Читать книгу "Нарушитель - Николай Гуданец"

— Врешь! — повторил он. — Врешь…

5

Над туманной кромкой залива восходило розовое солнце. Бриз вкрадчиво перебирал тяжелую листву, с нее то и дело срывались крупные, кристально прозрачные росинки. В какой-то миг падения они вдруг вспыхивали, словно бы на полпути к земле простреленные пологим утренним лучом. Наливная, отборная роса покрывала и траву, и ноздреватые валуны, меж которых петляла тропинка, и скамью на вершине холма. Арч, предусмотрительно захвативший с собой стопку информационных распечаток, подстлал их на сиденье и спинке.

Каждое утро после завтрака он приходил сюда, садился на скамью, осененную разлатыми перистыми ветвями, смотрел, как над заливом поднимается розовое светило. Затем спускался в седловину и долго бродил по лесным тропам. Еще на звездолете, по пути с орбитальной базы в Адапторий, Арчу стало казаться, что мир небесников навсегда излечил его от способности к удивлению. Однако, едва ступив на грунт Самарна, он испытал чувство, граничившее с шоком. Чудо из чудес, потрясшее Арча до глубины души, называлось «деревья». До сих пор созерцание рощи, мерно колышащейся под ветерком, отзывалось в его груди восторженным трепетом.

Чуть выше солнечного диска возникла темная точка. Она стремительно приближалась, росла, и вскоре Арч распознал в ней пассажирский бот, идущий на посадку. Его блестящее брюхо с выпущенными тонюсенькими шасси пронеслось высоко над холмом, и воздушная волна всколыхнула чуткие верхушки деревьев. Арч обернулся и увидел, как серебристый диск опустился за высокими куполами Адаптория, которые мягко розовели в утренних лучах.

Еще одного бедолагу привезли с другого края Галактики, подумалось ему. Ничего, обвыкнет. Все ошалевают поначалу, потом входят во вкус. К хорошему привыкают быстро.

Сбоку, за кустами, послышался топот бегущих ног и сиплое, с присвистом, дыхание. Меж ветвей замелькала плешивая голова, увенчанная зубчатым золотым обручем. Потом бегун показался на повороте дорожки во весь рост. Его обнаженный дряблый торс лоснился от пота, края набедренной повязки влажно потемнели. Секундомер на шнурке прыгал, бился о грудь, обильно поросшую седыми слипшимися кудряшками. Поравнявшись со скамейкой, старичок нажал кнопку секундомера и перешел на шаг. Шумно отдуваясь, он стал расхаживать туда-сюда, искоса вопросительно поглядывая на Арча. Наконец тот сжалился и произнес:

— Привет.

— О боги мои, наконец-то! — затараторил старичок. — Ну неужели так трудно поздороваться сразу? Вы же прекрасно знаете, что я здороваюсь первым только с богами…

— Прошу ваше высшее величество меня извинить.

— Высочайшее величество, — уточнил венценосец. — Вы-со-чайшее! Почему вы всегда коверкаете мой титул? У вас память слабая? Или так принято шутить на вашей планете? — Старичок стал делать приседания, старательно дыша через нос.

— Так я жду ответа на мой вопрос, заявил он, окончив упражнение. — Или это забывчивость, или неуместная насмешка. Что же?

— Боюсь, и то, и другое, приятель.

Возмущенно фыркая, высочайшее величество смахнуло росу с краешка скамейки, уселось.

— Дерзость… — донеслось приглушенное бормотание. — Одна лишь дерзость и попрание наисвященного сана. Токмо усекновением дерзковыйных глав спасаемы престолодержавцы…

— Да будет вам, — примирительно бросил Арч. — Каждое утро одно и то же. Не надоело?

Молча старичок поерзал на скамейке. В роще раздалась заливистая трель, и сразу ей вторила другая. Пели крошечные радужники, в изобилии населявшие окрестности Адаптория.

— Как ваша сегодняшняя пробежка? — полюбопытствовал Арч и, не дождавшись ответа, повторил на другой лад. — Каково пробежалось ваше высочайшее величество?

— Превосходно. Просто превосходно. Сегодня я поставил свой личный рекорд, — он тряхнул секундомером. — От опочивальни до этой скамейки за шестьсот девяносто один кома шесть. Я в отличной форме, н-да. А поначалу, представьте, мечтал пробежаться хотя бы за восемьсот… Мой лейб-медик нижайше рекомендовал постепенно наращивать дистанцию.

— Рад за вас.

— Вчера летал на экскурсию, — сообщил августейший бегун. — Прелюбопытнейше. Всюду люди приветливы, хотя несведущи в этикете. Могущественный и дивный народ, но непросветленный, увы. Перстные твари — и те в чащобах предводительствуемы, из среды своей воздвигают вожатого и чтут боязненно…

— Одного никак не пойму, — перебил Арч. — Чем вам здесь не по нраву?

— Вопрошая, не титулуете… — скорбно вздохнул старичок. — Что ж поделать. Хлеб чужбины пресен, и тускл небосклон ея. А навоз отчизны благоуханней чужедальних цветов.

— Кажется, позавчера вы хаяли эту самую отчизну на все корки. Обижались, что вам едва башку не оторвали.

— Неблагодарность черни посягает на плоть, однако втуне тщится замарать благорожденность, — последовал ответ. — И втуне просветлять дерзких, приуготованных усекновению.

— Вроде меня, что ли?

Старичок встал, потянулся, с урчанием поскреб дряблые бока. Звучно шлепая кроссовыми туфлями, он поплелся вниз, к пляжу.

— Варварство… — расслышал напоследок Арч. — Дерзость сугубая… Несть просветления…

Пышно шелестела листва. Радужники разливались вовсю. Один из них покружил над скамьей и бесстрашно опустился на ее спинку рядышком с неподвижным человеком. Взъерошив многоцветные перья, он старательно разглаживал их изогнутым клювиком. Осторожно Арч обшарил карманы в поисках угощения, набрал щепотку крошек, протянул их на ладони птице. Радужник вытянул шею, постреливая то одним, то другим любопытным глазом. Затем перепорхнул, щекотно вцепился лапками в большой палец и принялся жадно клевать. Подлетел еще один радужник, вылитая копия первого, и завис над ладонью суматошным переливчатым облачком, обдавая лицо Арча трепетным ветерком. Однако вдруг обе птицы всполошились, упорхнули, скрылись в ветвях.

Арч вздрогнул, обнаружив, что рядом с ним сидит Гур. Очевидно, тот незаметно подкрался сзади и в мгновение ока, бесшумно перемахнул через спинку скамьи.

— Салют, крестник.

— Здорово, спаситель.

— Извини, что спугнул твоих птичек. Как тебе тут живется?

— Благодарствую, — Арч покривился. — Жаловаться не приходится, дурбольница высшего разряда.

— Ты чем-то недоволен, как я понимаю.

— Нет, не сказал бы. Красота, покой. Птички клюют прямо с руки. Только, знаешь… Кисло мне стало. Когда прошло первое обалдение, начался какой-то свербеж на душе. Как будто это несправедливо, нечестно, понимаешь?

— Что нечестно?

— То, что я здесь.

Арч отвел глаза и стал смотреть на залив. У самого берега, на мелководье беззаботно плескался бывший монарх. Даже купаясь, он не расставался с короной.

— Признаться, я ожидал чего-то в подобном духе, — сказал Гур. — Хотя твои последние тесты свидетельствуют о полной норме. Да и такая реакция, скорее всего, естественна.