Читать книгу "Цирк мертвецов - Джон Кей"

— Надеюсь, ты шутишь, Джин. Очень надеюсь.

Джин отвернулся и посмотрел на пейзаж, проносящийся за стеклом. Они только что миновали скоростную автостраду и теперь ехали по маленькому округу чуть западней Нового Орлеана, где не горел почти ни один фонарь. Они проехали мимо церкви, и Джин открыл окно, чтобы вдохнуть ветер и ощутить ночной воздух. До него донёсся слабый звук, где-то пели христианский гимн. Позже, когда он вернулся в Лос-Анджелес, он сказал брату, что это была «Вечная скала», но и в самом деле он не знал его названия.

Что он знал точно — это он сказал Элис, отвернувшись от окна и посмотрев ей в глаза:

— Я люблю тебя, — сказал он, и она выдохнула и откинулась на сиденье, очевидно застигнутая врасплох.

Несколько секунд её глаза были закрыты, а когда она открыла их, то сквозь переднее стекло автомобиля увидела в небе аэроплан. Машина, идущая за ними, осталась позади, и она сказала:

— Ты только что встретил меня. Ты не знаешь меня.

— Я знаю, что люблю тебя, — сказал Джин, и в машине повисла долгая тишина. — Я это точно знаю.

Когда они приехали на площадку, на сцене была Ирма Томас, ей аккомпанировала The Showmen, домашняя группа студии «Минит»[40]в Новом Орлеане. Она исполнила три песни, в том числе популярный здесь хит, нежную балладу под названием «Ruler of My Heart». После неё выступал Бастер Браун из Мемфиса, играющий на гармонике, и воспел-квартет под названием Delta Boys. Ровно в полночь на главную сцену вышел Джонни Мур с одетыми в одинаковые красные пиджаки и ботинки пианистом и двумя гитаристами.

Казалось, что прошла целая вечность, пока музыканты выпили по бутылочке и, смеясь и дружелюбно переговариваясь, настроили инструменты. В голосе Джонни звучала признательность и показная эффектность:

— Это высокая честь для нас — играть здесь, в Новом Орлеане, для вас. Несколько лет назад я сидел в тюрьме недалеко отсюда. В Анголе. Это плохое место. Со мной плохо обращались. Да уж. Хуже, чем со мной когда-либо обходилась любая из моих женщин. Я написал эту песню, когда меня выпустили под честное слово. Она называется «Devil Woman Blues».

Джин почувствовал, как Элис сжала его пальцы, когда Джонни Мор открыл рот и воздух прорезал его сверхъестественный фальцет, очаровав всех.

— Я бы отдала что угодно, чтобы так петь, — сказала Элис, когда зрительный зал взорвался криками и аплодисментами. — Ну, или почти всё.

Тем вечером, после того как он и Элис занимались любовью, он почувствовал, что волна одиночества разбередила скрытую рану в его сердце. В полумраке комнаты Элис обняла его и пристально посмотрела в глаза, не понимая, почему на его лице вдруг появилось выражение печали и отчаяния. Она спросила его, что случилось, а он просто притянул её к себе и сказал:

— Будь со мной.

Следующим утром, когда тела их были страстно сплетены, он наконец произнес:

— Я боюсь.

— Чего? — спросила Элис, и, поскольку он не ответил сразу, её голос зазвучал твёрже: — Скажи мне.

Ещё крепче прижав её к себе, Джин попытался объяснить, что его пугает слишком сильное влечение к ней. И он боится потерять над собой контроль и причинить ей какой-то вред, ведь тогда она навсегда уйдет от него.

— Ты хочешь сделать мне больно? — спросила Элис и спокойно села. Глаза Джина были закрыты, и он медленно покачал головой. — Тогда не переживай. Потому что я не собираюсь никуда уходить.

Элис быстро выпрыгнула из постели и натянула платье. Тут она остановилась и принялась мурлыкать себе под нос песенку, доносившуюся из радиоприёмника в соседнем номере.

— Он играл именно эту песню. Джин выглядел смущённым:

— Кто играл?

— Пианист внизу. Это из «Карусели»[41]. Она называется «If I Loved You»[42], — сказала Элис. Продолжая улыбаться, она пошла в ванну. — Мы когда-нибудь сходим в кино, и ты увидишь.

Пока Элис была в душе, зазвучала песня «Tune Is Busting Out All Over», а Джин стоял обнажённым напротив окна с открытой занавеской, подставляя лицо солнечным поцелуям. Тихо-тихо, практически про себя, он произнёс словно молитву:

— Быть живыми и быть вместе. Это всё, чего я хочу.

Глава 3 — Не уходи

Похороны Элис в местечке Сидар-Рапидз, штат Айова, состоялись в следующее за крушением рейса № 232 самолёта компании TWA воскресенье. Джин прилетел в субботу около полудня после краткой остановки в Далласе, где к нему присоединилась Марсия Хорн, они раньше жили с Элис в одной комнате и частенько летали в одном экипаже. Высокая, элегантно одетая чернокожая женщина со светящейся кожей и выступающими надбровными дугами, получившая диплом об окончании экономического факультета Южного методистского университета, Марсия недавно вышла замуж за своего возлюбленного из колледжа и вернулась в Форт Ворс, свой родной город.

— Я очень любила Элис. Она была самой лучшей подругой, — тронув Джина за руку, сказала Марсия, когда они уже были в воздухе. — Она была доброй и никогда не шепталась у тебя за спиной, как остальные девчонки. В работе она всегда хотела сделать больше, чем была должна. Она не позволила бы никому быть лучше её и сама говорила об этом. Она ведь была девушкой с характером, правда?

Джин медленно кивнул. Марсия сжала его руку, и когда он взглянул на неё, то, к своему удивлению, обнаружил, что в её чувственных зелёных глазах стояли слёзы.

— Она всё время говорила о тебе, — сказал Джин.

— Мы были как сестры. Мы менялись одеждой и любили одну и ту же еду, — рассказывала Марсия, открывая свою сумку и доставая из неё конверт. Внутри конверта лежали фотокарточки, сделанные поляроидом, на которых они с Элис стояли на берегу. Они держались за руки, на губах застыли одинаковые улыбки, и на обеих были одинаковые купальники. За ними голубое небо прорезали длинные облака, подобные белым перьям.

— Эти фотографии были сделаны в Кей-Уэст на прошлогоднее Рождество.

— Перед тем как мы встретились.

— Да.

— Спорю, что вы сводили ребят с ума, — улыбаясь, сказал Джин, всё ещё внимательно разглядывая фотографию. Марсия взглянула на Джина, но не улыбнулась в ответ. Напротив, в её глазах засветилась какая-то невысказанная мысль. — Что-то не так?

Марсия отвернулась и посмотрела в окно самолёта. Под ними, на огромных неогороженных полях, засеянных зерном, с то и дело мелькающими яркими красными фермами, паслись стада коров и овец размером с муравьев.