Читать книгу "Логово льва - Андрей Бондаренко"

Девушка засмущалась, голову опустила к земле, рыжий ёжик своих волос, словно защищаясь, направила в сторону Ника. Но всё же ответила чуть слышно:

— Он мне карабин не хотел отдавать. Всё твердил, что женщина не должна прикасаться к оружию. Обычай, мол, такой. А сам стрелять боялся, потому что уже старый, глаза видят плохо. Боялся в вас попасть. Пришлось его камнем чуть-чуть ударить по голове. Чем перевязала? Вы же мне денег оставили много. А я за два года лагерей отвыкла от всего. Тут же пошла в магазин и накупила всякого разного, и хорошее нижнее бельё — тоже. Всё сразу на себя надела. Шелковую ночную сорочку в том числе. А у старика кровь пошла сильно, я испугалась. После уже испугалась, когда попала в верёвку. Отошла за большой камень, чтобы не видел никто. Юбку немного приподняла и весь подол ночной сорочки изорвала на бинты. Вот.

Судя по глазам Банкина, он многое бы отдал, чтобы полюбоваться этой пикантной картиной…

Уже под вечер полуторка въехала в Ловозеро и остановилась около совсем новой избы-пятистенка.

С востока от поселения в безоблачное голубое небо поднималась, изогнувшись пологой дугой, широкая полоса вонючего серого дыма.

— Это что, сильный лесной пожар? Или тундра загорелась? — забеспокоился, крутя носом, осторожный Банкин.

Старшина буднично пояснил:

— Никакой это не пожар, а самые обычные дымокурни: саамы жгут мокрый хворост и сырой зелёный мох, чтобы от оленей отпугивать комаров и разную мошкару. Давайте я лучше познакомлю вас с тутошней архитектурой. Ловозеро у нас нынче считается полноправным селом. Эта изба и есть — новый ловозёрский сельсовет, там две комнаты для гостей имеются, в них сегодня и заночуете. Вот те шалаши, — рукой показал на два десятка маленьких, буро-серых усечённых прямоугольных пирамидок, — называются вежи, или — коты, как вам больше нравится. Их каркас изготовляют из сосновых жердей, переплетают берёзовыми и осиновыми ветками и обкладывают толстым слоем дёрна, пол очень плотно застилают еловым лапником, сверху лапник накрывают оленьими шкурами. В центре каждого шалаша из специальных камней сложен очаг для костра.

— Куда же дым из них наружу выходит? Ведь труб-то не видно! — удивилась Мэри, недоверчиво разглядывая странные сооружения.

— Вверх и уходит, — невозмутимо уточнил Иван. — Куда же ещё ему деваться? Крыш над этими шалашами и вовсе нет.

— Там же в непогоду должно быть очень холодно! — не унималась трепетная американка. — Как же там люди живут зимой?

— В вежах саамы живут осенью и весной, — уточнил старшина. — А в холодные зимы многие перебираются в пырты, вон они, в той стороне стоят…

Ник посмотрел в указанном направлении. Там по берегам ручья были беспорядочно разбросаны рубленые избушки без окон, с покатыми крышами, крытыми всё тем же дёрном. Большинство избушек были размером три на четыре метра, но попадались и совсем крохотные: три метра на два с половиной. Только одно строение выделялось из общего ряда: шесть на шесть метров, с двускатной крышей, новой кирпичной трубой и большим квадратным застеклённым окном…

— А почему это одна хижина больше всех других? — поинтересовался Банкин, тоже заметивший явное несоответствие.

Старшина Ефремов заметно смутился.

— В этом пырте местный шаман живёт со своей семьёй. — И тут же торопливо поправился: — В том смысле, что он раньше был шаманом, в старые тёмные времена. А сейчас он — совершенно сознательный саам, или — лопарь, как вам больше нравится! Даже согласился, чтобы в его пырте сложили русскую печь, чтобы остальным саамам показать пример. Недавно мы на общем собрании назначили его, по согласованию с Кандалакшей, конечно, на должность председателя нашего ловозёрского сельсовета. Начальство даже разрешило выдать ему настоящий паспорт. Да вот он и сам идёт к нам навстречу, сейчас познакомитесь…

По хлипкому мостику через ручей шел щуплый низкорослый саам неопределённого возраста, одетый в старенькую фуфайку и грязные брезентовые штаны, на ногах бывшего шамана красовались обыкновенные кирзовые сапоги. Ему можно было с лёгкостью дать и сорок пять лет, и все шестьдесят. Худое подвижное лицо, короткие чёрные волосы с лёгкой проседью, живые, бегающие тёмно-карие узкие глаза. Все движения вновь назначенного председателя сельсовета были резки и порывисты, словно он постоянно куда-то торопился. Капля ртути под порывами сильного ветра, одним словом…

— Здравствуй, товарищ Иван, здравствуй, дорогой начальник! — зачастил саам, усердно тряся руку старшины. — Как я рад, что ты вернулся! Кто это приехал с тобой? Наверное, по очень важным делам? Очень большие люди?

— Эти товарищи прибыли из самого Ленинграда, — важно известил Ерофеев. — Мы с тобой обязаны им во всём помогать. Сам майор Музыка так приказал!

— Сам начальник-майор? — искренне поразился бывший шаман. — Конечно, будем помогать! Ой, у них на груди — сам Сталин, как живой! Во всём поможем! Всё сделаем! В лепёшку расшибёмся!

Председателя сельсовета звали (по паспорту, как он сам зачем-то уточнил) Илья Озеров.

— Для начальников — Ильюшка! — ещё раз уточнил странный саам. — Пойдёмте в сельсовет, сейчас женщины накроют на стол поесть-попить…

В центральной комнате сельсовета вкусно и успокаивающе пахло свежей древесиной, в углу стоял обычный книжный шкаф, все полки которого были заполнены, как успел заметить Ник, трудам классиков марксизма-ленинизма. В центре комнаты располагался большой самодельный стол: два больших листа фанеры, уложенные на шесть берёзовых чурбаков. Восемь же стульев, окружающих простецкий стол, были настоящими произведениями мебельного искусства.

— Английская работа, бесспорно, — со знанием дела поцокал языком всезнающий Банкин. — Смотрите, какие изящные линии, а древесина наверняка — клён «птичий глаз»! Обивка, правда, потёрлась местами…

Все, кроме председателя Ильюшки, расселись за столом: Ник и Ерофеев по одну сторону, Банкин и Мэри — напротив.

— Илья! Товарищ Озеров! — прикрикнул старшина и извинительно зашептал Нику на ухо: — Ещё предрассудками страдает. У саамов не принято, чтобы посторонние женщины сидели с мужчинами за одним столом. Если в кругу семьи, когда все свои, тогда ещё ладно. А когда важные люди из разных родов за одним столом собираются, то женщинам там не место. Они, видите ли, «нечистые»! Илья! — Старшина уже серьёзно погрозил кулаком.

Тяжело вздохнув, сознательный саам Озеров присел на стул, поставив его у торца стола и сдвинув так, чтобы не видеть Мэри, извинительно проговорил:

— Надо немного подождать, скоро женщины всё принесут, я уже дал распоряжение. А когда поедим, тогда уже и о деле поговорим.

— Ничего страшного, — подбодрил его Ник, — мы подождём. Вы нам пока расскажите о своём житье-бытье, с удовольствием послушаем…

Илья Озеров не заставил себя просить дважды, тут же принялся безостановочно молоть языком, перескакивая с одной темы на другую. Похоже, эпистолярный жанр являлся его пламенной и непреложной страстью, хобби, так сказать…