Читать книгу "Анжелика и московский звездочет - Ксения Габриэли"

– Я знаю, – весело сказала Катерина, – вы будете крестной матерью моей Аннушки!

– А кто же будет крестным отцом? – спросила Аделаида-Анжелика. Она только что сообразила, что и вправду не знает, кто же будет крестным отцом новорожденной принцессы и, соответственно, кумом Аделаиды.

– Неужели Петруша не сказал? – удивилась молодая царица. – Крестным отцом Аннушки будет граф Яков Вилимович Брюс! Человек замечательный, право! Он выходец из Шотландии, отличался и в Крымском походе, и в Азовском, а теперь и на севере отличается. С такими, как он, Петруша одолеет шведов!.. – Глаза царицы блестели.

Аделаида улыбнулась.

– О! Ваше Величество! Вы сделались настоящей сподвижницей Его Величества государя!

– Зовите меня по-прежнему Катериной! – Царица, в свою очередь, заулыбалась. – Конечно, я стараюсь входить во все Петрушины дела, но только для того, чтобы говорить с ним, ободрять его. Я не из тех женщин, которые вмешиваются в дела своих мужей, допекают мужей советами. Я не такая. Мне совершенно не интересно быть царицей, Ее Величеством, я хочу быть женой царя и матерью его детей!..

Аделаида искренне любовалась оживленным лицом Катерины, излучающим живой ум и жизненную энергию. О Брюсе мадам Аделаида, конечно же, слышала, но видеть его ей еще не доводилось; он почти постоянно находился на театре военных действий затяжной Северной войны.

* * *

В доме Аделаиду встретили слуги. Они знали и помнили Онорину-Ольгу, пылкого Андрея, Митрия Кузьмина и его сестру; они видели в свое время хрупкую Анхен Монс и страстную принцессу Наталию… Аделаиде было неловко с ними. За ужином она почти ничего не ела. А ночью долго не могла заснуть. Да, совсем еще не так давно в этом доме кипела жизнь, раздавались молодые голоса. А ныне – запустение и тоска. Что делать? Как жить дальше? Катерина, разумеется, узнает о совершенном мадам Аделаидой преступлении! Но Катерина умна, очень умна, умна очень по-женски. Она если и узнает что-то запретное, то виду не подаст. И неужели она совсем забыла о пасторе Глюке и фрау Марии, которые воспитали ее? Неужели она совсем не думает об их дочерях, Марте и Елене, своих названых сестрах?.. Но если и помнит, если и думает, то наверняка таит эти мысли, эту память в своей душе, да, умна, по-женски умна!..

Аделаида закрыла глаза. Надо было заставить себя заснуть!

На следующий день Петр еще не приехал. Она не знала, куда себя деть. Сидела в гостиной у камина, смотрела на огонь, пыталась вспоминать прошлое. А прошлое у нее было большое, разнообразное; богатое прошлое, богатое. Но теперь оно представлялось усталой женщине смутным, странным, нелепым. Нет, желание уйти из жизни не было таким уж нелогичным. Ей надо умереть, она должна умереть.

Ее жизнь потеряла смысл. Она никому не нужна в этой жизни…

Огонь в камине ярко пылал. Она всматривалась в сверкание пламени. Огненные язычки преображались в странных существ, наделенных зыбкими алыми телами и смутными яркими ликами… Нет, еще несколько таких одиноких дней и она сойдет с ума, просто-напросто сойдет с ума!..

Но на следующий день прибыл государь.

* * *

Никто не мог бы узнать измученную, отчаявшуюся женщину в моложавой крестной матери новорожденной принцессы Анны. Аделаида принарядилась, на ней было одно из ее лучших платьев, шея, уши и пальцы сверкали драгоценными камнями украшений. С ее лица не сходила любезная улыбка. Она твердо решила не думать о том, что знают и чего не знают о ней в Москве. Она вела себя, как должно было себя вести знатной доме, довереннице государя и крестной матери принцессы!

Очень ободряло Аделаиду и внимание государя и то, что она не видела в толпе придворных Чаянова, хотя и не сомневалась в том, что он вернулся вместе с царем.

Яков Вилимович Брюс оказался статным мужчиной с красивыми, несколько суровыми чертами лица. Он был весьма любезен со своей кумой, но никакого особенного интереса не проявлял к ней. Это даже немного удивило мадам Аделаиду. Ведь все-таки она – не последнее лицо в окружении государя. Но особенно задумываться о причинах равнодушной любезности Брюса она не стала.

* * *

Обед, состоявшийся после крестин принцессы, продлился долго, отличался пышностью и обилием блюд и напитков. Пожалуй, впервые мадам Аделаида смогла распробовать многочисленные кушанья старорусской кухни. Поданы были: папашник, щучий присол, белужье огниво в ухе, севрюжий варанчук, щи с тешею, звено с хреном, схаб белужий, тельное из рыбы, пироги, расстегаи, кулебяки, раки, всевозможные ботвиньи, черный и красный виноград, апельсины, яблоки… Вино лилось рекой, крепкие водки и настойки разливались морем разливанным…

Царь не любил, когда во время пира гости пренебрегали горячительными напитками.

– Пить всем! – Темные глаза сверкнули огненно.

После такого приказа бокалы, стаканы и рюмки опоражнивались еще скорее, чем прежде. Государь провозглашал тост за тостом.

– Здоровье новорожденной и новокрещеной принцессы Анны Петровны!.. Здоровье государыни царицы Екатерины!.. Здоровье Александра Данилыча Меншикова!.. Здоровье Брюса!.. Здоровье Дивьера!.. Здоровье Апраксина!.. Здоровье Гордона!..

Пили здоровье сподвижников Петра.

Аделаида заметила, что теперь ей нравится пить; ей хотелось забыться, забыться! И она осушала бокал за бокалом. Перед глазами плясали раскрасневшиеся лица опьяневших сподвижников царя Петра. Затем грянула музыка, и тогда заплясали и ноги, ботфорты и туфельки. В окна огромного зала ворвались пушечные громы, давался салют в честь крещения принцессы Анны. Затем гости, стоя у окон, любовались роскошным фейерверком. Но мадам Аделаида не в силах была подняться со стула. Откинувшись на высокую, резную и жесткую спинку, она смотрела прямо перед собой, полузакрыв глаза. Голова кружилась; непонятное веселье, нечто наподобие лихости, охватывало душу…

Аделаида не удивилась, когда мужская рука пожала ее руку. Ей было все равно. Она смотрела, щурясь. Ей показалось, что мимо нее прошел спокойный Чаянов. Затем над ее лицом, словно из тумана, выплыли точеные черты лица Якова Брюса. Мужественный голос произнес негромко:

– Я прошу вас поехать со мной…

Конец фразы растаял в сумраке опьянения. Аделаида ничего не отвечала. Ей было безразлично. Щурясь, она протянула руки навстречу сильным мужским рукам в рукавах темно-зеленого кафтана.

Затем ясно возникло видение Чаянова. Она ощутила, как ее ведут, обхватив крепко за талию. Вот ее подхватили и понесли. Она запрокинула голову. Перед глазами начали свой танец огни свечей и лепные украшения потолка.

Карета, укрепленная на полозьях, покатилась. Странно, но Аделаида была в карете одна. Должно быть, Чаянов и Брюс ехали в другом экипаже или верхом. Вяло шевельнулась в мозгу мысль о возможности бегства. Ведь, в сущности, ее увозят, ее похищают. Карета все же ехала не так уж быстро. Может быть, стоит толкнуть дверцу? Или нет, она слишком пьяна для таких рискованных прыжков…