Читать книгу "Комплексное ПТСР: руководство по восстановлению от детской травмы - Пит Уокер"

чувства приходят и уходят, перетекая в разнообразие форм, то в конечном итоге у него будет расти способность к самообновлению в живительных водах эмоциональной гибкости.

Подавление так называемого негативного полюса эмоций вызывает много ненужной боли, а также потерю многих важных аспектов эмоциональной жизни. На самом деле большая часть чрезмерного одиночества, отчуждения и нездоровых пристрастий, от которых страдает современное индустриальное общество, является результатом того, что людей учат и заставляют отвергать, патологизировать или подавлять очень многие нормальные эмоциональные состояния — и свои, и чужие.

Нигде — ни в самых глубинных уголках своего “Я”, ни в присутствии ближайших друзей — обычному среднестатистическому человеку не разрешается иметь и исследовать совершенно нормальные эмоциональные состояния. Гнев, депрессия, зависть, грусть, страх, недоверие и тому подобное — все это такая же

нормальная часть жизни, как хлеб, цветы или улицы. Тем не менее их стали повсеместно избегать и считать постыдными человеческими переживаниями.

Это очень трагично, потому что все эти эмоции выполняют чрезвычайно важные и оздоровляющие функции в целостной психике человека. Одна из самых важных их функций, — здоровая самозащита. Не имея доступа к своим некомфортным или болезненным чувствам, мы лишаемся фундаментальной способности видеть, что кто-то в нашем окружении относится к нам несправедливо, оскорбительно или пренебрежительно.

Люди, не способные испытывать скорбь, часто не осознают, что их несправедливо изолировали, а те, кто не могут переживать свои естественные реакции гнева или страха в ответ на жестокое обращение, рискуют раз и навсегда покорно смириться с таким отношением.

Возможно, никогда прежде человечество не было настолько отчуждено от такого количества своих нормальных эмоций, как в XXI веке. Никогда еще мир не видел такого количества эмоционально опустошенных и сенсорно депривированных людей.

Эмоциональное истощение приобрело характер эпидемии. Его разрушительное влияние на здоровье человека часто приписывают стрессу, который, как и прочие эмоции, считается чем-то нежелательным, от чего нужно избавиться.

До тех пор, пока человек не научится принимать любые эмоции без дискриминации (что вовсе не тождественно их бесконтрольному или оскорбительному проявлению), у него не может быть ни целостности, ни реального ощущения благополучия, ни устойчивого чувства собственного достоинства. Таким образом, хотя довольно легко любить себя, когда вас переполняют чувства любви, счастья или безмятежности, о более глубоком психологическом здоровье можно говорить только тогда, когда вы можете поддерживать любовь к себе и чувство собственного достоинства во времена душевной боли, неизбежно сопровождающей наши потери, одиночество, замешательство, несправедливость и непреднамеренные ошибки.

Человеческие эмоции часто непредсказуемо переменчивы, подобно погоде. Никакая “позитивная” эмоция не может длиться постоянно, что бы ни утверждала когнитивно-поведенческая терапия. Эмоция по определению является человеческим состоянием, в значительной степени находящимися за пределами нашей воли, как бы мы ни относились к этому факту и сколько бы ни отрицали его, пытаясь воспитывать и контролировать себя.

Эмоциональный интеллект

Дэниел Гоулман определяет эмоциональный интеллект как нашу способность успешно распознавать свои эмоции, управлять ими и здраво реагировать на эмоции других людей. Как подчеркивалось выше, я считаю, что качество нашего эмоционального интеллекта определяется тем, насколько мы готовы принимать все свои эмоции, не отстраняясь от них автоматически и не выражая их разрушительным для себя и окружающих образом. Человек с развитым эмоциональным интеллектом распространяет такое отношение и на своих близких. Один из моих клиентов называет это отличительным признаком того, что человек способен на “взаимоотношения”.

Это можно сказать и по-другому: моя самооценка определяется тем, насколько мое сердце открыто мне самому во всех моих эмоциональных состояниях. А близость в отношениях возникает, когда мой партнер и я предлагаем друг другу именно такой тип эмоционального принятия. Опять же, это вовсе не означает потворствования деструктивным проявлениям гнева, которые, конечно же, разрушительны для доверия и близости.

Травмирующие родители, из-за которых у детей развивается к-ПСТР, часто атакуют эмоциональное самовыражение своих детей по двум направлениям: с одной стороны, они наказывают ребенка за то, что он проявляет свои чувства, с другой — выражают в его адрес токсичные эмоции.

Большинство травмирующих родителей особенно презрительно относятся к выражению ребенком эмоциональной боли. Это презрение затем вызывает задержку развития у ребенка жизненно важной способности здорового горевания.

Вот типичный пример такого родителя: он доводит своего ребенка до слез, а потом заявляет: “Хватит реветь, или я сделаю так, что тебе будет из-за чего плакать!” Однажды клиент рассказал мне, что часто мечтал ответить отцу: “О чем ты говоришь?! Ты уже сделал так, что я плачу!” Однако он этого не делал, потому что давно запомнил, что сердиться в ответ — ужасное преступление, за которым следует страшное возмездие. Клиент понимал, что такие его слова вызвали бы убийственную ярость: “Ты полетишь у меня отсюда ко всем чертям!”

Сказанное является ярким примером подавления эмоционального выражения. Иной случай — привычно-коварное, пассивно-агрессивное насилие над эмоциями, которое проявляет родитель, отстраняющийся от своего ребенка за то, что тот проявляет свои чувства. Такое эмоциональное отчуждение демонстрирует родитель, изолирующий ребенка за плач или имеющий привычку уходить от плачущего ребенка в свою комнату.

Худший и наиболее деструктивный пример такого поведения происходит в период доречевого младенчества (или новорожденности!), когда эмоции являются единственным средством самовыражения ребенка. Довербальные (двух-трехлетние) дети, по определению, слишком малы, чтобы использовать слова для выражения своих чувств.

Самая неприемлемая форма эмоционального насилия — когда на ребенка нападают даже за проявление положительных эмоций. Когда я пишу это, то вспоминаю свою мать, которая насмешливо смотрит на мою маленькую сестренку и шипит: “Чему ты тут радуешься?” и моего отца, который частенько поговаривал: “Что ты лыбишься? Убери улыбку с лица!”

Эмоциональное насилие также почти всегда сопровождается эмоциональной заброшенностью, которую проще всего можно описать как постоянный недостаток родительского тепла и любви. Наиболее точно это описывается фразой “Я не нравлюсь своим родителям” и опровергает мнение многих травмирующих родителей, которые утверждают, что любят своих детей, при этом тысячами способов демонстрируя обратное. “Глаза бы мои на тебя не глядели!” — эти слова были очень популярны у таких родителей, когда я был маленьким.

У меня до сих пор наворачиваются слезы при воспоминании о моей эмоционально заброшенной младшей сестре, забившейся в угол комнаты и умоляющей нашу собаку: “Люби меня, Джинжер, люби меня!”

Токсичный стыд и убийство души

Реакции наших родителей, отвергающих наше эмоциональное выражение, отчуждают нас от наших эмоций. Из-за эмоционального насилия (или пренебрежения нашими эмоциями) собственные чувства нас пугают, и одновременно с этим ужасает выражение эмоций другими людьми.

Джон Брэдшоу описывает разрушение эмоциональной сущности ребенка как “убийство души”. Он объясняет это как процесс, в котором эмоциональное выражение ребенка (его первичный язык самовыражения) наталкивается на такие неприятие и отвращение, что любое эмоциональное переживание немедленно превращается в токсичный стыд.

Я считаю, что токсичный