Читать книгу "Ненависть - Юлия Остапенко"

– Черт возьми, Диз, я солдат, я перебил не одну сотню на своем веку, но среди них нет ни одного нищего попрошайки, попытавшегося меня обокрасть.

– А представь, что ему бы это удалось,– спокойно произнесла Диз.– Что бы я делала тогда? Тебе-то легко говорить, что для тебя деньги? Выпивка и шлюхи. А у меня есть цель, понимаешь? Цель.

– Не в этом дело, Диз. Не в деньгах. Ты не из-за этого его убила. Тебе...

Он запнулся и бессильно покачал головой. «Тебе это просто нравится. Ты словно... словно репетируешь, словно предвкушаешь... Ты как будто обезглавливаешь того человека всякий раз, когда наносишь удар, и, возможно, сама это понимаешь. Но я вижу тебя, судя по всему, последний раз в жизни и не хочу говорить это. Не хочу, чтобы ты запомнила мои слова и ненавидела меня за них... так, как ненавидишь его».

– Ты ненавидишь его? – эхом откликнулся он на свои мысли, не в силах удержаться от соблазна.

Диз не ответила сразу, и Глодер решил, что в самом деле разозлил ее, но тут она вдруг подняла голову и задала вопрос, заставивший его покрыться холодным потом:

– Что ты знаешь о ненависти, Глодер?

Она спросила просто, обыденно, и в то же время с легким, чуть заметным любопытством,– так человек, обладающий неким безграничным знанием, интересуется осведомленностью в этой области пятилетнего ребенка. И его испугал этот тон. Нечасто ему приходилось испытывать страх... но он знал, что это такое, и сейчас вдруг подумал, что, возможно, не так уж плохо, что она уезжает.

– Мало,– коротко ответил он.– А ты?

Диз посмотрела на него, и он вдруг снова вспомнил, как она обрезала пальцы отрубленной кисти, сжимавшие ее косу.

– Она больше, чем кажется,– внезапно проговорила Диз.

– Что?

– Она больше, чем кажется,– повторила она и отвернулась.

«Кто он, Диз? Что он сделал с тобой? Что он продолжает с тобой делать?»

Затор наконец рассосался, повозки возобновили тяжелый ход. Похоже, отсутствия чумазого попрошайки никто так и не заметил. Ребенок в задней повозке перестал плакать и принялся возиться с тряпичной куклой. Диз смотрела на него и улыбалась, но Глодер знал, что ее здесь нет.

* * *

Дэмьен шел короткой дорогой – той, которой раньше всегда пользовался, решившись навестить Гвиндейл, и на которую не ступал уже почти три года. Это была узкая, поросшая травой тропа, – она прорезала сосновый бор, разделявший деревню и дом Гвиндейл. Жилище Клирис находилось совсем близко к тропе, начинавшейся в двадцати шагах от кромки леса и потому не видимой с тракта. Помнится, семь или восемь лет назад, когда он впервые оказался в этих краях и встретил сразу двух женщин, впоследствии значивших в его жизни несколько больше, чем лошади и оружие, его позабавило то, что эта тропа фактически соединяла два милых его – не сердцу – телу порога. Он довольно часто ездил к Гвиндейл – его тянуло к ней, и в этом не было ничего странного – гораздо удивительнее, что она обратила на него внимание. Это ему немного льстило, но главным стимулом все же оставалось ее восхитительное тело – безусловно лучше, чем у Клирис, при всех несомненных достоинствах послед– ней. Сама же Клирис в те времена была чем-то вроде транзитного пункта, но он никогда не говорил ей об этом. Кажется, она сама это понимала. А может, и нет. Тем более удивительным казалось то, что после той кошмарной ночи три года назад, когда он впервые в жизни ощутил жгучую потребность в доме, в любви, в простых и банальных человеческих радостях, он подумал не о Гвиндейл, а о Клирис. И вот теперь он с ней... и идет по давно забытой тропе, по которой ходить зарекся в то сырое утро, когда явился к Клирис, смирный и покорный, как побитая собака. Он готов был лизать ей руки, спать у ее ног – стоило только приказать, он сделал бы все, лишь бы она приняла его. Тогда это казалось ему самым важным, что она может сделать. А она ничего не потребовала. Может, потому он и пришел к ней, а не к Гвиндейл – та всегда знала, как много значит для него, охотно пользовалась этим и наверняка потребовала бы от него невозможного за право спрятаться под ее крылом от самого себя. Впрочем, она всегда требовала невозможного. Это была профессиональная привычка. Потому он и пожертвовал тем слабым, но все же ощутимым притяжением, что испытывал к ней, ради безотказной и до смерти влюбленной в него Клирис. И, кажется, совершил ошибку.

