Читать книгу "Записки городского хирурга - Дмитрий Правдин"

– Жить будет, рожать – вряд ли! – энергично изрек я. Но таджики не оценили по достоинству мой тонкий юмор и продолжали со страхом взирать на меня.

– Доктор, скажи, это опасно?

– Когда живот у него заболел? – повторил я свой вопрос.

– Он говорит, может час, может два назад, – перевел ответ Сафар.

– На что похоже, Дмитрий Андреевич? – улыбаясь, поинтересовался Витя.

– На симуляцию. Живот абсолютно мягкий. Он когда на бок переворачивается, отвлекается, я осматриваю, и можно свободно до позвоночника достать. Не понимаю, зачем ему это надо?

– Чего надо? – переспросил Бабушкин.

– Симулировать зачем?

– Да кто его знает? Восток, как говорится, дело тонкое. А про какую вы у них там Малакат спрашивали?

– Не Малакат, а Мамлакат! – поправил я. – В 1935 году одиннадцатилетняя таджикская девочка Мамлакат Наханова была первой из детей Советского Союза награждена орденом Ленина, высшей наградой страны. Она одна за смену собрала 102 килограмма хлопка при норме для взрослого человека 13. Она была национальной героиней не только родного Таджикистана, но и всего СССР. Ее лично принимал в Кремле товарищ Сталин, а орден вручал Калинин.

– Как ей это удалось?

– Она наловчилась собирать хлопок двумя руками.

– Во дает! А почему именно 102 килограмма, а не 100 или 110?

– Как раз в 1935 году Алексей Стаханов – шахтер из Донбасса – нарубил за смену 102 тонны угля при норме 7, превзойдя ее в 14 раз. С того момента началось зарождаться стахановское движение. Не обошло оно стороной и солнечный Таджикистан.

– Дмитрий Андреевич, откуда у вас такие познания? – искренне изумился Витя.

– Дело в том, мой юный друг, что я в свое время учился в советской школе. Носил и октябрятскую звездочку, и пионерский галстук, даже вступил в комсомол. Мы в лицо знали своих героев. Ладно, лирики достаточно, надо парнишку «прокрутить», сделать рентген, УЗИ, анализы, затем решим, что с ним делать, но навскидку катастрофы в животе не зрю. Где тут санитары?

– Их тут отродясь не водилось, – уныло заметил интерн Миша.

– А кто тогда больных по кабинетам развозит, анализы берет, вызывает специалистов на консультацию? Медсестра какая-нибудь хоть существует?

– Наличествует, но она одна во всех лицах. Берет анализы, готовит и подает больных в операционную, развозит пациентов по диагностическим кабинетам и прочее. Вы обратили внимание, что все стены в больнице обиты деревянными досками на уровне каталок? Как думаете, для чего?

– Ну, наверное, чтоб больным было удобно поворачиваться?

– Нет, не угадали! Чтоб ручками не повредить стены: их только покрасили свежей краской и сразу прибили эти защитные поручни. В нашей больнице все двуручные каталки катит один человек, может не справиться с управлением, не вписаться в поворот, ручками покарябать стенку.

Словно в подвержднение правоты его слов мимо, лихо лавируя между больными, пронесся субтильный медбрат с каталкой наперевес. Он явно спешил, толкая перед собой колесные носилки. Лежавший сверху довольно бледного вида пациент громко постанывал, усиливая звук всякий раз, когда тщедушный «водитель» не справлялся с управлением и натыкался на обитую широкими досками стену.

– Ой, ой! Осторожней! Прошу вас! – умолял горемыка.

– Куда уж больше! – отзывался медбрат. – Думаете, мне удобно вас одному везти?

– Так попросите, чтоб кто-нибудь помог! Так же нельзя! Вы меня всего растрясете! Ой!

– Где ж их взять? – скривился медбрат, в очередной раз напоровшись на стену.

– Вот, что я говорил! – развел руками Миша. – Это медбрат от терапевтов на гастроскопию больного повез. Торопится, у него еще двое на очереди. А он – один.

– Так куда ж санитары делись? У нас и медсестра и санитары были, все как положено.

– Дмитрий Андреевич, я вас умоляю, ну кто ж в Питере за такие гроши пойдет в приемник убиваться? Тут и так почти одни студенты-старшекурсники подрабатывают. И те, если что не понравится, увольняются. Текучесть кадров просто колоссальная.

– Ловко, где вообще наша замечательная медсестра? Я уже полчаса в приемнике нахожусь и пока ее не наблюдаю.

– Так наша Анна в шоковой операционной тяжелым больным занимается. Шок же недавно привезли!

– В чем функция Анны в операционной?

– Самая, пожалуй, важная на начальном этапе. Надо больного раздеть в предоперационной, переписать все вещи, уложить в пластиковый мешок, завести историю болезни, передать телефонограмму в милицию, много еще всего. Ее может долго не быть.

– Так, а как с больным поступать?

– Ну, сами сейчас возьмем у него анализы, отвезем на рентген, на УЗИ. Вон родственники помогут.

– Ага! – согласно закивали таджики.

– Все сами? – поразился я.

– Ну да! – подтвердил Виктор. – Приходится выполнять и санитарские и медсестринские обязанности. Но вы не переживайте, мы без вас с Мишей все сделаем. Вон, кажется, еще одного везут. Тоже, похоже, таджик.

Очередной больной, доставленный «Скорой» в сопровождении многочисленных земляков, на проверку оказался узбеком. Но стонал и перекашивал лицо так, что предыдущий таджик отвлекся от самосозерцания и, вытянув шею, потрясенно осмотрел на собрата по напасти.

– Брат, помоги! Доктор, Фируз умирает, – услыхал я знакомые как под копирку слова.

– Обязательно поможем! – подтвердил я, сурово сдвигая к переносице брови. – Спасем твоего Фируза! Тебя как звать? – спросил я невысокого тучного узбека со стандартной поблескивавшей инеем трехдневной щетиной, в черной нейлоновой рубашке, но почему-то с зелеными пуговицами.

– Я – Якуб, доктор! Спаси Фируза!

– Ну, мы оставляем вам пациента? – бестактно встрял в диалог врач «Скорой помощи».

– Где сопроводительный талон?

– Вот! – протянул «скорик» исписанный мелким почерком стандартный бланк.

– Коллега, что вы тут за ерунду написали? – возмутился я.

– Где? Что такое?

– Вот! Что это за диагноз – «острый живот»?

– Обычный хирургический диагноз, – пожал плечами работник «неотложки» – Что вам не нравится?

– Дмитрий Андреевич, не кипятитесь, – вмешался подошедший Витя. – Тут так принято, «скорики» пишут «острый живот», им можно. Мы уже либо конкретизируем, либо снимаем диагноз.

– Безобразие! – кипятился я. – На Дальнем Востоке сколько с этим воевал, и в Питере то же самое.

– Больше 80 процентов тех пациентов, которых доставляет «Скорая помощь», мы отправляем домой. Нам, разумеется, такой диагноз непозволителен, но им разрешается. Они везут всех подряд, боятся пропустить острую хирургическую патологию, поэтому так и пишут. Они же не хирурги.