Читать книгу "Золотые эполеты, пули из свинца - Сергей Зверев"

Послушав некоторое время всю эту грозно звучащую абракадабру, фон Гетцендорф подумал, что Рудольф Хейзингер специально подавляет их своей ученостью и эрудицией, чтобы сломить возможное сопротивление. Ведь он предлагал очень грязное и дурно пахнущее дело, как в прямом, так и в переносном смысле слова. Начальник австрийского Генштаба был в самых общих чертах осведомлен о замыслах Хейзингера, санкционированных германским Генштабом.

«Вот и занимались бы подобной пакостью у себя, на Восточном фронте, – угрюмо подумал Конрад фон Гетцендорф. – Так нет, господа из Берлина опасаются сами изгваздаться в этом жутком дерьме, если правда вдруг всплывет! А нас, нашей чести и нашей репутации им не жалко…»

– Остановитесь, господин полковник! – протестующе поднял руку эрцгерцог. – Вы можете кратко, четко и ясно, на обычном человеческом языке объяснить нам самую суть вашего плана? Без всяких там патогенностей и вирулентностей, провалиться мне в преисподнюю, если я в состоянии уразуметь, что это такое.

– Конечно, могу. – Уголки тонкогубого рта чуть приподнялись вверх, обозначая улыбку. – Кстати, ничего сложного в упомянутых вами терминах нет. Вирулентность – это, проще говоря, степень заразности микроба. А патогенность – степень вредности. Ясно, что для наших целей необходимы, возможно, более патогенные и вирулентные возбудители, а вместе два этих замечательных свойства встречаются редко. Но ничего: для наших русских друзей мы подобрали то, что нужно. Мало им не покажется.

«Надо же, он уже говорит о «наших» общих целях», – мелькнула у фон Гетцендорфа совсем уж невеселая мысль.

Рудольф Хейзингер не нравился барону Конраду фон Гетцендорфу. С самого начала, с первого взгляда полковник медицинской службы не вызвал у него симпатии, а его дальнейшее поведение отнюдь не способствовало повышению доверия. Вскоре Хейзингер стал вовсе неприятен австрийскому аристократу.

То, что предлагал этот малосимпатичный немец, было воистину омерзительным и не имело ничего общего с неписаными и писаными правилами ведения войны. Но… Мерзость могла оказаться очень и очень эффективной, это Конрад фон Гетцендорф уловил сразу.

Суть замысла сводилась к предельно простому соображению: большинство рек, речушек, ручьев и подпочвенных потоков, протекающих по ту сторону фронта, на русской территории, берут начало в Карпатских горах. А горы эти находятся по эту сторону линии фронта, на австрийской территории. Течение стоковых поверхностных вод и падение водоносных пластов идет, естественно, сверху вниз. То есть в данном конкретном районе Европы – с запада на восток.

Тогда, если заразить воду болезнетворными микробами на австрийской стороне, то чуть позже зараза окажется по ту сторону, ее просто течением снесет к русским. И дело в шляпе!

Конечно, все не так просто, нужен точный расчет дозы и того самого «чуть позже», которое потребуется микробам, чтобы оказаться там, где они начнут свое жуткое воздействие на людей. Важно, чтобы они не потеряли пресловутой вирулентности! Но если за дело возьмется такой ас, специалист и профессионал, как профессор микробиологии, а по совместительству полковник медслужбы рейхсвера Рудольф Хейзингер…

Тогда шансы на успех акции становятся весьма велики!

– Брюшной тиф, – мертвенно улыбнулся Хейзингер, – способен выкосить тысячи русских. А представьте, какое моральное воздействие это окажет на противника!

– Это – низость, полковник! – мрачно произнес Фридерих. – Это против законов морали и правил цивилизованного ведения войны.

– Да неужели? А на мой, и не только мой, взгляд, моральны и цивилизованны все способы, которые дешевы, просты и выводят из строя возможно больше солдат противника в самые кратчайшие сроки. Мы уже провели подобную операцию против русских в Восточной Пруссии. Эпидемия сапа, инициированная нами, выкосила едва ли не три четверти кавалерийских лошадей, в результате чего большинство русских кавалерийских частей было преобразовано в пехотные. Очень удачная акция получилась.

– Но ведь тут люди станут болеть и умирать, а не лошади!

– Люди? Недочеловеки, варвары, азиаты, – пренебрежительно пожал плечами Хейзингер. – Туда им и дорога. Его Величество кайзер Вильгельм полностью одобряет этот план. Цистерна с зараженным материалом уже на подходе к Лембергу.

– Без согласования с нами?! Что вы себе позволяете? Вы не в Германии! – В голосе эрцгерцога слышалось сильнейшее раздражение.

Рудольф Хейзингер ни на секунду не промедлил с ответом:

– Если русские начнут успешное наступление на юго-западе, нам придется перебрасывать из-под Вердена и из Восточной Пруссии десятки дивизий и сотни орудий, чтобы заткнуть «дыру». Извините за резкость, ваша светлость, но в Берлине многие уверены, что подданные Его Величества Императора Франца Иосифа умеют лишь вальсы Штрауса танцевать да кофе по-венски варить. Кстати, не припомните, каков национальный долг Австро-Венгрии Берлину? – завершающую фразу Рудольф Хейзингер произнес очень вежливо. Но с таким оттенком вежливости, что звучит страшнее любой угрозы.

Эрцгерцог Фридерих и фон Гетцендорф переглянулись. Еще бы им не помнить, что уже к 1915 году долг Австро-Венгрии своим германским союзникам составлял несколько десятков миллионов марок. По сути, австрийцы воевали за немецкие деньги… А кто платит деньги, тот и заказывает музыку, в политике это правило неукоснительно соблюдается.

– Мы… Мы подумаем над вашим предложением. – Эрцгерцог выглядел весьма подавленно.

– Каков наглец, однако! – раздраженно сказал Франц Конрад фон Гетцендорф, когда Рудольф Хейзингер покинул его кабинет. По мнению барона, представителя старинного аристократического рода, «прусское дворянство» называлось дворянством по чистому недоразумению. – Сразу видно, что пруссак неотесанный. Разговаривает с нами, как с равными, а ведь у него на физиономии написано, что сын лавочника или пивовара.

– Если бы как с равными! – грустно усмехнулся Фридерих. – Он прямо-таки диктует нам условия. Но, судя по всему, нам ничего не остается, как согласиться с этим хамом.

6

Командующий Юго-Западным фронтом генерал-лейтенант Алексей Алексеевич Брусилов славился своей скромностью и неприхотливостью в быту. Он снимал небольшой, словно бы затерянный в старом яблоневом саду домик на окраине Ровно. В этом саду, под отцветающей яблоней, генерал и встретил двух молодых гусарских офицеров.

– Вот что, господа, мы с вами не на плац-параде, а в насквозь нестроевой обстановке, так что оставьте «ваше высокопревосходительство». А то у меня, право, в ушах звенит. Можете обращаться ко мне «господин генерал», а еще лучше «Алексей Алексеевич». – Брусилов указал на два плетеных стула, стоящих рядом с небольшим садовым столиком, обильно усыпанным опавшими яблоневыми лепестками. – Сейчас чаю попьем и побеседуем о делах наших.

– Не скорбных, надеюсь, господин генерал? – Сергей позволил себе улыбнуться. Спокойное дружелюбие прославленного полководца пришлось очень по душе поручику.