Читать книгу "Город в конце времен - Грег Бир"

По собственной оценке, Джебрасси вышел из громовой схватки в облаке славы, с полным набором регалий: с перебинтованной головой и вывихнутыми конечностями. В лагере за него взялся унылый медицинский смотритель, бочкообразная машина с короткими лифтокрыльями, нынче сложенными и свернутыми. Практически безликих смотрителей — в овальных головах ассиметрично посажены по три горящих синих глаза, — казалось, огорчали такие мероприятия… хотя службу они несли без жалоб и сетований.

Ходили слухи, что через широкие темные амбразуры, выбитые высоко на стенах или даже в самом неботолке, откуда открывался вид на луга и пажити, следили — по наивному убеждению племени — Высоканы, подлинные хозяева Ярусов. Следили за этими веселыми драчками и потасовками, выносили суждения и вердикты, которым предстояло быть учтенными, когда пожалует Бледный Попечитель, чтобы перерезать твое последнее мгновение и унести обратно в креши. Находились даже такие, кто заявлял — хотя тут Джебрасси был полон скепсиса, — будто Высоканы самолично сопровождали своих любимцев в битву, и если те проявляли недостаточную доблесть, заворачивали их в туман и тащили прочь…

Впрочем, сам он воевал так, чтобы не быть себе в укоризну, топча упавших и бросаясь под ноги, бранился направо и налево, позволял себе мысли в недозволенных направлениях… ну и пусть. От этого как-то легче становилось на сердце. Смотритель уже заканчивал терпеливые пассы над ранами. Джебрасси попробовал заглянуть за оборотную сторону блестящих, не по центру посаженных глаз, прищуренных в мягком коричневатом и зеленовато-золотистом сиянии сумеречного неботолка, и задался вопросом: с какой стати Высоканы придумали столь идиотскую жизнь? Сам он никогда не видел ничего, кроме Ярусов, разумеется — и это выводило из себя. Громаднейшая вогнутая крыша давила ему на душу. Его тянуло к авантюрам, приключениям, он был преисполнен амбиций, ему хотелось не просто пялиться на линию горизонта, а зайти за нее — за финитные, по большей части плоскостные линии, глубоко уходившие в поля, намекая о существовании Широкого Раздолья, о котором иногда перешептывались украдкой… о том самом месте, где, сколько ни гляди, взгляд никуда не упрется…

Подле наспех сколоченного столика с блюдами сладкого чафа и кувшинами торка — опьяняющего сока, ферментируемого в тяжелых чанах, — терпеливо переминался старик, поджидая, пока смотритель наложит последний виток бинта. Джебрасси вздрогнул. Смотритель принес извинения бесцветным, симпатизирующим тоном, однако боль причинили вовсе не мази и притирания.

Пришло время расставаться. Этот старик, Чато, был его вторым пером — другими словами, опекуном по мужской линии. Крепыш с полноразмерной, остроконечной бородой человека, коему вскоре суждено познакомиться с Бледным Попечителем, Чато со своей партнершей по имени Неб взял к себе Джебрасси после исчезновения первой пары опекунов. С юношей они обращались с искренней любовью, а вот от Джебрасси не видели практически ничего, кроме неприятностей.

Чато приблизился и встал рядом. Глаза его посерели от внутренней муки. Они приветствовали друг друга похлопыванием пальцев по шее, начав с Джебрасси, как того требовал обычай. Затем молодой воин погладил протянутую ладонь старика.

Этим жестом выражалось утешение.

— Сегодня ты проявил себя достойно, — промолвил Чато. — Как и всегда. Ты боец, тут сомнений нет.

Он откашлялся и отвел взгляд.

— Не так много осталось мне сезонов взращивать молодежь. И я, и твоя мер полагаем, что ты не извлечешь пользы из дальнейших моих наставлений. Ты и сейчас не прислушиваешься к нашим увещеваниям.

Джебрасси вновь погладил ладонь своего пера жестом извиняющейся мольбы. Несмотря на взаимную привязанность, никто из них не мог избежать следующего шага. Старик сказал:

— Я так понимаю, ты окончательно решил остаться со своими головорезами?

— С друзьями… — пробормотал Джебрасси.

— И до сих пор бредишь о походе куда-то прочь, чтобы сгинуть вдали от Ярусов, без помощи Бледного Попечителя?

— Я не меняю своих планов, пер.

Чато вскинул взгляд на последние проблески в неботолке.

— Мы решили взять нового малыша. Нельзя, чтобы ты своими… планами… губил умбра-рожденных. Я не допущу этого в нише твоей мер. Мы сделали все, что в наших силах.

Ты же выбрал себе извилистый путь. Отныне пойдешь дальше без нас.

Чато убрал ладонь, оставив палец Джебрасси без опоры.

— Вещи твои я уже вынес. Сердце мер разбито, но, будем надеяться, свежая молодежь залечит ее раны…

Старик коснулся шеи Джебрасси в последний раз и пошел прочь, прихрамывая: недуг, приобретенный за последние годы. Смотрители, до этого стоявшие, словно прислушиваясь, вернулись к заботам об остальных раненых. Все же прочие безразлично отвернулись, лишь с малой толикой сочувствия — или вовсе без оного — относясь к затруднительному положению, в котором оказался Джебрасси. Он слишком активно орудовал локтями и кулаками.

Очень возможно, что Чато уже поставил в известность квартального с их домашнего уровня. Так что, похоже, Джебрасси не найдется места в околотке — пусть даже по соседству имелось несколько вакантных ниш.

Итак, он предоставлен самому себе. Ему больше не суждено увидеться со своими бывшими опекунами, разве только по чистой случайности — скажем, на базарных рядах, — да и в этом случае они его не признают. Он добился-таки статуса, о котором, как ему представлялось, вечно мечтал стал свободным. И от этого было больно. Куда там боевым ранам…

Джебрасси встал на ноги и осмотрелся, надеясь увидеть кого-нибудь, пусть даже врага — лишь бы он держал в руках большой, щедрый кувшин.

Поле расчистили — семеро лежачих раненых, к счастью, не слишком серьезно пострадавших, что несколько подпортило настроение более кровожадным членам племени, — и подняли затворы новархии в Тенебре, между внутренними лугами и первым островом: сквозь открытый шлюз хлынула вода, извиваясь тугими синусоидами. Спущены ярко расцвеченные лодки, в них посажены гребцы, — и вот совсем иной род соплеменников берется за грубую, дерзкую морскую битву всех против всех. Те, кто сражались ранее — и еще были в состоянии ходить, — собрались вдоль парапета, ели, пили, подбадривали и проклинали сородичей до тех пор, пока не обессилили окончательно. Вечерний свет померкло серо-бурого оттенка. Затворы спущены и воды отведены. Потрепанные лодки подняты на стапели, откуда их вкатят в ангары, а те из зрителей, кто пил слишком большими глотками и уже не мог шевельнуться, поручены заботам их верных друзей. Все прочие, прихрамывая, поковыляли в обратный путь сквозь луга и поля — под выразительные жесты угрожающе вскинутых кулаков, когда их путь пролегал слишком близко к огородам и садам, где местные крестьяне еще не успели собрать урожай. Совсем уж немногочисленные группки особо крепких воинов песнями и плясками расточали последние капли энергии на всем протяжении мостов до их родных островов-бастионов, пребывая в счастливом убеждении, что маленькие войны были замечательной вещью, идеально подходившей для того, чтобы древнее племя и впредь оставалось здоровым и не скучало.