Читать книгу "Парижский десант Посейдона - Дмитрий Черкасов"

– Я вас не понимаю...

– Вам положено знать еще меньше. Я хочу сказать, что вашей группе под страхом военного трибунала запрещено знакомиться с содержанием документов, которые вы выкрадете у Валентино.

Вот даже как.

Посейдон смотрел на него ошарашенно.

– Но, товарищ генерал-майор, возможны случайности... бумаги могут рассыпаться... у Магеллана, в конце концов, фотографическая память, он специально обучен... мы не можем исключить, в конце концов, необходимости. Как нам поступать, если возникнет прямая угроза их уничтожения? Не лучше ли запомнить?

– Они не должны рассыпаться, – жестко ответил Клюнтин. – И мы не в каменном веке, капитан. Вряд ли это бумаги – скорее всего, электронные носители. И вы должны полностью исключить угрозу, как вы выразились, их уничтожения.

– Но если все же...

– А если все же, то...

* * *

Повисла долгая пауза. Каретников все понял.

Их просто убьют, причем свои же.

И у капитана немедленно зародилось предположение даже худшее и вообще бредовое: их убьют е любом случае, страховки ради.

С этим несчастным эсминцем была связана какая-то дикая некрасивая история. И в Управлении существовали силы, которые не хотели, чтобы эта история всплыла. Он давно это подозревал, и подозрения неуклонно усиливались.

Посейдон принял решение: он ознакомится с документами.

Возможно, таким образом он сумеет обезопасить себя и своих людей – Мину, Торпеду, Флинта и Магеллана. Да и Чайку – ее в особенности. Убить человека, находящегося в больнице, – задача для первоклашек.

* * *

Доктор Валентино очень и очень постарел.

Кожа высохла, стала дряблой и покрылась рыжевато-коричневыми пигментными пятнами; нос сделался малиновым, испещренным прожилками. Руки дрожали, а с ногами вообще была беда: деформирующий артроз в стадии, когда помочь человеку уже ничем нельзя. Ноги у него изогнулись причудливым колесом, и Валентино передвигался с великим трудом. Чаще всего он предпочитал пользоваться креслом-каталкой. До недавнего времени на ней был установлен мотор, но потом Валентино от него отказался, приняв решение упражнять уже давно увядшие мускулы рук.

Плюс сотня других обычных старческих недугов – и тебе одышка, и перебои в сердце, и надсадный кашель по ночам, и аденома; всего не перечесть.

И еще память.

Которая не отказывала – наоборот, работала слишком хорошо. Конечно, события далекого прошлого помнились лучше, чем вчерашние, как и положено в глубокой старости, но жаловаться было грех.

Нет, Валентино не испытывал ни малейшего сожаления по поводу своих людоедских лагерных подвигов. У него по сей день, бывало, чесались руки – так хотелось засадить какому-нибудь ублюдочному недоделку добрую дозу фенола в сердце. У него даже хранился дома этот фенол – уже готовый к введению, в шприце. Наподобие сувенира из прошлого.

Но что-то грызло его.

Он чувствовал, что отвечать в итоге придется.

Казалось бы – чего ему бояться? Он слишком стар, чтобы страшиться смерти. Хотя никто не цепляется за жизнь сильнее, чем старики. Он никогда не верил в Бога, но изо дня в день к нему будто подступало что-то, словно подкрадывалось какое-то неоформленное опасение, некое сомнение и подозрение.

Да еще проклятое воображение, чересчур обедненное повседневным опытом.

В те редкие дни, когда верный Лютер вывозил его на прогулку – конечно, под усиленной охраной, – и он обозревал веселый Париж, знать не знавший, кого приютил, все виделось ему в убогом лагерном свете.

Воды Сены были начисто отравлены «Циклоном», повсюду мерещились сутулые виселицы и пулеметные вышки; везде была накручена кольцами колючая проволока под током, а вместо заливистого уличного аккордеона в ушах звучала ефрейторская губная гармошка. В воздухе плавал невидимый пепел, ноздри улавливали примесь сладковатой гари.

Он сидел в инвалидном кресле, укрытый клетчатым пледом, и мрачно рассматривал собственные ладони с истонченными венами, когда кошачьей поступью вошел Лютер. Адъютант, по совместительству – нянька, батька, постельничий и медбрат, – почтительно поклонился и замер, демонстративно не отваживаясь раскрывать рот по собственному почину.

– Что тебе, Лютер? – проскрежетал Валентино, не оборачиваясь. Он и так знал, кто стоит у него за спиной.

– Санта вышел на связь, герр Мендель, – доложил Лютер. – Четыре минуты назад; он пока что в относительной безопасности.

Для пущей конспирации Валентино умышленно выбрал себе еврейскую фамилию.

– Как ты сказал? – старик приложил к уху ладонь.

– Я осмелился доложить вам, что Санта вышел на связь.

На лице доктора Валентино зазмеилась слабая улыбка. Это означало высшую степень удовлетворенности.

Глава пятая

НАТУРАЛИЗАЦИЯ

Поживиться в стариковском доме было особенно нечем, но капитан Гладилин изрядно проголодался и устал. Он подумал, что поспешил с отказом перекусить и привести себя в божеский – если это слово было уместно в его отношении – вид. Самое время наверстать упущенное.

Но перво-наперво он с грохотом откинул крышку подпола, ухватил труп сторожа за ноги и сбросил вниз. По полу протянулся кровавый след, и Гладилин не поленился замыть его. Теперь были шансы, что старика найдут не сразу, – дело лесное: ушел человек и ушел, и когда воротится – неизвестно. А в том, что сюда придут и поищут хотя бы наскоро, Гладилин не сомневался.

«Что же он здесь все-таки сторожил, старый черт?»

Капитан отыскал фонарь и нырнул в пахнувшее гнилью отверстие, куда только что отправил хозяина сторожки.

Ну, понятно.

Шкурки беличьи да лисьи. Старый браконьер. Что ж, получил по заслугам. В принципе, совесть и так не донимала Гладилина, но при виде преступной деятельности убиенного он почувствовал себя немного лучше. Сказался уже привившийся сыскной инстинкт, требовавший удовлетворения.

Переступив через тело хозяина, капитан принялся изучать содержимое подпола. Банки с соленьями, связки сушеных боровиков. Гладилин снял с полки первую же банку, вскрыл, до отрыжки наглотался груздей.

Стал шарить дальше, нашел шмат сала да вяленую рыбу; прибрал все. Остановился перед бутылью с мутным самогоном. Поколебавшись, откупорил и сделал несколько добрых глотков. Он пережил серьезное напряжение, и его необходимо было снять. Но и напиваться не стоило, он должен был сохранять контроль.

Он сохранил его настолько, что протер все ручки, все поверхности, до которых дотрагивался. Тоже довольно бессмысленно. Ищеек, идущих по его следу, такими штуками не собьешь. Но все же надежнее перестраховаться.

Упаковался, прихватил телефоны. Стало быть, хутор Славяновка, двадцать километров лесом. Он вышел из сторожки, прищурился на солнце. Если ему повезет, и он не заблудится, то к ночи наверняка дойдет; а может, и пораньше.