Читать книгу "Прорыв выживших. Враждебные земли - Михаил Гвор"

– Так что, – кашлянул в кулак полковник, – была выдвинута идея о нашей передислокации. Будем уходить совместно с городскими.

Те из присутствующих, кто был не в курсе переговоров последних двух лет, удивленно переглянулись. Подобное вроде и в голову не могло прийти. Без предварительной подготовки, конечно… Слишком уж глобальное дело. Полковник и сам колебался почти два года, надеясь, что вопрос «рассосется сам». Увы, не рассосался… Скорее, обострился.

– Естественно, никто чингисханову орду изображать не будет. Предварительно пойдет разведка. В составе…

Пчелинцев снова прокашлялся и вытащил из нагрудного кармана замызганный листок бумаги.

– Майор Сундуков, капитан Урусов, лейтенант Соловьев. – Пчелинцев поднял взгляд. – Это – старшие разведгрупп. Товарищ Дмитровский, сядьте где сидели! Ваше место – на Заимке. И не фиг рыпаться!

– Так точно… – с заметным неудовольствием протянул капитан, но на место сел.

– Ну, так вот, – продолжил полковник, вернув список на место. – Кого назвал – в курсе еще со вчера.

На будущих разведчиков начали оглядываться. Вот же сволочи! Знали, а молчали до последнего. Вот, значит, почему холодно так стало. Это бобры морозились…

– И, думаю, списки желательного личного состава подготовили?

– Так точно, тарищ Верховный Главнокомандующий!

– Андрей… – поморщился Пчелинцев. – Ты хоть что-то серьезно в этой жизни можешь делать?

– Могу, товарищ полковник! – радостно ответил Урусов. – Детей!..

Таджикистан, Фанские горы

Дмитрий Алябьев

Посты бывают разные. В Маргузоре и на руднике сидели стационары, каждый из них поддерживался отдельным отрядом из двадцати человек. В верховьях Чоре поставили постоянный пост на кошах. Пять человек. Смена раз в неделю. Артуч, Куликалоны и Мутные контролировали патрулями. Даже если там кто появится, времени на организацию адекватных мер хватит. Жизнь подтвердила правильность подхода: за восемь лет патрули ни разу не подняли тревогу. И не из-за халатности – причин не было. По слухам, они, как и стационары, периодически задерживали каких-то шпионов, но чаще ходили впустую, туристами.

Несмотря на это, их не снимали. «Перебздеть всегда лучше, чем недобздеть!» – заявлял Потап на любое предложение о смягчении режима, причем его тут же поддерживали остальные старшие. «Почему», – как-то спросил Митька, тогда еще ребенок старшей группы, дядю Егора и в ответ услышал:

– Понимаешь, лучше десять лет каждый день впустую бегать по перевалам, чем один раз прозевать вторжение. Нас слишком мало, чтобы вести масштабную войну!

Теперь Митька и сам это понимал. Стратегическое планирование было одним из его любимых учебных предметов. Больше нравилась только лингвистика, которую и ввели-то ради него. Алябьев-младший не только любил разные языки, это само собой. Кроме усвоенных всеми русского и таджикского, Митька выучил еще литовский, узбекский, испанский и французский. То, что кроме него по-французски в Лагере говорили лишь двое, совершенно не смущало. По-английски полноценно не говорил никто, но Митька и его осилил, к огромной радости Руфины Григорьевны и тети Иры Юриновой. А с дядей Давидом с удовольствием общался на иврите.

Но знание языков – еще не все! Прямо на глазах возникал новый язык, язык Лагеря, и наблюдать за этим процессом было безумно интересно.

Почему, например, прижились не армейские словечки «взвод» и «отделение», а альпинистские – «отряд» и «группа»? Ведь первые же намного точнее! Или почему вместо так любимой военными «точки» применяется громоздкая конструкция «стационар»? И это все при том, что большинство слов, наоборот, сокращается, даже ценой появления новых омонимов, таких, как, например, новомодные «тадж» или «рус», означающие одновременно национальность и язык. А такое нелогичное и даже немного обидное слово «ребенок»? Ведь есть же «студент» или «курсант», куда больше подходящие по смыслу. Почему в первую очередь слились ругательства, и весь Лагерь матерится на всех возможных языках, включая немецкий, которого толком никто не знает? Насчет ругательств, впрочем, объяснимо… Ведь дядя Жора, который Прынц, когда-то говорил, что в любом языке сначала запоминаются ругательства как самые употребительные выражения…

– Митька! Уснул, что ли? – оторвал от размышлений окрик командира.

Алябьев в патруле впервые, тогда как и Витас, Франсуа и Хорхе вполне обоснованно считались опытными бойцами. Хорхе участвовал еще в первых рейдах вниз, а до войны успел послужить в испанской армии и французском Иностранном легионе, где-то в гвианских джунглях… Митька удивился, если бы узнал, что столь разнородный национальный состав патруля был подобран специально для его языковой практики, Виктор учитывал все и всегда.

Впрочем, все трое уже давно прекрасно говорили по-русски. В речи Франсуа пропал даже намек на грассирование, а Витас выговаривал звук «ы» не хуже, чем уроженцы Рязани или Волгограда.

– Дмитри! Хилипойас, твою мать! Не спи, к перевалу подходим. Ты с Франсуа на перемычку. И смотрите внимательно, не дай святая Катерина прозевать кого-нибудь!

На седловине разделились. Хорхе и Витас ушли вниз, к озеру Дющаха, Митька вслед за французом побежал на перемычку вершины Бойцов за Мир. С нее подстраховывать товарищей удобно. Страховка оказалась лишней, верховья ущелья были пусты. Патруль объединился чуть выше цепочки Куликалонских озер.

– Вы левым берегом, мы правым. После Лаудана идете склоном выше тропы. Артуч посмотрим. Рации – в постоянный прием.

Опять разбежались. Начиналась работа, и Митька больше не отвлекался, хотя ничего интересного в скрытном перемещении по склону выше тропы не было. Идешь, останавливаешься, оглядываешь окрестности, опять идешь. Рутина. Он ожидал от своего первого патруля чего-то особенного, каких-то приключений…

Впрочем, Судьба все же решила немного порадовать новобранца: в этот раз патруль встретил чужих. Более того, первым заметил чужаков именно Митька. Даже не увидел, а услышал…

Окрестности Новосибирска, Заимка

Владимир Пчелинцев

О встрече договорились быстро. В новой городской элите дураков не было. Вымерзли, наверное. Поэтому колонна из четырех джипов подкатила к центральному КПП Заимки, как давно и практически официально именовалась нынешняя база армейцев, уже к середине следующего дня…

– Здравия желаю, товарищи военные! Так, кажется, у вас положено здороваться? – Подобная форма приветствия была у Сухова обычной и, можно сказать, ритуальной. – Мы не слишком опоздали?

– Проходите, товарищи гражданские! – приветственно кивнул Пчелинцев. – Не слишком. Как раз переходим к главному вопросу.

– Чувствую, что этот вопрос очень близок к извечному российско-интеллигентскому? – поинтересовался новосибирский «голова» и махнул своей свите, чтобы рассаживалась. За добрый десяток лет многие процедуры выработались сами собой…