Читать книгу "Самодержавный попаданец. Петр Освободитель - Герман Романов"

Петр был достоин в этом своего деда-тезки, тот тоже был вечным тружеником на троне. Като беседовала со многими сановниками, хорошо знавшими первого императора, и сделала парадоксальный вывод — тот Петр действовал больше по наитию, без четкого плана, будто пытался воплотить в жизнь свои детские мечтания, метаясь и переделывая.

А его внук холоден и расчетлив — ставит цель, вырабатывает план, рассчитывает прилагаемые усилия и средства и твердо стремится к выполнению. И все это без надрыва народа, без лишних тягостей, как бы играючи.

За это она безмерно уважала мужа и даже боялась его, хотя знала, что не дает поводов к наказанию. Не было только одного — любви. Като с тщанием выполняла супружеский долг, родила двух сыновей и дочерей и сейчас с удовольствием заново пребывала бы в тягости — но муж отбыл на войну, а она осталась здесь, с маленьким Константином, которому только восемь месяцев исполнилось, и со старшим, семилетним Александром. А так бы была с ним, как и та Екатерина Алексеевна, что из грязной чухонской девки стала императрицей всероссийской.

Да, она честно и верно выполняла свой долг перед императором и мужем, но плата была одна — Като не любила супруга, да и не могла его полюбить так, как Бецкого, Понятовского или Гришеньку Орлова. Первые двое затронули ее как женщину, а в объятиях Гриши она почувствовала себя счастливой в тот день, когда он ее возвел на престол. А вот Петр…

— Что ты со мной сделал, муж мой? — Екатерина Алексеевна снова посмотрела на портрет. — Почему ты мне дал вторую молодость, снова превратив в маленькую Фике, но не дал любви? Дай мне ее почувствовать, я женщина, я хочу жить и любить!

А может, все дело в том, что император отсек от нее сына, греховный плод ее от Гриши? Что с ним? Как он, жив ли — любая мать терзается о сыне, и она тоже мучилась, хотя понимала, что в интересах законных детей и империи ей следует забыть о нем!

Но как?!

Это и отравляло жизнь, не давало почувствовать кипения к супругу, хотя тот этого был достоин как император, как вернейший муж и достойный мужчина, неутомимый, заботливый, внимательный и ласковый. А ведь он сейчас на войне, а там стреляют и убивают, а Петр не из тех, кто прячется от схватки!

Екатерина Алексеевна непроизвольно вздрогнула — она испугалась за него. Ведь случись что — налаженная жизнь полетит кувырком, на престол самодержавный ее не возведут, тайное завещание императора преданные ему генералы будут соблюдать свято!

Юконский острог

— Что же ты обманываешь меня, братец! Говорил мне — всего восемьдесят фунтов намыли?! Я чуть пупок не надорвал! Тут мы вчетвером и со Шванвичем в придачу котел сей не подымем! Ну и шуточки у тебя…

Алехан жизнерадостно засмеялся, блестя глазами и держась руками за живот. А на золото и не смотрел — в глазах не было алчного блеска.

— Это ты про фунты сам сказал, я про них не молвил! — Григорий заржал в полный голос. — Пуды это, пуды, брат. Золотишко — оно вельми тяжелое, полное ведро только я здесь могу приподнять, целых десять пудов весит!

Братья отсмеялись — только никто им не вторил. Прибывшие с Алеханом мужики, казаки и индейцы устало лежали или сидели, а туземное население острога оживленно суетилось.

— Откуда их у тебя столько, баб? Ваши, что ли?

— Приблудился тут один род, наше покровительство приняли. Тут страсти еще те кипят — вроде народца мало, а войну промеж собой такую ведут, что перья в разные стороны летят. Да еще эти тлинкиты так и рыщут…

— Тлинкиты? — Глаза Алехана полыхнули недобрым огнем. — Они к вам сюда добрались?

— Рыщут, пакостники! — В голосе Григория звякнул металл. — Ваську Звягинцева насмерть вбили и двух мужиков. Еще троих поранили, еле выходили. И сейчас где-то неподалеку их шайка ошивается!

— Нас третьего дня, на прошлой седмице из луков обстреляли. Казаку в руку попали, гноится до сих пор. А стрелы те тлинкитские, мои алеуты их признали сразу!

— Псы! Они и чукчи два сапога пара, воинственны до жути! — резанул Григорий. — Надо бы им урок дать, чтоб надолго запомнили.

— Дадим, Гришенька, дадим. Для того я сюда пришел. Мы с них за брата Володю кровью немалой возьмем…

— Угу! — Голос старшего брата чуть зазвенел от сдерживаемой ярости и больше походил на тихий рык матерого волкодава.

— Нас, гвардионцев, и так здесь мало, полста душ всего. Семерых за прошлый год потеряли и в этом троих. Зато сейчас мы им покажем, где раки зимуют! Тем паче есть теперь чем!

— Ты что-то привез, Леша? Получше наших фузей? — Григорий с явственной надеждой выдохнул воздух.

— Намного лучше, тут сравнивать нечего. Подарок Петра Федоровича!

— Из Петропавловска привезли?

— Щас! В Петровскую крепость в сентябре прошлом бриг пришел. Наш, Гриша, бриг! Из Петербурга!

— Да ты что?!! — Григорий подскочил с чурбачка. — Как он добрался?

— В позапрошлом году вышли, пятнадцать месяцев моря-океаны бороздили. Капитаном у наших англичанин был, они мастеровитее наших лаптей, морское дело дюже хорошо ведают. Но помер в пути, болезный, и из экипажа четверть матросов души свои Богу отдали. Половина больные, прямо страсти египетские. Однако счастливчики, в рубашке родились…

— Ну-ну, — Григорий покачал головой.

— А ты как думал?! Петр Федорович четыре раза по кораблю посылал, лишь они, последние, дошли до нас. Самых лучших, здоровых моряков нарочно отбирали, и то из ста душ только семьдесят дожили. Вот так-то!

Ларга

— Так, — Петр с интересом посмотрел на задорный хохолок Суворова. Да уж, будущий генералиссимус голова, другого и не скажешь. Талант, судари мои, он либо есть, либо нет, третьего не дано. Не пропьешь, как говорится. И решил подытожить сказанное:

— Сбиваем турок с Трояного вала и атакуем по лощинам. Двумя своими дивизиями Петр Александрович ударит. А вы, Александр Васильевич, одной дивизией бьете во фланг, а второй совершаете глубокий обход и выходите в тыл их укрепленной позиции! А дальше?

— Подводим всю артиллерию и смешиваем их с землей, — вместо Суворова заговорил Румянцев, используя свое превосходство в чине. — Позиция в лагере у них скученная, войсками все забито — прекрасная цель для наших новых бомб и картечей. Так?!

Вопрос адресовался Мелиссино — начарт только кивнул, шевеля губами и что-то подсчитывая. Румянцев, даже не сделав паузы, заговорил снова, как бы отстраняя Суворова от его «детища»:

— Но лощин три — а дивизий у меня две, гвардия в сикурсе. Придется выделить по бригаде да на тот берег кавалерию послать нужно, дабы бегство османов через реку не допустить. Предложенное Александром Васильевичем без этих существенных изменений, несколько меняющих диспозицию, не дает полной победы!

Вскинувшийся было Суворов осекся, Петр повелительно приказал жестом тому помолчать, а сам внутри усмехнулся — теперь творцом победы будут считать Румянцева, что чуть дополнил картину, написанную Суворовым. Нет, эти полководцы должны командовать отдельными армиями, вдвоем они не сработаются. И Петр решительно потянул властное «одеяло» на себя: