Читать книгу "Тринадцать часов - Деон Мейер"

Белла удивилась:

— Вы любите Лизе Бекман?

— Да, очень люблю, — ответил Гриссел в порыве откровенности.

В глазах у Беллы сверкнули искорки, она словно заново что-то разглядела в нем.

Диск Лизе Бекман он купил после того, как услышал по радио в машине песню «Мой любимый». Голос певицы — страстный и вместе с тем ранимый — тронул его за живое. И мелодия тоже понравилась. Гриссел оценил и аранжировку, и аккомпанемент. Он пошел в магазин и купил диск. Он слушал его на своем переносном плеере «Сони», прикидывая, как аккомпанировал бы на бас-гитаре. Ему очень понравились стихи. И не только. Сочетание слов, музыки и голоса вызывало ощущение счастья и грусти. Гриссел не помнил, когда в последний раз музыка вызывала в нем такие чувства, такую тоску по неведомому. И когда Белла ван Бреда спросила, любит ли он Лизе Бекман, он впервые за много времени получил возможность излить душу. Вот почему у него и вырвалось: «Да, очень люблю». Он ответил пылко, от всего сердца.

— Хотелось бы и мне так петь, — вздохнула Белла, и Гриссел, как ни странно, понял, что она имела в виду. Он испытывал такое же желание: петь о жизни во всех ее проявлениях так же проникновенно, глубоко и… так же принимать жизнь. Сам он не умел относиться к жизни так, как лирическая героиня Лизе Бекман. Отвращение — вот что он испытывал чаще всего. Трудно объяснить, откуда у него постоянное омерзение и раздражение по отношению ко всему, и прежде всего к самому себе.

— Я понимаю, — признался Бенни.

Вскоре они разговорились. У них нашлось множество тем для обсуждения. Белла рассказала ему о себе. Он рассказал о своей работе. Уголовный розыск — настоящий кладезь разных историй об интересных делах, дураках свидетелях, причудах сослуживцев. Белла призналась, что хотела бы открыть собственную фирму, и ее глаза зажглись страстью и воодушевлением. Гриссел по-хорошему позавидовал ей. У нее есть мечта. А у него ничего нет. Только так, фантазии. Но о них никому не расскажешь. Их можно ворочать в голове, бренча по вечерам на гитаре. Например, приковать Тёнса Йордана наручниками к микрофону и приказать: «А ну, пой, да не одну песню, а все подряд!» И чтобы соло на гитаре исполнял Антон Ламур, а он, Бенни, подыгрывал на басе… Эх, они бы такое устроили! А еще Грисселу хотелось познакомиться со Скалком Яубертом и задать ему единственный вопрос: «Чувак, как ты ухитряешься играть на бас-гитаре, словно она встроена тебе в голову?»

Или, может быть, создать собственную группу, квартет. Петь старые блюзы. Роберта Джонсона, Джона Ли Хукера или настоящий старый рок-н-ролл — Берри, Домино, Рикки Нельсона, раннего Элвиса…

Мечты вихрем проносились в голове, пока он слушал Беллу. Около десяти она пошла в туалет. Потом вернулась и села на диван. Он вышел из кухни, где мыл посуду, и спросил:

— Еще кофе?

Они оказались очень близко друг к другу, и она отвела глаза в сторону, но на губах появилась едва заметная лукавая улыбка. Она прекрасно поняла, куда он клонит, и как будто не возражала.

Поэтому он ее поцеловал.

