Читать книгу "Млечный Путь № 3 2021 - Далия Мейеровна Трускиновская"

побольше.

У Владислава дома пельменей не варили. У матери и бабки было какое-то аристократическое предубеждение. Именно поэтому они в той пельменной были такие вкусные.

Пообедав, я вернулся на набережную, но не туда, где мог напороться на поводыря. Я устроился на скамейке возле пивного бара и молча смотрел на реку.

Я ждал свадебного кораблика. А его все не было.

Пообедал я плотненько, каждый день себе такого не позволял. Организм требовал, чтобы его выгуляли - пусть пельмени в желудке утрясутся и утрамбуются.

Я вышел к самой реке, туда, где спуск к воде. Зачем эти спуски - неизвестно, там часто сидит на широких ступеньках молодежь; о том, что они курят, лучше не задумываться.

Но сейчас там был один человек, и сидел он не на ступеньках, а на раскладном табурете. Перед ним был мольберт. Знакомый восточный человек и знакомый мольберт.

Странный живописец, видимо, устал он детских воплей и перебрался туда, где потише.

Когда я оказался у него за спиной, он опять ко мне обернулся и усмехнулся. Я невольно взглянул на картон с портретом инопланетянина. И что-то в лице, написанном так, словно человек возил кистью наугад, показалось мне знакомым.

Да, портрет изменился, лицо изменилось, но не только. Из волос торчали светло-желтые рога. Но рога неправильные. У козы, у коровы, да у кого угодно они возле основания потолще, ближе к кончикам сужаются и сходят на острие. Им же бодаться надо. А тут - ровненькие, пряменькие, сантиметров десяти в вышину, и на концах теряющие форму, словно бы размазанные.

Человек прищурился, ткнул кистью в доску с красками, ткнул посреди картона, и я увидел на синей футболке рогатого человека солнечные очки.

У меня со школы эта привычка - носить очки, зацепив за вырез майки или футболки. Очень удобно, кстати.

Как он одним движением кисти смог передать и пластиковые фальшивые стекла, и оправу? Я сделал шаг к нему, присмотрелся - а футболка-то моя! Именно этот чуть выгоревший синий цвет. Как, откуда? Не было там синего цвета! Был грязно-коричневый.

Я подошел и спросил:

- А рога тут зачем?

- Это не рога, - ответил живописец.

- А что?

- Так надо.

Смысл этого ответа стал ясен позднее, тогда же я подумал, что если беседовать с сумасшедшим, то сам спятишь. И хватит с меня Семенова с его лошадиным безумием!

Так что пошел я прочь. Неторопливо, как полагается человеку, который объелся.

Мимо проехал знакомый велорикша. Он вез влюбленную пару - общим весом около двух центнеров. И я видел, что ему тяжело.

Труд, конечно, каторжный, значит - ему действительно нужны деньги. Может, на учебу, может, снимает с подругой квартиру и знает, что мужчина должен за все платить.

Я вспомнил Маринку-Ингу. Наша любовь... нет, наш роман... нет, наше сожительство длилось целых два года еще и потому, что она никогда ничего не просила. Просто мы вместе ходили в супермаркет, и я оплачивал все покупки: продукты, стиральные порошки, туалетные принадлежности, коврик для ванной. А откуда брались все ее тряпочки, кружевные трусики, маечки, юбочки - я понятия не имел.

Она ведь даже у меня на зимнюю куртку денег не попросила - перехватила у подружки...

Подружка! Динка! Вот кто может знать, откуда у Маринки новое имя.

Я до сих пор редко вспоминал лица. Но Динкино прямо встало перед глазами, заслонив реку. Она была маленькая, худенькая, с густейшей, прямо огромнейшей черной косой, с узким бледным личиком, с огромными серыми глазами. В ней чувствовалась порода - но какая, я бы точно сказать не смог; возможно, инопланетная.

И она звучала...

Я только теперь это понял.

Она была - челеста. Музыка хрустальных колокольчиков. Абсолютно несовременная музыка. Даже не арфа - именно челеста. Инструмент, который даже не в каждом городе можно найти. В нашем - так точно нет.

Редкая, изысканная музыка.

Та фраза, которая меня зацепила, та прилетевшая с реки фраза должна была принадлежать челесте. На самом деле инструмент был другой, но он нагло присвоил чужое имущество.

Динка! Где были мои глаза? Нет - где были мои уши?..

И я буквально за шиворот вытащил себя из воспоминаний и поставил двумя ногами на землю.

Динке сейчас по меньшей мере тридцать пять. У нее тоже муж и двое детей. Может, даже трое. Может, вообще не здесь, а в какой-нибудь другой стране.

Как странно - тогда все Маринкины подружки для меня были на одно лицо. Да она их особо и не приваживала, встречалась с ними за пределами моей однокомнатной квартиры.

А была еще Оксанка - фигуристая такая деваха, длинноногая, с челкой чуть ли не до кончика носа, с улыбкой от уха до уха. Была Рената - толстушка, очень коротко стриженая, курносая, вечно в черных балахонах...

Оксанка звучала, как виолончель в хороших руках. Рената?.. Как же звучала Рената?..

А как звучала Маринка? Что-то этническое, северное, вот почему она - Инга...

Свадебный кораблик появился, но прошел мимо беззвучно. И тогда я вспомнил про Семенова. Нужно было наконец найти его и убедиться, что лошадь цела. Я позвонил. Он звонок слышал, но не ответил.

А Динка и должна быть Динкой, потому что она - челеста.

Семенов не мог привести лошадь домой. Он спятил, но не настолько же. Где-то он околачивается вместе с лошадью. Ей хорошо - травки пощиплет и довольна. А Семенов, тот еще обжора, наверняка проголодался. Не повел же он лошадь в пирожковую или в кафешку.

Я пошел прочь.

К набережной с Речной вели переулки, короткие, метров по двести, и сейчас они были пусты. Я вошел в переулок и позвал:

- Сулейман! Эй, Сулейман!

Ответа не было. Тогда я сообразил - не кричать нужно, а петь, как я тогда пропел это имя. Прохожих вроде не видно, можно рискнуть.

- Су-лей-ма-ан..

Семенов не желал отвечать.

Дальнейшие мои действия напоминали тот бессмысленный шум, что возникает в оркестре, когда музыканты входят в яму, садятся и начинают пробовать инструменты, кто во что горазд. Но музыканты замолкают, когда появляется дирижер и взмахом рук требует тишины перед увертюрой.

Я взял такси, поехал к Семенову, минут пять колотился в дверь, потом открыл ее своим ключом. Мы с Семеновым на всякий случай обменялись ключами - мало ли что, вот будешь лежать и помирать, не в силах даже выползти в прихожую, а верный друг без проблем внесет в опочивальню двухлитровый фуфырь холодного пива. Внутри Семенова не оказалось. Я обследовал