Читать книгу "Любовь.ru. Любовь и смерть всегда вдвоем - Наталья Андреева"

— И для вас, в том числе, открыто. Учитесь. Ловите за виртуальную руку. А на кнопку не надо так сильно давить.

Люба встала, подошла к столу, на котором красовался новенький монитор, взяла руку Самохвалова, положила на мышку, накрыла своей. Мизинец на мизинце, указательный палец на указательном, большой на большом. Чуть-чуть надавила на средний сустав его указательного пальца, клацнула кнопка, открылась игра:

— Это не курок «Макарова». Нежно. Иначе я на тебя мышей не напасусь.

Снова щелкнула кнопка. Его рука сделалась горячей и влажной. Она снова слегка надавила на выступающую косточку среднего сустава:

— А теперь два раза. Очень быстро. Щелк-щелк. Расслабь кисть. Что это она у тебя, как деревянная?

Ее подбородок что-то приятно щекотало. Волосы, мягкие светлые волосы. Торчащий на макушке вихор касается ее тонкой, чувствительной кожи. Она почувствовала запах детского мыла, хотя, кто сейчас моет им голову, когда полно всяких шампуней? Это галлюцинация, запретный запах из самых глубин памяти. Тот самый, замыкающий цепочку ассоциаций: мужчина, муж, шепот в ночи, жаркие поцелуи на смятых простынях, пьянящая легкость во всем теле, потом внезапные утренние головокружения, тошнота и постоянно преследующий запах детского мыла… Щелк-щелк.

— Я, пожалуй, пойду, — он кашлянул, пытаясь вернуть прежний тембр внезапно севшему голосу.

— Да-да, — Люба отстранилась, убрала свою руку.

Он по-прежнему сидел, словно приклеенный, перед монитором. Горячая рука лежала на мышке.

— Идите, капитан Самохвалов, — официально сказала она.

Встал наконец. Она не успела увернуться и невольно прижалась к нему. Заметила вдруг, что глаза у него синие-синие. Солнце, что ли, так ярко сегодня светит? Весна!

— Да… Непонятная вы женщина, Любовь… Александровна.

— Идите, — повторила она.

Наваждение прошло. Детским мылом больше не пахло.

Захлопнув за ним дверь, она вернулась назад в комнату и вдруг громко рассмеялась. Впервые за последние полтора месяца. Вспомнила, как наклонилась и прижалась к молодому, привлекательному мужчине (Люська-Апельсинчик была права!), манипулировала его рукой, предлагая расслабиться. Вот тебе и урок компьютерной грамотности! Пыталась объяснить оперуполномоченному, как правильно работать мышкой! А он, интересно, что подумал?

3

Визит капитана Самохвалова вывел Любу из оцепенения. И он, и Люська-Апельсинчик были такие живые, причиняющие беспокойство. Все время от нее чего-то хотели. И к виртуальному миру относились с недоумением: как можно в нем жить, если есть проблемы насущные, требующие неотложных решений? Люська была поглощена заботами о семье и добыванием денег, капитан Самохвалов выслеживанием преступников. Люба даже не знала, женат он или нет, где живет, есть ли у него дети. Да и зачем ей это знать? Вряд ли они еще встретятся. Убийцу Олега искать не будут. Никто не поверил в разгоревшиеся виртуальные страсти.

Но деваться ей было некуда. Надо жить, надо что-то делать. Работа спасает от всего. Мучая себя воспоминаниями, ничего не изменишь. Она сама пыталась объяснить это пациентам, приходившим со своими проблемами. Иногда получалось сразу, и люди уходили успокоенными, иногда требовалось поговорить с ними еще раз, и еще.

И она вспомнила, наконец. Это важно — пациенты! Те, с которыми она начала работать, да так и не закончила. Может, стоит к этому вернуться? Съездить на прежнее место работы, попроситься обратно. А для начала попробовать вылезти из своей квартиры-панциря.

Пришлось выйти на улицу. Первые несколько шагов дались относительно легко. Головная боль в последние дни утихла, но солнечный свет по-прежнему резал глаза. Пришлось надеть солнцезащитные очки. Раньше она их не носила. Не нравилось.

Выйдя из подъезда, Люба огляделась. В маленьком, уютном дворике росло много деревьев, в этот безветренный майский день зеленая листва оставалась неподвижной, и живая стена создавала иллюзию дома и покоя. Потолок-небо был присыпан известкой облаков. Люба разволновалась. Она так давно не видела неба! Старушка-соседка, копающаяся в хозяйственной сумке, подняла голову, услышав вежливое «здравствуйте»:

— Доброго здоровья тебе, девонька. Никак, Любаша, соседка моя? Что ж ты, опять сюда переехала?

— Да. Пришлось.

— А Макаровна говорила, ты замуж ушла. Мужик, что ли, дурной попался?

— Он умер.

Люба прислушалась к себе. Как спокойно она это сказала! Ничего уже не болело. Было и прошло. Олег умер, что ж тут такого? Он умер, а она переехала обратно в мамину квартиру.

Но старушка разохалась, всплеснула руками, и все говорила, говорила… Люба не вникала в смысл, только кивала согласно: «да-да» и оглядывалась по сторонам.

— Марья Гавриловна, а вы чужих в нашем дворе последнее время не замечали?

— Чужих? Кого это, чужих?

— Может, мужчина незнакомый обо мне расспрашивал?

— Был такой, девонька. Видный парень.

— Видный? — Она снова испугалась. Неужели нашел?

— Глаз у него синий. И тоже: «Не интересовался ли кто вашей соседкой?» Тобой, то есть, девонька.

«Самохвалов, — догадалась она. — Значит, проверяет».

— Так что? Не интересовался?

— Был тут еще один. Ни о ком не спрашивал, стоял, вон, возле тех деревьев, в окна смотрел. День стоял, два стоял. Какой из себя, не припомню. В очках темных. Вроде, молодой. Высокий. Не полный.

«Молодыми» для семидесятилетней старушки были и пятидесятилетние мужчины. Да и шестидесятилетние тоже. А вот, что высокий и «не полный»… Это, пожалуй, приметы. Люба вздохнула:

— Вы в магазин?

— На рынок, девонька.

— И я туда же.

Они пошли рядом. Старушка передвигалась медленно, держась за Любину руку, и все время что-то говорила. О ценах на рынке, о погоде, которая наконец-то установилась теплая после долгих апрельских холодов, о маленькой пенсии, о постоянно повышающейся плате за квартиру. Люба подумала, что неплохо было бы зайти в банк, снять деньги со счета, посмотреть заодно, сколько их там осталось. Продукты и в самом деле подорожали, а квартплата повысилась.

Машина с тонированными стеклами медленно проехала мимо. Светлые «Жигули» девятой модели. Когда Люба обернулась, она увидела, как метров через сто машина стала разворачиваться, потом так же медленно поехала обратно. С Марьей Гавриловной они расстались у мясных рядов. Второй раз Люба заметила «Жигули» возле рынка. Пока ходила между рядов, выбирая овощи и фрукты, машина стояла на обочине, и из нее никто не выходил. Но когда Люба двинулась в сторону сбербанка, вдруг тронулась и поехала в том же направлении.

Она шарахнулась обратно, к входу на рынок. Хотела затеряться в толпе. Задела женщину, которая начала громко ругаться, уронила один из пакетов. Тот разорвался. Пока подбирала его содержимое, по сторонам не смотрела, а когда подняла голову, бежевые «Жигули» -девятка стояли рядом. Разглядеть лицо человека за тонированными стеклами было невозможно. Люба не выдержала, подошла, постучала в стекло: