Читать книгу "Пасифик-Хайтс - Пол Харпер"

Ровно в десять утра Вера Лист включила айпод, выбрала записи Малера, чтобы хватило на несколько часов, и оставила звучащий плейер в кабинете.

Доктор лихорадочно собрала вещи, взяла две запасных карты-ключа и выбежала из офиса. На выходе из лифта в маленьком холле ее ждали двое мужчин и женщина.

— Вера?

— Да. А вы Рома?

Они пожали друг другу руки. Красавица колумбийка и не подумала представить своих спутников с пузатыми металлическими чемоданчиками.

Вера передала Роме две карты-ключа.

— Карта с синей полосой отпирает вход в здание, — объяснила Вера. — Карта с зеленой полосой — от двери офиса. Там играет музыка. Я часто ставлю музыку после обеда, когда работаю с бумагами. Карты можете не возвращать.

— Когда закончим, позвоню вам на мобильник, — ответила Рома.

Вера неуверенно улыбнулась, кивнула мужчинам и вышла во двор.

Если сеансы следовали один за другим далеко за полдень и перерыв выпадал на неурочный час, Вера обычно ходила обедать в маленькое бистро в нескольких кварталах от офиса. В полупустом заведении она чувствовала себя уютнее. Иногда читала, иногда писала заметки о последнем сеансе. А порой, позволив мыслям блуждать, лишь смотрела в окно.

Сейчас, на исходе утра, посетителей тоже было мало. Завтрак уже закончился, а обед еще не начинался. Не успела Вера присесть, как в бистро вошел Мартен, отыскал Веру взглядом и направился к ее столику.

— Прошу прощения, немного опоздал, — сказал он, садясь на стул напротив.

— Ничего. Я сама только что пришла.

Заказали по чашке кофе. Вера пыталась подавить растущее беспокойство, которое не отпускало ее уже несколько дней. Она смотрела на Фейна с настойчивым вниманием — их первая встреча в отеле «Стаффорд» кое-чему ее научила.

На вид Фейну было лет сорок с лишним — его возраст не поддавался точному определению. Облик бывшего разведчика состоял из противоречий: сурово насупленные брови, но добрые глаза, угловатые черты лица и губы аристократа. Опять в дорогом костюме и запонках. Вера не ожидала увидеть такой высокий класс, но винить за то, что поторопилась с выводами, стоило только себя.

— Работа займет около часа, — сказал Фейн. — Мои люди знают свое дело.

— Камеры будут включать только на ночь?

— Как договорились.

Официант принес заказанный кофе. Фейн проводил его взглядом до барной стойки и повернулся к собеседнице. Та нервно водила пальцем по краю чашки.

Поймав взгляд собеседника, Вера отдернула палец.

— Пора решить, что делать с сохранением тайны личной жизни, — потребовал Фейн. — Мне мало того, что вы рассказали.

— Что еще вы хотите знать?

— Этот человек предположительно действует под фальшивыми именами, причем с каждой из женщин использует другую личину. Я должен знать какую.

— Я же вам говорила — ни одна из них не упоминала, как его зовут.

Фейн отхлебнул кофе.

— Тогда придется с ними побеседовать.

— Я просто не… К-как вы себе это представляете?

— Если вы решили идти путем, который мы вчера обсуждали, если намерены избежать огласки, то должны стереть черту.

— Какую черту?

— Ту, которой вы меня отделили от ваших подопечных.

Мартен, ожидая ответа, смотрел на Веру в упор. От его взгляда некуда было деться. Вера, как ни старалась казаться твердой, понимала, что ее замешательство заметно.

— Когда назначен очередной сеанс?

— У Лоры — сегодня, в два часа после обеда. У Элизы — завтра утром.

— Подумайте. Взвесьте. Пора делать выбор.

Вера пыталась переварить услышанное, сообразить, чем это для нее обернется, но Фейн не давал передышки:

— Меня сейчас преимущественно интересует Элиза Керрин. Чем больше я о ней узнаю, тем лучше. Попробуйте описать мне ее так, словно рассказываете о своей подруге человеку, который с ней незнаком.

Вера колебалась.

— В том-то все и дело — какая она мне подруга? Она — пациентка. Наши отношения совсем другого свойства.

Фейн промолчал. Он четко объяснил, что нужно делать, и не собирался вступать в дебаты.

Вера почувствовала себя одинокой и беззащитной. Дело оказалось гораздо сложнее, чем она думала.

Глава 9

— Элиза — спортивный трофей, — начала свой рассказ Вера, — и она это понимает. Красива. Пшеничная блондинка. Но прекрасно осознает роль красоты в великом уравнении жизни. Роль эта ничтожна.

В то же время ей хорошо известно, что красотой можно размахивать, как кувалдой, и обеспечить с ее помощью финансовое благополучие. Красота оплачивает расходы сестры Элизы на реабилитацию от наркотиков. Для другой сестры ее красота поставляет клей, предохраняющий семью от развала. Если бы не красота Элизы, ее мать давно бы оказалась в жалкой богадельне в какой-нибудь сан-хоакинской дыре, а отчиму нечем было бы заправлять кислородный баллон, который он повсюду таскает с собой.

Вера Лист допила кофе и покачала головой, останавливая официанта, заспешившего было к их столику с добавкой.

— Элиза — прагматик с сердцем романтика. Первые двенадцать лет жизни она провела в маленьком ржавом трейлере, который ее отец-сварщик таскал на прицепе по долине Сан-Хоакин в поисках, как говорила Элиза, работы и прохлады, часто не находя ни того ни другого. Мать спала с местными за деньги, а отец спал с Элизой за просто так.

Когда ей исполнилось тринадцать лет, семья разбила лагерь в роще на окраине какого-то городка. Элиза добралась на попутке до центра и сообщила местному шерифу, что отец растлил ее и двух сестер, которым в то время было семь и девять лет от роду.

Отца посадили. Девочки кочевали по детским приютам и приемным углам. «Семьями» такие места не назовешь. Элиза умудрилась окончить старшие классы школы в Модесто и поступить в Беркли. Во время учебы подрабатывала официанткой. На свидании «вслепую» встретила студента юрфака. Вышла за него, когда тот уже оканчивал университет. Муж подписал контракт с фирмой в Сан-Франциско, и они переехали.

Вера замолчала.

— Я, наверное, не то говорю.

— Ничего-ничего. Продолжайте.

Вера кивнула.

— Внезапно Элиза оказалась в другом мире, совершенно не похожем на прежний. Замысловатые неписаные правила, определяющие, кто из юристов и их жен важнее, корпоративные вечеринки, модная одежда, поддержание полезных связей. Такую игру она понимала нутром. Теперь ее обаяние могло приносить блага посолиднее чаевых. Красота двигала вперед карьеру мужа. Но тут у него начались сильнейшие головные боли, ухудшилось зрение. Диагноз — опухоль мозга, самый страшный. Через четыре месяца его не стало.