Читать книгу "Откровения Екатерины Медичи - К. У. Гортнер"

— Что же, — процедила я, — если принца нет, с кем же я тогда должна сегодня венчаться?

— Его величество говорит, если понадобится, он сам заменит жениха.

Анна-Мария залилась слезами. Судя по бессвязным словам, что срывались с ее губ между всхлипами, она полагала меня несчастнейшей принцессой во всем христианском мире.

— Вот уж чего я не думаю! — заявила я, стараясь сохранять хорошую мину при плохой (даже, скорее, ужасной!) игре. — Впрочем, наверняка есть принцессы и посчастливее меня.

С этими словами я предала себя в заботливые руки фрейлин и два часа спустя вышла из спальни, закованная в тяжелый небесно-голубой бархат. Усыпанные бриллиантами зарукавья сомкнулись на моих запястьях, словно кандалы.

Несмотря на невыносимую жару, во внутреннем дворе теснилась изрядная толпа. Я остановилась. Помоги мне, Господи! Я не хочу становиться женой мальчишки, которому не хватило порядочности явиться на собственную свадьбу!

Тут появился король Франциск в сопровождении своей свиты. Он поклонился мне и поднес мою руку к губам, на которых играла сардоническая усмешка.

— Ты, помнится, говорила, что тебе следовало бы сочетаться браком со мной? Что ж, сейчас есть возможность это устроить.

Против воли я улыбнулась. Этот стареющий сатир оставался совершенно непохожим на всех прочих мужчин.

В соборе меня также поджидала толпа: море придворных, аристократов и мелких чиновников превратилось в настоящий океан. Я вышла из кареты, борясь с соблазном поправить пропотевшие складки платья, которые вмялись в ложбинку между ягодицами, и тут же на меня устремились сотни глаз, сверкающих над напудренными щеками, — словно у хищных птиц. Король Франциск повел меня к алтарю; в чрезмерно пышном наряде я напоминала галеон под всеми парусами. Подойдя ближе, я убедилась, что жениха на месте нет.

Рядом со мной встал король. Епископ, судя его по виду, больше всего на свете желал провалиться сквозь землю.

— Ну? — буркнул король Франциск. — Чего же мы ждем? Невеста здесь, вместо жениха буду я. Приступай, не мешкай!

Мне невольно подумалось, не таким ли было его венчание с королевой Элеонорой? Да и как могло быть иначе? Политический брак по самой природе своей не предназначен вдохновлять на сочинение сонетов. Тем не менее на большинстве подобных церемоний супруги хотя бы брали на себя труд самостоятельно произнести брачные клятвы, не передоверяя это другим.

Епископ лихорадочно рылся в требнике, разыскивая подходящую цитату, хотя у него наверняка было вдоволь времени, чтобы подготовить ее заранее. Меня пробирал нервный смех. Вся предстоящая церемония казалась нелепой — дурацким фарсом, замешенным на лжи.

И в этот миг тишину нарушило клацанье шпор по мраморным плитам. Толпа, наполнявшая собор, в едином порыве обернулась. К нам, на ходу срывая и заталкивая за пояс кожаные перчатки, широким шагом направлялся рослый юноша. За ним торопилось несколько неопрятных и растрепанных типов. Король Франциск окаменел. Без всяких подсказок я поняла, что на венчание наконец-то пожаловал жених.

Впервые в жизни увидев Генриха Орлеанского, я испытала смутное облегчение. По крайней мере, он оказался недурен собой. В свои четырнадцать он был широкоплеч и обладал осанкой прирожденного всадника — из тех, что предпочли бы всю жизнь провести в седле и ценят лишь то, чем можно управлять при помощи уздечки и хлыста. У него был орлиный нос — фамильная черта Валуа, — узкие глаза и черные как вороново крыло волосы; однако лицо его оставалось угрюмо, словно вся радость жизни скисла в нем, как молоко в жару. Генрих даже не переоделся после охоты — на кожаной куртке еще не высохли пятна крови какого-то животного. Позади него я заметила высокого, тощего, словно шпага, человека лет двадцати; лицо у него было острое, худое, и он глядел на меня так, словно я была комком навоза, на который он по неосторожности наступил. Губы его были крепко сжаты. То был, как я позднее узнала, Франсуа де Гиз, ближайший друг Генриха и старший сын наиболее амбициозного семейства Франции. Король Франциск даровал герцогство этим ярым католикам, и они теперь владели обширными землями на северо-востоке Франции.

Я вздернула подбородок. Мой будущий супруг не произнес ни слова.

— Неблагодарный! — прошипел король Франциск.

Я похолодела: Генрих не удосужился даже глянуть на отца. Наше бракосочетание грозило обернуться катастрофой. Требовалось вмешаться. Я — Медичи, племянница папы римского. Более того, я во всех отношениях дитя своей тетушки.

— Святой отец, — обратилась я к епископу, — не соблаговолите ли…

И Франциск шагнул прочь, уступая место Генриху. Запах, который источал мой нареченный, был еще хуже его внешнего вида. И, глядя прямо перед собой, я произнесла те слова, которые сделали меня женой Генриха Орлеанского.

После венчания мы были обречены высидеть еще один пир.

На сей раз Генрих расположился на возвышении рядом со мной. Мы не обменялись ни единым взглядом, но я не сомневалась, что он, как и я, думает только о том, что нам предстоит. Меня эта мысль занимала столь сильно, что я не могла ни отведать кусочка из стремительно менявшихся перед нами блюд, ни изобразить восторга при виде подарков, которые знать складывала к нашим ногам.

С наступлением полночи сотни придворных столпились в коридорах, дабы торжественно сопроводить нас в опочивальню. Я сменила подвенечное платье на ночную сорочку из льняного батиста, затем меня провели в смежную комнату. У громадной, украшенной венками кровати стоял Генрих, беседуя со своим остролицым хищноглазым другом. Мой супруг был облачен в тонкую льняную рубашку, которая облегала его мускулистый торс, словно влажная кожа. Многие женщины — да и некоторые мужчины — возликовали бы, заполучив на свое ложе такого красавца. Возможно, в глубине души я отчасти разделяла это чувство, потому что сердце мое гулко, неистово забилось, хотя мне и без того было не по себе. Подчеркнуто не заметив издевательской ухмылки Франсуа де Гиза, я позволила Лукреции уложить себя в постель и укрыть одеялами. Епископ благословил супружеское ложе; придворные подняли последний тост за наше семейное счастье. Свечи погасли, посторонние удалились, чтобы продолжить веселье.

Наступила тишина. Я лежала, не смея шелохнуться.

Мне прекрасно было известно, чем занимаются в первую брачную ночь. Лукреция вкратце просветила меня на сей счет, к тому же мне доводилось видеть, как спариваются собаки; однако мысль об этом действе не слишком меня прельщала.

Генрих поднялся с кровати. Я сквозь зубы втянула воздух. Он не посмеет бросить меня одну! Затем вспыхнуло пламя, и Генрих выступил из темноты со свечой в руке. Он поставил свечу у изголовья, присел на кровать и откашлялся.

— Я хочу извиниться, если чем-то тебя обидел.

При этих словах — первых его словах, обращенных ко мне, — я села, откинувшись на подушки.

— При первой нашей встрече я не поздоровался с тобой, — продолжал Генрих. — Мое поведение было непростительно.