Читать книгу "Прошлой ночью в XV веке - Дидье ван Ковелер"

Неожиданно включается электричество, залив башню желтым светом прожекторов, установленных на крепостном валу. Почтальонша торопливо ставит канделябр на каминную полку и, прерывисто дыша, садится к секретеру с откинутой крышкой:

— Мне нужна бумага! Скорей… для вас есть послание… от женщины!..

Я так поражен, что застываю на месте. Она выдвигает один из ящичков секретера, достает из него блок почтовой бумаги, срывает колпачок с ручки и начинает что-то судорожно писать. Я непроизвольно подхожу ближе. Это несомненно то, что называют автоматическим письмом: она не следит за движением пера, пишущим вкривь и вкось, и вообще не смотрит на бумагу, ее тело сотрясают конвульсии, глаза бешено вращаются в орбитах. Все это якобы спонтанное действо продолжается довольно долго и очень походит на заранее спланированную мизансцену. В секретере не меньше дюжины ящичков, а она нашла бумагу в первом же из них. Вероятно, она часто проводит время за этой игрой в посредничество между невидимым миром и случайными, на один вечер, гостями. Почтальонша неприкаянных душ… Весь этот спектакль должен был бы вызвать у меня усмешку, однако что-то мешает моему скепсису: скрип пера по шершавой бумаге, неизвестно почему, вызывает мысли о растревоженной ране, о проснувшейся боли… Почтальонша стонет, не теряя улыбки, корчится, тужится, словно роженица, в сладких муках исторгающая дитя.

Я дрожу, меня знобит в мокрой, прилипшей к телу одежде, но я не решаюсь прервать ее вопросом насчет обещанного душа. Воздух в комнате стал неприятно разреженным, температура ощутимо понизилась, и я вдруг чувствую себя вконец обессиленным, как будто почтальонша высосала из меня всю энергию, чтобы вложить ее в самостоятельно мечущееся по листку перо.

Ну, здрасьте, теперь и я уже начал бредить! Нет, даже если эта женщина впала в транс и не контролирует свои действия, я обязан сохранять присутствие духа и помнить о том, что она, может быть, не так уж и одержима, а попросту дурачит меня, хуже того, — пытается внушить, что это я визионер, и мне шлют послания с того света. Каковой факт рискует стать еще одним отягчающим обстоятельством в списке жалоб на мои незаконные действия, который наверняка уже составляют ее дружки.

Внезапно почтальонша испускает шумный, как тюленье фырканье, вздох и откидывается на спинку жалобно скрипнувшего стула. Ее лицо выражает облегчение. Она протягивает мне листок, шепнув:

— Вот!..

Я бросаю взгляд на ярко-синие каракули: слова написаны подряд, без интервалов и знаков препинания. Почтальонша встает с неожиданной для ее тучного тела легкостью, бесшумно подходит в своих «Найках» на воздушной подошве к платяному шкафу, достает два полотенца, брюки, пуловер и пару мокасинов и раскладывает все это на кровати. Вслед за чем покидает комнату, не удостоив меня взглядом и только напомнив — совершенно обыденным тоном! — что меня ждут здесь вот уже шесть веков, а внизу, за столом, через пятнадцать минут.

6

Я остался один в тягучем безмолвии донжона. Дождь утих, и только отдельные его капли падали из прохудившихся желобов в илистую воду крепостного рва. Меня вдруг бросило в жар, руки взмокли, горло пересохло. Я начал было раздеваться, но тут же остановился и опять подошел к секретеру.

Включив лампу под матовым абажуром, я поднес листок ближе к свету и принялся с трудом разбирать части фраз, связанных одной непрерывной чертой, которая шла зигзагом от строки к строке.

Счастье в замке — столь долгое ожидание — где же ты был, мой рыцарь — почему они мешали мне встретиться с тобой — держали в каменном мешке, но теперь я вновь нашла моего возлюбленного и верного влюбленного — освободи же меня — увези отсюда — люблю как прежде и навсегда — Изабо…

В полном смятении, я отложил листок. Теперь мне все ясно: подсознание почтальонши, разогретое избытком тестостерона, побудило ее отождествить себя с девицей из Средневековья, брошенной каким-то заезжим рыцарем. Ну и, конечно, рыцарем этим был я — в своей прошлой жизни. Вот что делают с людьми компенсационные ожидания, фрустрация, обращение к оккультизму. Мой опыт в этой области — а мне довелось на своем веку изобличить и покарать парочку провидиц и троих колдунов, роскошно живших на доходы от торговли потусторонним, но не заплативших налоги за 1999 год, поистине золотоносный для всякого жулья, — так вот, этот опыт научил меня, что люди, одержимые стремлением заставить говорить мертвых, как правило, не могут принудить себя высказать живым то, что лежит у них на сердце.

И все же я чувствовал себя как-то странно в этой душной комнате, в мутно-желтом свете прожекторов, залившем фасад, — мне чудилось, будто от него начала дымиться моя одежда, а меня самого обволок какой-то неотвязный туман. И голову словно обручем стиснуло…

Я еще раз прочел письмо, борясь с непривычным волнением, которого никогда еще не испытывал — если не считать одного-единственного случая в моей жизни, в DDASS,[25]где меня приручил бродячий кот по имени Артур. Я тайком подкармливал его, и когда он терся о мои ноги, мне казалось, что я проникаю в его мысли, делю с ним его радости и страхи, вижу мир его глазами, смотрю его глазами на самого себя. Отчего же это давно похороненное воспоминание вдруг всплыло в моей памяти с такой поразительной четкостью?!

На самом деле, я совсем закоченел и проголодался, а, кроме того, чувствую себя заложником. Но есть еще кое-что, совсем уж непонятное, и оно находит свое подтверждение в тот момент, когда я наконец захожу в кабинку душа, замаскированную под стенной шкаф. Листок с синими каракулями, против моей воли, поверг меня в такое же состояние, какое обычно вызывал вид нижнего белья Коринны, когда я развешивал его на веревке в своей портомойне. Это было особое, радостное, даже игривое возбуждение, от него возникал холодок в животе и взыгрывала кровь.

Чтобы снять напряжение, я заставил себя вспомнить бесформенную тушу с пером в руке, и стал переодеваться, насвистывая «Полет валькирии». Вагнер довольно скоро помог мне расслабиться, и тут я с некоторым удивлением заметил, что брюки, пуловер и даже туфли, выданные почтальоншей, пришлись мне в самый раз. Н-да, его величество Случай действительно способен на многое, — хотя ничего тут странного нет: природа наделила меня самыми стандартными габаритами. А, может, средневековое пророчество зафиксировало в архивах замка мои точные размеры: «Человек, некогда звавшийся Тальботом, а ныне именующий себя Жан-Люком Тальбо, размер одежды — 50-й,[26]размер обуви — 42-й, явится сюда в XXI веке, дабы освободить Изабо».

Я смеюсь над этой мыслью, одновременно причесываясь и раздумывая над сложной ситуацией, в которую угодил. Придется заставить моих «клиентов» подписать и заверить в Météo France сегодняшнюю сводку погоды, в доказательство форс-мажорных обстоятельств, которые не по моей и не по их вине удержали меня в замке, вынудив против воли согласиться на ужин и ночлег, предложенные хозяевами дома. Кстати, не забыть бы потребовать у них счет и за то, и за другое.