Читать книгу "Последний самурай - Хелен Девитт"

Я подумала: Сочиним другую простую задачу.

Я подумала: арифметика — несложная задача. Научила его считать дальше 5, и он за три дня досчитал до 5557 и разрыдался, потому что счет никак не заканчивался + я в отчаянном озарении сказала, что бесконечность тем и хороша: точно знаешь, что тебе всегда хватит чисел. Научила его прибавлять 1 к числу — вроде бы простая задача, + он исписал примерами 20 листов миллиметровки: 1+1=2, 2+1=3, 3+1=4, разрыдался и был унесен в постель. Я однажды читала книжку, где мальчик, который в детстве слишком много учился, заболел воспалением мозга; я ни разу не сталкивалась со случаями воспаления мозга вне литературы, но все равно тревожилась + предпочла бы, чтобы Л прекратил, но он рыдал, едва я пыталась прекратить. Поэтому я научила его прибавлять к числу 2, и он исписал примерами еще 20 листов миллиметровки: 2+2=4, 3+2=5.

Сколько ему было лет, спрашивает читатель. Кажется, года 3.

Теперь он поуспокоился: если можно покрыть расчетами 20 листов, к бесконечности не стремится. И таскать книги с полок ему больше не надо. Я научила его перемножать однозначные числа + он на 20 листах составляет таблицы умножения для 1–20. Понятия не имею, как заставить трехлетку заниматься этим, если он не хочет, и равно не имею понятия, как это прекратить, если он хочет, но после пары месяцев таких вот занятий уже легко было объяснить ему переменные + функции + дифференциалы. В общем, к 4 он читал по-английски + немного по-французски + покрывал 20 листов графиками для x+1, x+2, x+3, x+4, x2+1, x2+2 + т. д.

С год назад мне выдалась минутка перечитать 16-ю песнь «Илиады». Я печатала «Мелоди мейкер» за 1976 год и добралась до интервью с Джоном Денвером[25], где певец объясняет:

Понимаешь, Крис… Я для себя понял, что такое успех, и успех для меня — это когда человек находит то, в чем может выразить себя, находит то, что делает его совершенным, и, занимаясь этим, служит другим людям. Если он нашел такое дело, он добился успеха.

И тут не важно, чем ты занят — копаешь канавы, выдаешь книжки в библиотеке, работаешь на бензоколонке, избираешься президентом Соединенных Штатов, не важно: если делаешь то, что хотел делать, и привносишь некую ценность в чужие жизни, ты добился успеха как человек.

Так вышло, что в моей области, в шоу-бизнесе, успех много с чем сопряжен, но все это — деньги, слава, удобства, возможность путешествовать, повидать мир, — все это лишь глазурь на торте, а торт у всех одинаковый.

Недавний президент Соединенных Штатов говорил нечто подобное (как и Денвер, взаправду приятный дядька), и, поскольку без толку размышлять о том, как именно он привносил ценность в чужие жизни, я решила, что пора прерваться и перечитать 16-ю песнь «Илиады». Я печатала уже часов пять или шесть — день пока что задался.

В 16-й песни убивают Патрокла — он идет в бой, надев доспех Ахилла, дабы приободрить греков + напугать троянцев, поскольку сам Ахилл воевать по-прежнему отказывается. Некоторое время Патрокл побеждает, но слишком увлекается: Аполлон поражает его + мутит ему очи + отнимает у него доспех + Патрокла ранит Евфорб + затем убивает Гектор. Я вдруг вспомнила, что Гомер обращается к Патроклу в звательном падеже + это очень трогательно. К сожалению, я не нашла «Илиаду, песни 13–24», нашла только «1–12» и решила почитать про Гектора + Андромаху в песни 6.

Как только я села, Л подошел и посмотрел в книгу. Все смотрел + смотрел. Сказал, что ничего тут прочитать не может. Это потому, сказала я, что тут по-гречески + другой алфавит, + он сказал, что хочет научиться.

Только этого не хватало — учить греческому 4-летку.

Раздался глас Чужого + глас его был сладок как мед. И молвил тот глас: Он же совсем маленький. Они столько времени торчат в школе, — может, ему лучше поиграть?

Я сказала: Ага, еще успеет поскучать в классе со всеми остальными вместе.

Чужой сказал: Он только запутается! Ты подорвешь ему самооценку! Добрее ответить «нет»!

У Чужого длинная шея, похожая на угря, и рептильные глазки. Я обеими руками стиснула ему горло и сказала: Гори в аду.

Он закашлялся + сладко промурлыкал: Прости, что помешал. Сколь удивительно материнство! Столько времени на развитие младенца. Какая самоотверженность!

Я сказала: Закрой пасть.

Он сказал: Сссссссссссссссссссссссссссс.

Я сказала: Рррррррррррррррррррррррр.

+ составила для Л табличку:

+ сказала: Это алфавит.

Он поглядел на табличку и поглядел в книжку.

Я сказала: Все очень просто. Видишь, многие буквы такие же — ты их уже почти знаешь.

Он поглядел на табличку, поглядел в книжку, поглядел на табличку.

Чужой сказал: Ему всего четыре года

Г-н Ма сказал: Coupez la difficulté en quatre

Я терпеливо сказала:

Я терпеливо сказала много чего, и мне терпения не хватит все это повторять. Я считаю, я не меньше других готова пострадать ради ближнего, и если б знала наверняка, что хоть 10 человек в этом году, в следующем или в ближайшее тысячелетие заинтересуются, как обучить четырехлетку греческому, надеюсь, мне хватило бы совести им объяснить. Но поскольку таких данных у меня нет, я лучше отложу объяснения. По-моему, Л слово за словом переписывает 5-ю песнь «Одиссеи» на розовые картотечные карточки.

❖

«Одиссея», песнь 6.

❖

«Одиссея», песнь 7.

❖

Эмма сдержала слово, и я слово сдержала.

Летом 1985 года я пришла секретарем в маленькое лондонское издательство, выпускавшее словари и неакадемические научные труды. Там издавали словарь английского языка, впервые появившийся в 1812 году и выдержавший девять или десять переизданий — продавался замечательно, — и коллекцию технических словарей для носителей всяких других языков, продававшуюся недурно, а также шикарный словарь литературного бенгальского, с кучей иллюстраций и без никаких конкурентов на рынке — этот вообще почти не продавался. Еще была двухтомная история сахара, трехтомное исследование лондонских дверных молотков (приложение готовится к печати) и всевозможные другие книжки, у которых постепенно за счет сарафанного радио складывалась аудитория. Я не хотела быть секретарем + не очень-то рвалась в издательскую индустрию, но не желала возвращаться в Штаты.

Эмма оказалась немногим лучше Штатов. Она любила Америку, как викторианцы Шотландию, а французские импрессионисты Японию. Она любила бензоколонки «Эссо» на шоссе в луже света и чтоб на ветру покачивалась красная вывеска «Кока-колы»; она любила мужчину на лошади, который просторечным внутренним монологом описывает волнующие пейзажи; она любила мужчину в шустрой машине на лос-анджелесской автостраде. Она любила книжки, которые меня заставляли читать в школе, она любила книжки, которых мы в школе не читали, потому что они могли задеть чувства новообращенных баптистов. Я не знала, что сказать.