Читать книгу "Битва за сектор. Записки фаната - Дмитрий Жвания"

- Ха-ха, слышали, Маркиз, Петруха?! - Кабан закрутился, как Квазимодо, подобострастно посматривая из-под очков то на рыжего, которого он и назвал Маркизом, то на мужичка, похожего на спивающегося сотрудника НИИ. - Он хочет, чтобы мы все скинулись, он хочет бухнуть с нами, с правыми фанатами, ха-ха.

- Не-а, чувак! Мы скидываться не будем, вы будете нас поить, потому что вы - ле-ва-ки! Понятно? - заявил рыжий Маркиз.

Я понимал: в принципе, бояться нечего. Рыжий, конечно, здоровый, я его не повалю. Но если завяжется драка, тут же прибегут менты, и, естественно, повяжут тех, кто взрослее. Менты стояли у входа на поле и заинтересованно поглядывали на нас. Но уповать на ментов - не фанатское дело. Я пребывал в нерешительности, единственно, что я решил точно, что ни за что не отдам два рубля, которые положил в карман джинсов.

- О, да у тебя «стрелка»! А ты разве достоин ее носить?! - Маркиз взял за значок зенитовского логотипа, приколотый к Юриной рубашке. Юра, ни слова не говоря, достал из кармана брюк три рубля, и зеленая купюра тут же оказалась в руке рыжего Маркиза.

- Вот так-то лучше! Кабан, Петрович, поехали на Красного курсанта, а то магазин закроется. А «стрелку» ты мне все же дай. Поносить.

Окончательно раздавленный Юра отстегнул значок от рубашки и отдал его. Троица ушла, точнее, ушли Маркиз и Петрович, а Кабан семенил за ними, как искалеченная собачонка.

Смотреть матч дублеров не было уже никакого настроения. Но мы все же его посмотрели. У меня ничего не отобрали, но я все равно чувствовал себя униженным и оскорбленным. Девушки молчали. Женский инстинкт, наверное, подсказывал им, что они связались не с теми парнями - с какими-то несерьезными малолетками.

После этого случая я с Ирой больше не встречался: я ей не звонил, но и она никогда не набирала номер моего телефона. С Юрой я поддерживал приятельские отношения еще какое-то время, и он как-то признался мне, что Лена ему изменяет. Юра запил и вскоре выпал из моего поля зрения, я пробивал выезды один за другим, у меня появился новый круг знакомых. С Леной я как-то случайно встретился в перерыве домашнего матча, она была пьяная, в белой юбке, заляпанной винными пятнами. Ее обнимал и лобзал какой-то взрослый парень, лет двадцати семи, явно бывший зэк - лицо прочифиренное, на руках - наколки. Я кивнул Лене, но она сделала вид, что не узнала меня.

Кого я много раз видел после того случая на запасном поле, так это Маркиза. Мы стали даже приятелями. У обутого Юры был выбор. Он мог, как и я, на следующий день пойти на 33-й сектор, как я ему предлагал. Но он пошел на 40-й. Он испугался и в итоге расписался в своей фанатской немощи. Он сдался без боя. А фанатское сообщество слишком брутально, чтобы уважать тех, кто сдается.

Так получилось, что до своего первого выезда в Киев на матч местного «Динамо» с «Зенитом» я не мог себя причислять к фанатам, так как у меня не было прозвища, данного каким-нибудь авторитетным ультрас. Это сейчас фанаты сами себе придумывают погоняла. И, естественно, никто себя не обижает. Так, среди нынешних фанатов СКА есть паренек, который сам себя назвал Паханом. А раньше, когда фанатское движение только зарождалось, так было не принято. Прозвище мог дать только авторитетный фанат, а еще лучше -один из лидеров движа. Если в компании фанатов выяснялось, что кто-то сам себя как-то прозвал, его могли высмеять, а то и унизить. Среди фанатов прошлого и настоящего я знаю только одного человека, кого в фанатской среде знают под его собственной фамилией, это - мой товарищ по мореходке Вадик Смолин.

Мне мое прозвище никогда не нравилось. Но избавиться от него, поменять его на другое я не мог, не имел права. Так получилось, что для фанатов я - Ара. Дело было на выезде в Киев летом 1984 года. Когда я и Адвокат приехали в «мать городов русских», на перроне вокзала нас уже встречала группа киевлян, фанатов местного «Динамо», среди них затесался известный фанат «Зенита» Кастет, который приехал в Киев за несколько дней до матча, и видно было, что он провел их, распивая спиртные напитки. Выглядел Кастет как загулявший цыган: всклоченные черные волосы, над губой - мушкетерские усы, а не юношеский пушок, треники с пузырями на коленях, стоптанные сандалии, застиранная футболка, говорил Кастет хриплым голосом.

