Читать книгу "Сокровища горы Монастырь - Михаил Иванович Ханин"

Митю, и Алешку, и Соню, и его Тишу. И не из боязни – из любви. А еще в ее удивительных синих глазах таился какой-то непонятный Тише страх.

– Какая благодать! – ахнула мамочка, поцеловав Тишу и спустившись с крыльца. – Стою здесь на травке, и уходить неохота. Солнышко из-за горы поднялось, птички хвалу Богу поют. Слушаешь – и сердце разрывается от счастья. Разбуди, Тиша, папу. Грех спать! Пусть тоже порадуется с нами.

– Пусть поспит, – улыбнувшись, заступилась за отца Лиза. – А ты чего подскочил?

От ее улыбки утро показалось Тише еще светлее и краше. Истинно красавица, в мамочку. Огромные синие глаза, в которых совсем нет страха, только радость, задор и доброта, чуть вздернутый премилый носик, алые губки, тонкий гибкий стан.

Недаром же по ней и дядька Игнат, и все другие парни пустыни сохнут. Тиша даже развеселился от этой мысли. Представить огромного-преогромного, широкого-преширокого дядьку Игната засохшим было невозможно.

– Чего подскочил-то? – переспросила сестра. Тиша счастливо-глуповато улыбнулся и пожал плечами. Он и сам не понимал, какая сила сегодня до зари еще подняла его с постели и понесла на улицу. Боженька, наверное. А может, просто в туалет захотел.

– Мамочка, а отчего птички поют? – осведомилась, напоминая о себе, маленькая Соня, требовательно дернув за материнский подол.

– Радуются, доченька, Бога славят, – поцеловав Соню в затылок, ответила мамочка. – Вот и поют!

– Они радуются, что я вышла? – уточнила сестренка, простодушно улыбаясь и нисколько не сомневаясь, что так оно и есть на самом деле. Она тоже была похожа на мамочку (на папочку походили лишь Данилка да Митя), но в ее голубеньких, широко расставленных глазках светился не страх, а непоколебимая убежденность в своей исключительности.

– Пуп земли, – умилялся, глядя на нее, папочка. – Маленькая принцесса!

– Конечно, доченька! – умилялась и мамочка. – Как им не радоваться, если ты, солнышко, из дома выглянула?

Женщины двинулись к сараю доить коров. Тиша слышал, как упругие струи молока бьются о дно ведра.

– Как хорошо, что папочка привел нас сюда! – порадовался снова он. – Ведь здесь все есть: и лес, и пашня, и луга, и река Зеленая, и ягоды всякие, и звери, и рыба, и гора Терем, и гора Монастырь.

Тиша без памяти любил мамочку. Папочку он тоже любил, но боялся пуще огня. А еще он гордился им. Он был высок, даже выше самого дядьки Игната, хотя и не так широк. У него черные как смоль волосы, черные же горящие глаза, черная окладистая борода, громкий голос и преумная голова.

Его все в пустыни, даже преогромный дядька Игнат и старцы из маленького дома, уважали, слушали и побаивались. И именно он привел всех сюда. Данилка, старший братик, мамочка и Лиза рассказывали им, что злой-презлой царь Петр, сущий антихрист, жестоко преследовал их – старообрядцев, сторонников истинной веры.

И они, староверы, не желая поклоняться лжехристу и служить антихристу-царю, прятались от него в лесах, тысячами сжигали себя в пустынях и скитах, бежали от него в Польшу, на юг и сюда, в Сибирь. Однако царь Петр нашел их и в Сибири.

Пустынь на реке Чумыш была разрушена, а взятые в плен раскольники казнены. Староверы, окруженные в Ишимской и Елунинской пустынях, сдаваться не захотели. Они предпочли умереть «за древлее благочестие» и сожгли себя. В Елунинской гари погиб брат отца Никифор.

Оставшихся тогда в живых старообрядцев и их семьи спас Тишин отец. Сначала он увел их от погони, а потом переправил людей со скарбом, скотом, лошадями по весеннему тонкому льду между страшными полыньями на левый берег огромной-преогромной реки Оби.

Больше двух месяцев водил с молитвами отец раскольников по лесу, как когда-то Моисей водил евреев по пустыне. Он не знал страха, усталости, помогал всем, подбадривал всех и никого и ничего не бросил: ни больных, ни стариков, ни иконы, ни старопечатные книги, ни колокол, ни скот, ни инструмент.

Тиша мало что помнил о тех скитаниях – ему тогда не исполнилось и четырех лет. Хотя и до сей поры снится иногда лютый огонь, страшные-престрашные полыньи на реке да волчий вой по ночам.

В конце концов папочка привел их сюда. Староверы построили здесь дома, амбары, бани, молельный дом, распахали целину и живут теперь, как у Христа за пазухой – в раю. В Зеленинском раю. Здесь воспоминания Тиши прервал уже отец. Он неслышно подкрался к нему и подбросил высоко вверх.

Тиша закричал от восторга. Ему страсть как нравилось, когда папочка подбрасывает его высоко-высоко, почти до неба. Сам он так мог подбрасывать маленьких Алешку с Соней, и им это тоже страсть как нравилось.

– Ну что, сынок, пойдем сурпу с куберями проверять? – спросил Тишу отец, опустив его на траву и взъерошив волосы.

– Ура! – обрадовался Тиша, и они отправились на реку.

Бугровщики[3]

Бугровщики появились в пустыни, когда папочка с Данилкой, Митей и им, Тишей, и все остальные мужики еще не вернулись с покоса. Мамочка рассказала, что было их девять человек. Семь из них прискакали на низкорослых мохнатых калмыцких лошаденках, а двое на породистых рысаках.

Всадники на калмыцких лошадях были обыкновенными крестьянами: картузы и малахай на головах, нечесаные бороды, изодранные грязные балахоны или халаты поверх холщовых рубах-косовороток, холщовые же шаровары, заправленные в длинные запыленные сапоги. Выглядели они усталыми и страшно испуганными.

Двое же на рысаках смотрели настоящими баринами. На головах диковинные шляпы с перьями, бороды сбриты, одни усы. Оба в дорогих шерстяных камзолах, с накидками на плечах: у одного – алая, у другого – голубая. За поясами по пистолету и сабли в отделанных серебром ножнах. Барина в алой накидке (он был главный) звали Анисимом, его помощника – Малютой.

Вели они себя в ските по-хозяйски, много шутили, громко смеялись над своими шутками, незло задирали крестьян. Гости облюбовали себе место в роще на берегу реки, искупались, запалили костер.

Позже, когда мамочка с Лизой и соседка тетя Дуня Звягина с дочерью Машей доили коров, Анисим с Малютой подошли к плетню, весело поздоровались, назвались бугровщиками. Некоторое время они, посмеиваясь, предерзко разглядывали женщин и девиц, развязно восхищались их красотой. Потом Малюта поинтересовался, где мужчины, а Анисим вроде