Читать книгу "Профессия - смертник - Мария Симонова"

– Встал бы да побрился, – не унималась глуховатая старушка. – Вытер бы, что ли, пыль да вон помойку вынес. Чай, мы с тобой не козы, не овцы – чего ж нам жить-то, как в хлеву?

Это была уже не первая ее попытка расшевелить племянника, их был предпринят ею целый ряд, как то: смерив ему температуру и давление, подключив его к просмотру своего любимого телесериала и пригласив к вечернему чаепитию с соседкой Зинаидой Петровной. Сейчас у Степана возникло стойкое ощущение, что полоса совпадений, оберегающих его здоровье, еще не кончилась и шибанет инфарктом единственного родного человека в тот момент, когда она доведет его до мигрени. Гадай тогда, кто виноват: его нелинейный бред или ее гипертония.

Степан с трудом, словно чугунный Командор, оторвался от своего лежачего постамента, то бишь от кровати, издавшей всеми пружинами облегченный стон, и тяжелой поступью, наверняка заставившей трепетать дух донны Анны, отправился выносить помойное ведро.

– Степа, может, лучше завтра – на ночь-то примета плохая!.. – запоздало спохватилась тетушка, вспомнив, должно быть, о его небритой физиономии («Не ровен час, соседи увидят, решат, что запил»). Но Степан уже хлопнул дверью в сопровождении зловещего громового раската – «гром небесный» прозвучал в исполнении теткиного алюминиевого таза, сорвавшегося со стены в прихожей.

Было что-то между девятью и десятью вечера – время перехода красок к легким полутонам, когда солнце уже скрылось и все же мир на пару минут призрачно светлеет, становясь словно бы немножко иным – чуть зыбким, изменчивым. Осиянным – вот самое подходящее слово. Степан очень любил такие мгновения, зная, как редко выпадает возможность их уловить. Но сегодня нечто – почему бы не назвать это мирозданием? – словно специально, поджидало его выхода на улицу, чтобы окутать загадочным светом, нашептать теплым ветерком в щелочки воздвигнутого им внутреннего бастиона: «Признай – ведь я по-прежнему прекрасно. Может быть, не так уж все во мне безнадежно, а?..»

Степан, целенаправленно пересекающий подъездную дорогу, и впрямь было встрепенулся в душе, растревожился – так промерзшая ледяная глыба начинает таять под воздействием солнечных лучей. Но процесс размораживания, как известно, сопровождается болью. И хотя физической боли он с некоторых пор перестал бояться, но этой… Как раз этой боли он бежал больше всего на свете. В качестве спасения от новых мук ему припомнилось, что предвечернее очарование мира – не более чем обман зрения: вроде бы эффект колбочек и палочек, совершающих в этот момент дружную перестройку на ночное видение. Кстати, приближение к баку с отбросами весьма способствовало восстановлению реалистичного взгляда на мир.

Но, видно, судьба, так жестоко отдубасившая Степана, решила сегодня во что бы то ни стало изобразить из себя пряник: окидывая рассеянным взглядом окрестности, Ладынин увидел, что по дорожке, проложенной через двор, идет Леночка. Как всегда, немножко отрешенная, в узком бежевом костюмчике, неловко-изящная, головокружительно-легкая – почти как этот овладевший миром чудесный свет. То ли девочка, а то ли виденье – из разряда тех, что встречаются хоть раз на жизненном пути каждого мужчины. Он знал о ней только то, что она живет у них в доме на первом этаже. Сейчас, направляясь к подъезду, она должна была непременно пройти мимо Степана.

Раньше ему и в голову не пришло бы подойти к ней, чтобы не нарушать иллюзию, именуемую «прекрасный мираж», существующий где-то рядом и все же за гранью его досягаемости. Но что такое иллюзии для человека, уже ступившего за другую грань – постигшего всю тщету этой пошлой игры, именуемой жизнью? Ясно же, что живая девушка, состоящая из плоти и крови, не может считаться недоступной.

И Степан внезапно решил, что почему бы ему с ней не познакомиться? Он даже двинулся ей навстречу, но остановился, вспомнив про помойное ведро: будь ты хоть сам Казакова или даже неотразимый Джеймс Бонд, но с таким довеском ты вряд ли рискнул бы заводить знакомство с феями.