С киевлянами фанаты «Зенита» дружили, и мы всей компанией пошли в винный магазин, закупили много бутылок какого-то местного плодово-ягодного напитка. Сели в живописном киевском дворике, откупорили емкости с мутной коричневатой жидкостью.

- Слушай, Дима… как твоя кликуха? - спросил Кастет.

- Нет у меня клички…

- Не порядок! Сколько у тебя выездов?

- Этот четвертый.

- А куда успел съездить?

- У меня Вильнюс и две Москвы: на финал Кубка и на «Спартак», когда «Зенит» 3:2 выиграл.

- Не много, но пора тебе получить погоняло. Сейчас мы тебе его дадим, а ты, как водится, проставишься в честь этого. Ладно?

- Не вопрос.

Киевляне (у одного из них была кличка Юра-Петя) одобрительно замычали.

- Дай-ка, Дима, паспорт, - попросил Кастет.

Я вытащил паспорт и протянул его Косте.

Он долго его разглядывал, листал страницы - как заправский мент.

- Ара! Будешь Арой! - вынес он вердикт.

Киевляне опять одобрительно замычали.

«Почему Ара?» - недоумевал я. «Ара» - по-армянски «парень», а в моем паспорте было четко написано: грузин. По-грузински «ара» - нет, отрицание. Но вряд ли Кастет был силен в таких тонкостях грузинского языка. Наверное, он исходил из того, что все кавказцы - ары, не знаю. Мне пришлось проставляться, и не помню, как мы добрались до дома киевского фаната, который меня приютил.

Так или иначе, прозвище прилипло ко мне. Самые большие проблемы из-за него возникли у меня во время выездов в Грузию: в Кутаиси и Тбилиси.

- Слушай, ты же грузин, а не армянин. Так почему твои друзья зовут тебя Арой, а?!

Зато потом, я когда полностью переключился на фанатизм за СКА, трактовал свое прозвище в выгодном для себя ключе. Мол, Ара - это от того, что я завожу на секторе: «А-р-р-р-р-мей-цы с Невы!»

Затем я неплохо показал себя на минском выезде. Сама игра прошла уныло, а мы не смогли поддержать «Зенит» как следует. Зато перед матчем и после него нашей выездной бригаде удалось отличиться. Команда остановилась в гостинице рядом со стадионом. Мы проникли туда, оккупировали один из номеров, начали распевать фанатские песни, и нас пришлось выгонять с помощью милиции. Зачем мы это сделали, в чем был смысл акции, я не знаю. Да и какая разница. Я же сказал - фанатизм абсурден, как и вся наша жизнь. А после матча я подрался с местными мужиками, которые оказались ветеранами войны в Афганистане. Вначале все шло хорошо. Выходя со стадиона «Динамо», мы, я и Комиссар (парень, с которым я учился в одном классе и которого вовлек в фанатское движение), познакомились с двумя парнями. Те вели себя довольно дружелюбно и предложили выпить за знакомство, за «Зенит» и минское «Динамо». Мы не стали отказываться. Мы купили три бутылки местного пойла под названием «Белая вежа», выпили за Зенит», за минское «Динамо», за Белоруссию, за Ленинград. И вдруг мужиков понесло, один из них схватил меня за шарф и стал стягивать его на моей шее, говоря: «Я, блядь, не для того в Афгане под пулями ходил, чтобы ты от всякой хуйни страдал, фанат, блядь!» Комиссар решил, что для него будет лучше, если он убежит, и дал стрекоча. Мужик продолжал сдавливать мне горло, я стал задыхаться. Второй мужик стоял рядом с товарищем и лыбился. Еще немного, и я бы потерял сознание, но мне удалось улучить момент для удара коленом в мужицкий пах. «Афганец», естественно, немного согнулся, я его оттолкнул и побежал что было сил. «Афганцы» устремились за мной, крича проклятья в мой адрес, а я завернул за угол, где, на мое счастье, стояло такси. Я буквально впрыгнул в салон, как это делают в детективных фильмах, и крикнул «На вокзал! Я опаздываю!» Такси сорвалось с места как раз в тот момент, когда из-за угла выбежали те два мудака - воины-интернационалисты.