Сидя в пробке и обливаясь потом в душной машине, Бенни вспоминал вчерашний вечер. Вначале он не испытывал особой страсти. Близость стала естественным продолжением их разговора. Их потянуло друг к другу от тоски, оба жаждали утешения — как в песне Лизе Бекман. Два одиноких человека, нуждающиеся в ласке. Они долго целовались, а потом встали и прильнули друг к другу. Гриссела снова поразила ее стройность. Белла отошла от него, присела на диван. Он подумал: сейчас она скажет, что с нее хватит. Но она сняла очки и аккуратно положила их на пол. Без очков ее темно-карие глаза показались какими-то беззащитными. Он сел рядом; они снова поцеловались. Она сняла бюстгальтер, и он ахнул, увидев ее роскошную грудь… Сидя на жаре в машине, Гриссел вспоминал ее тело — мягкое, теплое, шелковистое, ласковое. Он помнил ее неспешную настойчивость… Потом они лежали рядом, на диване. Приподнявшись, он заглянул ей в лицо и прочел в ее глазах такую же бесконечную признательность, какую ощущал и сам. Признательность за то, что они оказались вместе, за то, что все вышло так замечательно — нежно и без спешки.

Что толку грызть себя, подумал Гриссел. Им было хорошо. Значит, все правильно…

В настоящее его вернул звонок мобильника. Должно быть, Деккер недоумевает, где застрял его наставник. Но на экране высветилось имя Анна, и у Гриссела екнуло сердце.

Ее спасло падение.

Она инстинктивно побежала вверх, по крутым ступенькам, которые поднимались на склон горы. Она бежала между высокими, увитыми плющом стенами. Неожиданно она оказалась на узкой, извилистой тропинке. И вдруг впереди замаячила громадная Столовая гора: крутые каменистые склоны, густые заросли, широкие уступы, овраги. Беглянка поняла, что совершила ошибку. Здесь, на склоне, они непременно найдут и схватят ее. Ее швырнут на землю, как Эрин, и перережут ей горло.

Она заставляла себя двигаться в гору. Назад она не оглядывалась. Подъем отнимал последние силы. Колени подгибались, голова кружилась, словно ее организм постепенно отравлялся нервно-паралитическим ядом. Наверху справа показалась станция фуникулера. Солнце бликовало на стеклах кабинок; видны были и люди — маленькие, совсем крошечные. Они находились так близко и вместе с тем так ужасно далеко… Если бы только добраться до них! Нет, склон слишком крутой, люди далеко, ей ни за что не добраться доверху.

Тропа впереди раздваивалась. Она побежала налево. Через сорок шагов тропа неожиданно закончилась, и беглянка оказалась на краю каменистого оврага. От неожиданности она споткнулась и полетела вниз. Она закрыла голову руками. Больно ударилась плечом, перекатилась на бок. Подбородок саднило. Она оцарапала руки. Но больше всего ей не хватало воздуха. Легкие как будто ссохлись. Она задышала — часто, неглубоко. Сначала она вообще захрипела, как раненый зверь, и тут же в страхе задержала дыхание. Они не должны ее услышать! Сначала вдохи давались с трудом. Постепенно дыхание восстановилось, сделалось ровнее. На дне оврага тек ручей; опустив голову, она заметила расщелину, которую вода вымыла под огромной скалой за несколько сотен лет. Расщелина небольшая, узкая, но в ней можно отлежаться.

Извиваясь, как змея, с трудом перебираясь через круглые, обточенные водой валуны, цепляясь за камни окровавленными руками, она поползла вниз. Наверху, над головой, послышался топот. Ее преследователи! Где они? С рюкзаком на спине она не помещалась в расщелине под скалой. Время на исходе; они вот-вот заметят ее! Она привстала, повела плечами… Рюкзак не снимался. Беглянке пришлось расстегнуть карабин на животе. Она стащила с плеч лямки — сначала правую, потом левую, с трудом заползла в расщелину и втащила за собой рюкзак. В трех метрах от нее трое сильных молодых людей перепрыгнули пересохшее русло ручья. Беглянка затаила дыхание. На камень закапала кровь с подбородка. Она легла и зажмурилась, словно так могла стать невидимой для них.

Гриссел нажал кнопку «Прием вызова»:

— Здравствуй, Анна.

При воспоминании о вчерашней ночи сердце у него ушло в пятки.