Степан заколебался, тем временем момент был упущен: Леночка прошла мимо, как мимолетное виденье, как ангел чистой красоты, даже не найдя нужным с ним по-соседски поздороваться, и уже стучала каблучками по ступенькам подъезда. Ну что ж, прошла и прошла, не в первый раз, наверное – эх-эх!.. – и не в последний.

«А не напиться ли мне сегодня?» – с привычной тоскою подумал Степан, провожая Леночку взглядом и замечая, кстати, что вместе с ней, догнав ее в последнюю секунду, в подъезд входят трое неизвестных ему граждан, вышедших только что из припаркованного рядом с подъездом «Лендкрузера».

Машина была незнакомая – вполне вероятно, что подозрительного вида троица приехала к кому-то в гости. Но уж больно долго они стояли, не спеша выходить, словно поджидали кого-то. Возможно – Леночку?.. Вернее – первую же одинокую девушку, входящую в подъезд, чтобы настигнуть ее там… Зачем? – Для совершения насилия, конечно. Наверняка существовали и другие объяснения их действиям, не пришедшие Степану в голову по причине, видимо, полного отсутствия воображения. Да и некогда было размышлять. Он бросил ведро (нет чтобы догадаться сделать это раньше, в целях знакомства) и ринулся к двери, по пути вырывая из кармана магнитный ключ. Второпях он даже не подумал о том, как собирается защищать девушку, будучи один против троих—к его чести, скажем только, что о своей неуязвимости он в это время забыл напрочь.

Парадное их старого дома, куда Степан влетел наподобие порыва ураганного ветра, было пусто и по обыкновению гулко, словно фойе театра, уже покинутого публикой. Леночкина дверь, расположенная справа от лестницы, оказалась закрытой. Степан миновал ее и в замешательстве остановился напротив лифта.

Разумнее всего было предположить, что ничего страшного здесь не произошло – Леночка просто ушла домой, и криминального вида троица, зашедшая вместе с ней, тоже скрылась в какой-то из квартир. А ему следует со спокойной совестью возвращаться на улицу за ведром, потерю которого тетка наверняка отнесет за счет его съехавшей крыши – и окажется недалека от истины.

Но Степана посетила и другая мысль: что, если те трое вынудили Леночку впустить их к себе в квартиру? Страшно представить в таком случае ее теперешнее положение! И как быть ему, терзаемому подобными сомнениями – может, стоит позвонить ей в дверь и удостовериться, что все в порядке?.. Он отдавал себе отчет, что его страхи скорее всего бредовые, тем не менее принял решение поступить именно так, рискуя даже глупо выглядеть в ее глазах – главное, увидеть ее лицо, и пусть она хоть покрутит пальцем у виска. Зато он будет за нее спокоен.

Осуществить задуманный план Степану помешало внезапное происшествие: лифт неожиданно распахнулся – причем сам собой, поскольку стоял все время на первом этаже и по идее должен был пустовать. Но не это якобы произвольное открытие заставило Степана замереть на месте, временно позабыв о Леночке. И даже не то, что вместо ожидаемой привычной кабины там внутри оказалось какое-то новое помещение, явно превосходящее по размерам габариты лифтовой коробки.

Все дело было в трех фигурах, застывших «на пороге»: в центре, прямо перед Степаном, находился во плоти не кто иной, как персонаж его недавней развернутой галлюцинации – Грабстрихт Семьдесят Пятый, а проще Грабе – космический спасатель, отправивший Степана на Землю в нарушение всех инструкций, даже без процедуры стирания памяти. В руке у Грабса был зажат тот самый несерьезный с виду, но наверняка смертоубийственный прибор, каким он пытался уничтожить Степана в модуле. Однако, несмотря на наличие оружия, вся фигура недавнего коллеги дышала обреченностью, в глазах, обращенных на неубиваемого смертника, отчетливо читался ужас узнавания. Двое спутников придерживали Грабса за локти, будто опасаясь, что он может не устоять на ногах или, того паче, вырваться и улизнуть.