Читать книгу "Сукино болото - Виталий Еремин"

Вошел криминалист, принес железо: кастеты, ножи, другие орудия вчерашней драки. Разложил на столе. Подготовил мастику для снятия отпечатков пальцев и инструменты для взятия соскобов.

Пришла Анна. Лицо поблекшее, осунувшееся.

Никита по новой заправил кофеварку: две большие ложки молотого кофе, четыре ложки сахару. Анна помыла в туалете чашки, достала из сумки бутерброды с сыром, бутылку йогурта.

– Сядь за Гошин компьютер и не высовывайся, – сказал Булыкин. – Если родители не придут, оформлю тебя свидетельницей. Подлог, конечно, но ты сама знаешь, милиция и законность – разные вещи.

Дверь открылась, нарисовался Гоша.

– Не идут Чесноки. Повестку требуют. Говорят, повестка должна вручаться лично, под расписку.

Булыкин скривился:

– Какая к черту повестка? Какая расписка? Ну-ка, набери мне Руслана!

У них в отделе был справочник с телефонами всех выдающихся пацанов города.

Гоша набрал номер старшего Чеснокова, передал трубку Булыкину.

– Ты чего-то боишься, Руслан? Тебя вроде по-человечески зовут.

Чеснок сказал, что на вызовы всяких шавок вроде Гоши не реагировал и реагировать не будет. А если сам майор Булыкин хочет его видеть, он всегда рад пообщаться.

Пацаны стояли в длинном коридоре УВД с широко расставленными ногами, положив руки на стену. Поза неудобная, конечности быстро затекают. Но шевелиться нельзя, ментяра с дубинкой тут же начинает орать. Вообще-то держать пацанов в такой позе – произвол. Издевательство имеет только одно оправдание. Допросы все равно ничего не дают. В таком случае пусть хоть немного помучаются.

Начать решили с бармалеев, они не такие оголтелые, как грифы. Гоша ввел в кабинет Славку Барминова. Тот потянулся к козырьку бейсболки, но снимать не стал. Уселся на стул перед Булыкиным. Лицо негодяйским не назовешь, только ноздри шибко раздувает и смотрит так, будто в гляделки играет. Что за поколение растет!

– А ну-ка быстро снял головной убор! – потребовал Никита.

Славка неохотно стянул с головы кепарик. Волосы в трех-четырех местах выстрижены, кровоподтеки в зеленке, огромная шишка.

– Красавец! Алиби есть? Нет у тебя алиби и быть не может. Потому как вот на одной железяке, – Булыкин показал глазами на арматурину, – твои пальчики.

– Какие пальчики? – возмутился Славка. – Не надо меня на понт брать, начальник! Я в перчатках хожу. И на болоте меня не было!

– А это откуда? – Булыкин показал на побитую голову. – Дома с печки упал?

Главный бармалей молчал. Он мог бы придумать другие оправдания, но боялся запутаться.

– По Конституции имею право не давать показания против себя, – заученно сказал он.

Криминалист откатал ему пальцы, взял соскобы. Славка вел себя безропотно. Теперь осталось провести экспертизу, и с допросом можно было закругляться. Гоша держал в коридоре еще не меньше двадцати грифов и бармалеев.

– Слушай, а чего ради вы объединились с грифами и стали опускать кузинских? – спросил Булыкин.

– Братан с Серегой Радаевым скорешились на зоне. Нам как-то неудобняк стало враждовать.

– Логично, – согласился Никита. – А сколько Лешке осталось? Он, вроде, года на три загремел?

– На днях выходит. Мамка уже пироги готовит.

– Значит, сабантуй намечается, а я тут со своими бестактными вопросами. Передай Лешке привет, пусть заходит, расскажет о Радаеве. У меня к Радаеву масса вопросов осталась. Гришка Федоров куда пропал? Что ребята говорят?

Славка ответил с усмешкой:

– Говорят, ваша «Белая стрела» его в извести растворила.

– «Стрела», говоришь? Байки это, больные фантазии. А вот бойня на болоте – голимый факт. Ох, доиграешься ты, Барминов.

На этом беседу можно было закончить. Хотя, нет. Еще один вопросик на прощанье (Славка как раз расслабился) самое время задать.

– А скажи мне, друг мой Бармалей, кто над тобой стоит? Ну, не самая же ты главная фигура в своем районе, – насмешливо произнес Никита. (Славка молчал, опустив голову и не поднимая глаз.) – А кто стоит над Чесноком? Ведь кто-то же стоит?!

– Может, и стоит, но мне ничего об этом не известно.

– Ой, темнишь, Бармалей. Я ведь и без тебя знаю. Просто хочу проверить твою искренность.

– Искренность? – усмехнулся Славка. – Ну, вы даете! Я еще молодой, мне еще пожить охота. Жить, начальник, лучше, чем не жить.

Когда дверь за ним закрылась, Анна спросила:

– А кто такой Радаев?

– Основной грифов. Прославился – взял в музыкальной школе банк. Семь лет назад дело было, тогда все хотели как-то выжить, людям зарплату не платили. Вот директриса и сдала часть школы в аренду банку.

Булыкин посоветовал Анне полистать подшивку местной газеты. Там о Радаеве ее шеф Кодацкий не раз писал, изгалялся печатным словом.

Стул заскрипел под Чесноком. Рослый, массивный молодой мужик. Любому скажи, что десятиклассник, никто не поверит. Обе руки от плеч до запястий в цветных татуировках. Но наколки не уголовные, обычные.

Булыкин начал с выговора:

– Ты мне эти фокусы прекрати. Тебя не лейтенант Тыцких вызывает, а закон и вся милиция государства.

Руслан пожал накачанными плечами:

– Если гражданин начальник психует – значит, у него на тебя ничего нет. Я и брат – мы тут ни при чем.

– Где был во время драки?

– Мы с братом напротив бакенщика воблу таскали. Бакенщик подъезжал, мы с ним немного побазарили, он может подтвердить.

– Бакенщик, говоришь? Конечно, вы с ним побазарили. Только в другое время. И предупредили, как себя вести, если вдруг его спросят. Попробуй вам отказать.

Чеснок закинул по-американски ногу на ногу и демонстративно отвернулся.

– Имею право не давать показания против самого себя.

Булыкин кивнул криминалисту, и тот принялся за свое дело – взял с пальцев соскобы. Чеснок не протестовал.

– Объясни мне, Руслан, откуда у тебя новая «десятка»? – спросил Никита. – Никто в семье не работает, откуда деньги?

Чеснок посмотрел холодными глазами:

– На этот вопрос я тоже имею право не отвечать. В лотерее выиграл, на улице нашел. Иду, смотрю, тачка валяется, взял и подобрал, ха-ха-ха!

Булыкин поднялся со своего стула, подошел вплотную к Чесноку, взял за руку, чтобы поближе рассмотреть его часы.

– Ни хрена себе! «Формула-1». Эти часики стоят примерно столько же, сколько подержанная тачка. Откуда они у тебя?

Чеснок промычал что-то нечленораздельное. В ушах у него звучало наставление Рулевого, выдавшего часы в качестве премии: «Если на допросе не знаешь, что сказать, лучше промолчи. Единственное, в чем человек не может раскаиваться, это в том, что он чего-то не сказал».