Читать книгу "Орел девятого легиона - Розмэри Сатклиф"

Прибытие нового командира все откладывалось, так как несколько центурионов подхватили болотную лихорадку; луна, народившаяся в те дни, когда восстало племя, истаяла, растворилась в черноте, и сейчас в вечернем небе висел бледный серпик новой луны. Все раны Марка, кроме самых глубоких и рваных, зажили. Вот тогда-то ему и сказали, что со службой в легионах для него покончено.

Следует только набраться терпения, и в свое время, как заверил Авл, нога ему еще послужит, но когда — Авл сказать не может. Должен же Марк понять, жалобно убеждал рассудительный хирург, — нельзя раздробить бедро и изорвать мышцы в лохмотья, а потом ждать, что все станет таким, как прежде. Именно этого приговора и боялся Марк со дня свидания с центурионом Клодием Максимом. Больше бояться ему было нечего. Марк принял новость внешне спокойно, но для него это означало утрату почти всего, что представляло для него интерес. Он не мыслил себе другой жизни, кроме как службы в легионе, его подготовили только к ней. Теперь все кончено. Никогда ему не быть префектом Египетского легиона, никогда не выкупить родовое поместье в этрусских холмах, не приобрести новое. Легион для него потерян, а с легионом скорее всего потеряна и родина. Будущее теперь, когда у него хромая нога, нет денег и нет перспектив, представлялось ему безрадостным и пугающим.

Центурион Друзилл, возможно, догадывался о его настроении, хотя Марк не делился с ним своими мыслями. Во всяком случае, он каждую свободную минуту заглядывал к своему командиру, а Марк, как больное животное, жаждал уединения и частенько желал центуриону очутиться на другом конце империи, правда, впоследствии он с благодарностью вспоминал его участливость и дружескую поддержку в тяжелую пору.

Спустя несколько дней Марк лежал и прислушивался к отдаленным звукам, означавшим, что прибыл новый командир. Он по-прежнему оставался в своих покоях; он было предложил, чтобы его перевели в лазарет, но ему ответили, что для нового командира приготовили другое помещение, а Марк может оставаться здесь, пока не поправится настолько, что сможет уехать, то есть отправиться к дяде Аквиле. Что ж, ему еще повезло, размышлял он в некотором унынии, у него имеется дядя Аквила. По крайней мере, скоро он узнает, похож ли незнакомый дядюшка на своего брата, его, Марка, отца.

Теперь, когда Марку позволили садиться, ему стал виден двор и розовый куст в винном кувшине, который рос как раз под окном. Среди темных листьев алела последняя роза, но пока он глядел на нее, прямо на его глазах упал один лепесток — как большая капля крови. Скоро за ним последуют и остальные. Крепость оставалась под его командованием ровно столько, сколько цвел куст… Куст и в самом деле уже не вмещается в кувшин, подумал Марк. Может быть, преемник его что-нибудь предпримет.

Преемник… Какой-то он будет? Марку не был виден въезд во двор, но вот раздались шаги вдоль колоннады, затем в наружной комнате, а спустя секунду новый командир уже стоял в дверях — очень щегольски одетый, но очень запыленный молодой человек, державший гребенчатый шлем под мышкой. Это был владелец упряжки, которой правил Марк на бегах во время сатурналий[15]в Риме.

— Кассий! — воскликнул Марк. — А я все гадал, будет ли это кто-нибудь знакомый.

Кассий подошел к постели.

— Здравствуй, мой дорогой Марк, как нога?

— Заживает так или иначе.

— Понятно. Что ж, и это уже неплохо.

— А куда ты дел своих гнедых? — быстро спросил Марк, меняя тему. — Ты их не взял сюда?

Кассий опустился на сундук и томно поник в изящной позе.

— Юпитер Величайший, нет, конечно! Я одолжил их Дексиону вместе с конюхом — он будет смотреть за ними и за Дексионом.

— У Дексиона им будет неплохо. Какое ты привел войско?

— Две центурии Третьего легиона, галлы, как всегда. Хорошие ребята, испытанные. Служили на северной границе, прокладывали каменные дороги, раз-другой обменялись стрелами с татуированным народом. — Он томно приподнял одну бровь. — Если они проявят себя в бою так же, как твоя неопытная Четвертая когорта, стыдиться их не придется.

— Думаю, что больше в этих краях беспорядков не будет, — заметил Марк. — Центурион Клодий Максим позаботился об этом как следует.

— Намекаешь на спаленные деревни и посыпанные солью поля? Да, карательные экспедиции — вещь малоприятная. Судя по твоему желчному тону, ты не воспылал дружескими чувствами к центуриону Клодию Максиму?

— Вот именно.

— В высшей степени ревностный командир, — проговорил Кассий тоном седовласого легата.

— Вернее, служака, — резко поправил Марк.

— Если бы ты прочел рапорт, который он подал по возвращении в ставку, ты, может быть, отнесся бы к нему дружелюбнее.

— Хороший рапорт? — удивленно спросил Марк. По его мнению, центурион Клодий Максим был не из тех людей, кто щедр на похвалы.

Кассий кивнул.

— Мало сказать — хороший. Как раз перед моим походом на юг начали даже поговаривать об одном пустяке… ну, там, о золоченном лавровом венке — чтобы Четвертая Галльская выглядела на парадах понаряднее.

Наступило короткое молчание, потом Марк сказал:

— Ну что же, нельзя отрицать, что мы… они это заслужили. Слушай, Кассий, если дело не ограничится разговорами, дай мне знать. Я скажу тебе, куда мне сообщить. Мне бы хотелось узнать, что когорта завоевала свою первую награду под моим командованием.

— Наверное, и когорте будет это интересно узнать, — грубовато ответил Кассий и лениво поднялся.

— Я иду в баню. Я в пыли с ног до головы! — Он постоял, глядя сверху вниз на Марка, на время отбросив свою томную манеру. — Не беспокойся. Я не погублю твою когорту.

Марк засмеялся, но горло у него вдруг перехватило.

— Смотри у меня, а то, клянусь, я найду способ отравить твое вино. Когорта превосходная, лучшая в легионе. Желаю, чтобы они принесли тебе удачу!

На дворе мелькнуло что-то яркое — последний темно-красный лепесток слетел с куста.

ГЛАВА 5

САТУРНАЛИИ.

Дядя Аквила жил в самом дальнем конце города Каллева. К его дому надо было пройти узкой улочкой, отходившей в сторону от Восточных ворот, оставив позади форум и храмы. Улочка упиралась в тихий угол, образуемый старым земляным укреплением (Каллева была крепостью бриттов до того, как стала римским городком). В этом углу все еще рос боярышник, и порой туда залетали пугливые лесные птахи. Дом почти ничем не отличался от всех прочих домов в Каллеве: деревянный, с красной крышей, удобный, построенный по трем сторонам дворика игрушечного вида, плотно покрытого дерном и усаженного привозными розами и ладанником в высоких каменных вазах. Но была у дома одна отличительная черта — четырехугольная приземистая башня с плоской крышей на одном из углов дома. Дяде Аквиле, проведшему большую часть своей жизни под сенью сторожевых башен от Мемфиса до Сегедуна, без башни было неуютно.