекала единственная большая река — Нил. На севере сильные ливни питали пастбища для скота (исключение составляла Греция) и кормили возрастающие массы людей. На юге карфагеняне должны были налаживать сельское хозяйство и оставались зависимыми от моря. Латиняне, жившие на Тибре, преуспевали в сельском хозяйстве и долгое время были, кажется, вполне удовлетворены этим.

Средиземное море имело одну точку, в которой разделенные побережья почти соприкасались — в том месте, где длинный полуостров Италии отделялся узким Мессинским проливом от острова Сицилия, западная оконечность которого находилась менее чем в 125 милях от Карфагена… Этот барьер суши, в свою очередь, отделял большую восточную часть Средиземноморья от западной. Время от времени беженцы переселялись с востока на все еще дикий запад, когда этруски совершали путешествие из Малой Азии в Северо-Западную Италию, а финикийцы — в устье Роны вблизи Марселя. Предприимчивые греческие поселенцы распространили и свои разногласия, и мастерство своих ремесленников на спокойные гавани каблука итальянского сапога, в Тарент и роскошный Сибарис, и вокруг носка полуострова, вплоть до Нового Города — Неаполя, где со временем они столкнулись с этрусскими торговцами. Они очень рано построили Сиракузы в закрытой гавани, создав этим в стороне от солнечной Южной Италии и Восточной Сицилии Великую Грецию.

С приходом переселенцев расширялась торговля на восточном побережье. Соперничая друг с другом за новые богатства, этрусские, массилийские и сиракузские корабли осваивали все более отдаленные пути и вели сражения на море, и все это ради того, чтобы карфагенский флот господствовал в Западном Средиземноморье. (Отрезанные от морских путей, марсельские торговцы вывозили ценное олово с берегов Атлантики вниз по Роне.) Благодаря своим фортам на Сардинии и Корсике африканские мореплаватели контролировали Тирренское и Лигурийское моря к западу от Италии. Хотя цивилизованные сиракузские тираны противостояли на своем побережье карфагенским кораблям, они не могли не пускать африканцев на западные глубоководные морские пути. А это становилось все более важным, поскольку добыча драгоценного золота и серебра в рудниках на восточном побережье начала сокращаться. У цивилизованного Восточного Средиземноморья все больше возрастала потребность в сырье с дикого западного побережья. На исходе третьего столетия попытка Пирра, царя и полководца эпирского, включить в империю юг Италии и Сицилию (процветающую Великую Грецию) была следствием экономической необходимости, хотя это было вызвано первым появлением римских кораблей у свободного города Тарента.

Когда блестящий Пирр был наконец разбит римскими легионами (275 год до н. э.) и покинул берега Италии, он, по преданию, сказал: «Какое прекрасное поле боя я оставляю римлянам и карфагенянам». Возможно, он никогда и не произносил этих слов, но они оказались пророческими.

Ганнибал изучал все, что происходило в те годы.

Вероятно, ему было понятнее, чем нам теперь, как это скромному городу, стоявшему на холмах в низовьях реки Тибр (он не был даже морским портом), удалось подчинить себе большую часть Италии; как образованные этруски были покорены энергичными южными греками и как Великая Греция пошла по пути сибаритства, предаваясь наслаждениям. Флегматичные латиняне сделали свой первый шаг, завоевав город Вейи в Этрурии, в верховьях Тибра. Потом союз латинских городов распался после затяжного конфликта, и они становились поодиночке либо союзниками, либо субъектами римского гражданства. Благодаря настойчивости и непрекращающемуся конфликту Рим, вместе со своими союзниками, получил господство над Центральной Италией и подчинил себе Капую, богатейший и самый культурный город из всех южных греческих городов. Потом, когда железная настойчивость помогла Риму отправить Пирра назад на его корабль, продвижение римлян к морям ускорилось: знаменитый Тарент пал в 272 году до н. э., Регий на Месслнском проливе — в 270 году до н. э. Спустя шесть лет несколько римских отрядов, преследовавших в коварном узком проливе кучку наемников, которые именовали себя «людьми Марса», обнаружили одного карфагенского полководца, обосновавшегося в крепости Мессина на сицилийской стороне.