«Думаешь, у тебя был выбор? С чего ты взял, что она приняла бы тебя?»

В самом деле. И, может, поэтому он не пошел к Гвиндейл? Потому что знал, что она откажет, – а он тогда не вынес бы отказа? И если задуматься, разве могла бы она не отказать? Разве имела на это право?..

Но теперь он все же шел к ней. Три года спустя он снова ступил на тропу, когда-то соединявшую его любовниц, а теперь – его жену и... стоп, а кто он теперь Гвиндейл? Бывший любовник? Не самый лучший статус. Тропа заросла, местами травой, короткой, густой и пахучей, а кое-где – мелким ломким кустарником, рассыпавшимся от малейшего прикосновения. Этот бурьян довольно легко извести, но уже само его наличие наталкивает на определенные мысли, верно?..

Что если тропа, соединявшая их, тоже заросла бурьяном? И что если Гвиндейл не захочет выкорчевать сорняки? Что будет значить желание Дэмьена перед ее волей – тем более что он снова хочет использовать Гвиндейл в своих целях, хотя и не знает как. И... разве ему неизвестно, что она привыкла требовать плату за ответы?

Сосновая ветка хрустнула под его ногой. Дэмьен остановился, посмотрел вниз, нагнулся и поднял с земли зарывшуюся в палые листья шишку. Стряхнул с нее приставшие рыжие иглы, сдул землю, повертел в руках. Шишка была большой и кособокой; асимметричная форма и выпуклая черная макушка делали ее похожей на одноглазую старуху. Дэмьен слабо улыбнулся, сунул шишку в карман и пошел дальше.

Раньше эта дорога отнимала у него не более часа. Сегодня он, кажется, шел немного дольше. Наверное, из-за бурьяна. Наверное.

Серые стены вынырнули из стройных рядов сосновых тел. Похоже, они еще больше обветшали за эти три года. Неровные глыбы выпуклых камней кладки покрылись мхом почти полностью, только кое-где среди грязно-зеленого влажного ковра еще просвечивали серые пятна; появилась плесень. Почерневшие ставни, оккупированные древесным грибом, похоже, не раскрывались несколько лет, и было очень сомнительно, что их закостеневшие от проржавевших насквозь петель створки можно будет раздвинуть без помощи лома. В расщелинах потрескавшегося и подгнившего дерева деловито копошились муравьи. В целом огромное и некогда внушительное здание напоминало вывороченный из земли грязный валун, словно в насмешку брошенный посреди залитой солнцем поляны.

Зато дорога, ведущая к аркообразной двери со стороны, противоположной той, из которой пришел Дэмьен, была по-прежнему ровной и утоптанной. Эта дорога никогда не зарастет. Пройдут еще сотни и тысячи лет, Серый храм развалится, превратится в бесформенный курган, потом и вовсе сравняется с землей, но люди будут идти и идти в это место, потому что, пока стоит мир, ничто не в силах отбить у человека желания задавать вопросы. А потому единственный, кого никогда не забудут,– это тот, кто умеет на них отвечать. И ему, ввиду его божественного происхождения, в общем-то все равно, как вы– глядит место, отведенное под дом его материальной оболочке. Хотя Дэмьен никогда не переставал искренне возмущаться поведению жрецов Серого Оракула, которое не мог списать ни на что, кроме вопиющей лени и безалаберности. В самом деле, неужели так трудно изредка приводить в порядок помещение, хотя бы из элементарного уважения к его хозяину, чьими слугами они являются? Гвиндейл когда-то пыталась объяснить ему, что дом ответов не может выглядеть иначе, потому что запустение – неизменный спутник вечного, но он отмахивался от таких отговорок, хотя и не возражал вслух. В конце концов, как раз Гвиндейл была единственным человеком в этом месте, старательно и качественно делавшим свою работу.