Читать книгу "Застенчивый мотив крови - Чингиз Абдуллаев"

В Израиле принят закон, запрещающий любые переговоры с террористами, захватившими заложников. Только уничтожение террористов любым путем, невзирая на жертвы. Об этом все знают, и поэтому смертники взрывают себя в автобусах, но никто не захватывает заложиков, понимая, что этим невозможно добиться никаких требований. Неслыханная трагедия в Беслане, когда число жертв превышает любое разумное количество подобных потерь (а разве могут быть в таких обстоятельствах разумными потери детей?), тем не менее показала, что даже в таких условиях террористы обречены. Из двоих спасшихся одного разорвала толпа, а второго чудом спасли, чтобы попытаться узнать численность и состав группы.

Салим получил тяжелое ранение и три месяца лежал в госпитале, где его навещал Максуд. Затем Салима отправили в подмосковный санаторий, где он провел еще месяц на реабилитации. И только позже приехал в Москву, чтобы улететь отсюда в Махачкалу. Тогда он был молодой, худой, с выпирающим кадыком и бледным цветом лица, сразу после ранения. Теперь перед Максудом стоял крепыш с развитым торсом, коротко остриженный. Голова сидела на мощной шее, и кадык уже не выпирал, как раньше. Ему должно быть больше тридцати лет, подумал Максуд, радостно приветствуя родственника. Он знал, что его родственник служит теперь в системе судебных приставов. Он обнял его, расцеловал, пригласил на улицу, где уже находился его служебный автомобиль.

— Садись в машину, — пригласил Максуд.

— Нет, — возразил Салим, — я бы хотел поговорить с тобой без водителя. Мы можем немного погулять вокруг вашего здания?

— Можем, но не нужно вокруг здания, — улыбнулся Максуд, — пойдем в кафе, можем поговорить там.

— Лучше на улице, — упрямо повторил Салим, — мы можем пройти до парка, который в конце вашего квартала.

— Пойдем, — согласился несколько удивленный такой настойчивостью Максуд. Он сделал знак водителю, чтобы тот его ждал у здания института, а сам пошел за своим родственником по направлению к парку.

— Теперь объясни, что произошло? Для чего нужна такая секретность? — спросил, улыбаясь, Намазов. — Может, ты тоже устроился на работу в какой-то секретный институт?

— Убили моего отца, Максуд, — сообщил тяжелую новость Салим, — я хотел тебе об этом сказать.

Намазов остановился, нахмурился. Отец Салима Кадыр являлся младшим братом его отца, и они жили в селе Кафыркент, в семидесяти километрах от Махачкалы. Там, собственно, жили многие знакомые Намазовых. В этом селе многие годы совместно проживали азербайджанцы, лезгины и аварцы. Может, потому, что здесь было много шиитов, это село раньше называли Кяфуркент, что можно было перевести, как «село безбожников». Суниты не принимали и не понимали шиитов, которых было так много на юге. Но постепенно за селом укрепилось другое название — Кафыркент, тем более рядом с Буйнакском было довольно большое поселение, называемое Кафыр-Кумух.

— Соболезную, — вздохнул Максуд, — Пусть Аллах будет милостив к его душе.

— И к душам всех наших родственников, — традиционно ответил Салим.

— Как это случилось? — спросил Максуд. — Кто его убил? Когда? За что?

— Ты знаешь что-нибудь о нашей вражде с Асланхановыми? — вместо ответа спросил Салим.

— Слышал, когда был мальчиком, — вспомнил Максуд, — кажется, в девятнадцатом веке они были кровниками нашей семьи. Еще когда наши семьи жили в Закаталах. Потом некоторые переехали в Дагестан, но вражда продолжала существовать. Хотя это было очень давно. Но с тех пор прошло уже больше ста лет. Все забылось.

— Ничего не забылось, — возразил Салим, — разве тебе не говорили, что случилось в двадцатые годы, когда наши убили сразу троих людей из их рода?

— В двадцатые годы на Кавказе уже была советская власть, — напомнил Максуд, — и за кровную вражду очень строго наказывали.

— В двадцатые годы во многих горных селениях еще была кровная вражда, — возразил Салим, — а бабушка Асланхановых была из кистинов. Они приехали из Грузии. И с ней приехали ее братья. Двое братьев-кистинов. Ты знаешь, кто такие кистины?

