Читать книгу "Графиня Калиостро - Морис Леблан"

Годфруа д'Этиг принес большой плед, с грубой бесчувственностью накрыл им голову молодой женщины, рукою зажал ей рот. Крики смолкли.

Вернулся Бенто. Вдвоем они уложили ее на носилки и крепко привязали к ним.

Дело было лишь за железной цепью и приготовленным для сего случая камнем…

Глава IV

В ТОНУЩЕЙ ЛОДКЕ

— Неплохо бы хлебнуть немного рому, — проворчал Оскар де Бенто. — В такие минуты трезвая голова совсем ни к чему.

— Не то время: нам потребуется все наше внимание, — возразил барон.

— Веселенькое дельце, ничего не скажешь!

— Предупредили бы Боманьяна, он бы отказался от твоих услуг.

— Что ты, об этом не могло быть и речи!

— Тогда выполняй, что сказано.

Прошло еще несколько минут. В замке воцарилось безмолвие. В полной тишине спали и окрестные поля.

Бенто подошел к пленнице, прислушался:

— Она не стонет, не жалуется. Что за женщина! — И добавил с боязливостью в голосе: — Ты веришь в то, что о ней говорили?

— Во что именно?

— Ну, в то, что ей сто лет, во все эти давние события…

— Чушь!

— Но Боманьян верит.

— Да почем ты знаешь, во что верит Боманьян?!

— И все-таки согласись, Годфруа, во всей этой истории есть что-то странное. Мне и вправду кажется, будто она родилась давным-давно.

— Все может быть, — глухо отозвался д'Этиг. — Читая бумаги, я и сам все время испытывал такое ощущение, будто она жила еще в прошлом веке.

— Значит, ты тоже в это веришь?

— Хватит, Оскар! Довольно и того, что мы втянуты в такое дело. Но клянусь тебе, если бы я мог отказаться, не теряя чести, никогда не стал бы участвовать, вот только… — голос его прервался.

Годфруа не хотелось говорить о том, что больше всего его волновало и тревожило. А Бенто не унимался:

— И я, клянусь, тоже с превеликим удовольствием удрал бы… Зачем рисковать? Знаешь, мне не дает покоя мысль, что нас провели, как детей. Вот что я тебе скажу: Боманьян играет нами, как марионетками. Всю эту историю он затеял только для своей пользы. Случись что — он в стороне, и как бы дело ни обернулось, он в выигрыше.

— Замолчи, она же все слышит! — злобно зашипел на него Годфруа.

— Велика важность, — отвечал тот. — Сейчас ей уже все равно.

Оба замолчали. Часы на колокольне пробили десять. Барон д'Этиг стукнул кулаком по столу так, что стоявшая на нем лампа подпрыгнула:

— Будь оно все проклято! Ах, Боманьян, Боманьян… Пора, надо идти.

— Мы все должны сделать сами? — шепотом спросил Бенто.

— Другие вызвались нас сопровождать, но я сказал, чтобы ждали на вершине утеса. Пусть продолжают верить в английский корабль.

— А по мне, веселее плыть в компании.

— Молчи. Приказ есть приказ. Другие могут проболтаться. Чем меньше людей знают, тем надежнее.

В зал вновь вошли д'Ормон, Ру д'Эстьер и Рольвиль.

— Все слуги уже спят. Огня не зажигать, как-нибудь сумеем добраться до скалы.

— А Кларисса?

— Она у себя в комнате, немного приболела сегодня. Ну, в путь!

Д'Ормон и Рольвиль взялись за носилки, пересекли сад и выбрались на пустынную проселочную дорогу, которая вела от замка к берегу.

— Не шуметь! Нас могут узнать по голосам.

— Кто, Годфруа? Здесь никого нет. Ты позаботился даже о том, чтобы удалить таможенников.

— Да, все таможенники в трактире, их пригласил туда один верный мне человек. И все же осторожность не помешает.

Дорога спускалась в овраг и шла дальше. Наконец, они добрались до скал, среди которых виднелась древняя каменная лестница к морю.

— Теперь нам надо разделиться, — сказал барон. — Оставайтесь здесь, а мы с Бенто спустимся с ношей.

Ступени были очень высокими, так что иногда носилки с привязанной к ним женщиной принимали почти вертикальное положение. Карманный фонарик выхватывал из темноты смутные очертания окружающих предметов. Оскар де Бенто все время злился, что приходится так долго возиться, и с нормандским простодушием предлагал сбросить носилки с лестницы, прорезавшей скалу, прямо на берег, простиравшийся далеко внизу. И точно, это очень облегчило бы задачу. Наконец оба кузена достигли пляжа, усеянного мелкой галькой, и перевели дух. Невдалеке были видны две лодки, связанные одна с другой, они мерно покачивались на небольших волнах. Бенто указал на отверстие, пробитое им в днище той лодки, что была поменьше. Сейчас в это отверстие была вбита деревянная затычка.

Они опустили носилки на лодочные скамейки.

— Надо привязать носилки, — сказал д'Этиг.

— А вдруг что-нибудь выплывет со дна моря — эти носилки станут лучшей уликой против нас.

— Отойдем подальше в море, и ничего никогда не найдут. К тому же этой рухлядью, — он кивнул на носилки, — никто не пользовался уже лет двадцать. Нам нечего бояться.

И все же голос барона дрогнул. Такого Бенто за ним еще не замечал.

— Что с тобой, Годфруа?

— Со мной? А что со мной может быть?

— Да нет, ничего. Просто показалось.

— Ну, тогда займись лодкой. Отчаливаем. Но прежде, как велел Боманьян, вынем кляп у нее изо рта и спросим, не хочет ли она признаться в чем-либо перед смертью. Ты сможешь это сделать?

— Прикоснуться к ней? Мне легче самому помереть… Может, ты…

— Я тоже не в силах.

— Она преступница — этого достаточно. О чем еще говорить?

— Да… По крайней мере, вина ее весьма вероятна. Вот только вид у нее такой милый, приятный… Никак не вяжется даже с мыслью о преступлении.

— Ты прав, — кивнул Бенто. — Она прекрасна, как Пресвятая Дева… В том-то вся и штука…

Они опустились на колени и принялись молиться о душе той, которую намеревались убить. Молитва несколько подбодрила их. Они быстро встали с колен, Бенто притащил огромный камень, припасенный заранее, живо вдел в него цепь и оттолкнул лодку от берега. Затем они сдвинули другую лодку и вскочили в нее. Годфруа сел за весла, а де Бенто держал веревку, привязанную к лодке с осужденной.

Они вышли в открытое море. Поначалу удалялись от берега быстро, но минут через двадцать ход замедлился.

— Больше не могу, — выдохнул барон. — Руки не слушаются. Теперь твоя очередь.

— Стоит ли плыть дальше? Мы уже миновали черту отлива, как ты считаешь?

— Ладно, выбивай затычку.

— Нет, лучше ты, — запротестовал Бенто, которому повелительный жест барона показался сигналом к убийству.