— Немного знаю. Это мусульмане, проживающие в Северной Грузии. Некоторые считают их близкими к чеченцам, некоторые полагают, что это переселившиеся туда тюрки. Другие считают, что они просто грузины, принявшие мусульманство. Но, возможно, там все было перемешано. Хотя кистины носили грузинские фамилии. А почему ты спрашиваешь?

— По их обычаям кровник должен быть не просто уничтожен. Его должны убить на могиле того, кого он убил. Чтобы дух убитого родича успокоился, — пояснил Салим. — Двое братьев-кистинов похитили нашего прадедушку и его сына, брата нашего деда. Их убили прямо на могилах тех, кого убили наши родственники. Зарезали как баранов, — с нарастающим ожесточением произнес Салим.

— Подожди, — остановился Максуд, — о чем ты говоришь? Ты все перепутал. Наш прадедушка — это дедушка наших отцов. Твоего и моего. Он погиб вместе с сыном в автомобильной аварии. Так нам всегда рассказывал мой отец. Его еще не было на свете, когда погибли его прадедушка и брат его дедушки.

— Мне тоже рассказывали эту сказку, — кивнул Салим, — все дело в том, что наш дедушка уже тогда был партийным чиновником. Секретарем райкома партии. И он не мог рассказывать всем, что его отца и брата убили из-за кровной мести. Не мог и не хотел никому рассказывать. Иначе начались бы ненужные разговоры и расследования.

— Может, ты ошибаешься? — спросил Максуд, продолжая движение, наш дедушка действительно был секретарем райкома партии, и, конечно, он не стал бы поддерживать такое архаичное правило, как кровная месть. И, возможно, тебе просто рассказали какую-то сказку. Я ведь помню, что мы ездили на могилу к нашему прадедушке и брату дедушки. Если их убили кистины в другом месте, то откуда появились могилы?

— В них были только их вещи, — пояснил Салим, — дедушка сделал все, чтобы никто и ничего не заподозрил. Нарочно поставил обе могилы. Пустые могилы. А потом подал заявление и ушел с работы. Он был идейный коммунист и считал, что не имеет права оставаться на посту секретаря райкома. Ушел с работы, говорят, даже провел заседание бюро райкома, на котором просил освободить его от работы, так как он собирается уезжать в Москву, поступать в аспирантуру. Ему поверили и освободили от этой должности. В обкоме партии поддержали решение. А он взял ружье и уехал в горы. Вместе со своим братом. Они нашли обоих кистинов и застрелили их. А тела сбросили в ущелье, чтобы никто и никогда их не нашел. Потом их долго искали. Но тела не нашли, а наш дед никому не рассказывал, что он, бывший секретарь райкома, совершил кровную месть, наказав убийц своего отца и младшего брата.

— Какие-то ужастики из придуманных легенд, — не удержался Максуд, — просто кошмар. И сейчас поэтому убили твоего отца?

— Асланхановы знали, что обоих братьев убил наш дед. Он потом работал в совхозе, стал председателем. А в сорок первом ушел добровольцем на фронт. И закончил войну в Праге командиром батальона. А потом вернулся, и его снова избрали секретарем райкома партии. В сорок восьмом в него стреляли, но не попали. Тогда одного из Асланхановых арестовали и осудили как бандита, покушавшегося на секретаря райкома. На суде он не стал говорить о причинах, из-за которых стрелял в нашего деда. Сказал, что мотивы были политические. Хотя по политическим мотивам давали двадцать пять лет лагерей за бандитизм и попытку убийства представителя власти. А за кровную месть давали только пять лет. Но тогда выселяли всю семью, чтобы прекратить эти семейные кровавые разборки. Наш дед тоже не стал говорить о кровной мести. Этот родственник Асланхановых умер в Сибири и его засчитали как нашего кровника. И сейчас у них выросло новое поколение. Четверо братьев Асланхановых — двое внуков той самой бабушки-кистинки и еще двое внуков брата ее мужа. И эти четверо отморозков входят в банду, которая убивает сотрудников милиции и прокуратуры. Они как раз действуют в соседних селах. Сейчас в банде человек пятнадцать-двадцать. Старший Нугзар, внук той самой бабушки, чьи братья зарезали нашего прадеда и брата дедушки. И кому отомстил наш дед. Теперь все понимаешь?