Читать книгу "Я для тебя всегда онлайн - Юлия Гойгель"

и посмотрела на Кирилла. — Лучше бы он мне изменил. Даже с этой пьяной тёткой из элиты учителей. Мне бы не было так больно. В институте мы изучали философию. Её нам преподавала Елена Константиновна. Интересная дама без возраста. У неё были собственные взгляды на одежду, на еду, на события в мире. Даже разговаривала она не так, как все. За глаза её прозвали «старой девой». В начале каждого урока она говорила нам цитату какого-нибудь известного человека и просила пояснить, что он имел в виду. Она никогда не вызывала тех, кто хотел ответить. Обводила взглядом аудиторию и наугад произносила чью-то фамилию. Как-то она произнесла цитату Эдгара Аллана По: «Нет одиночества страшнее, чем одиночество в толпе.» Назвала мою фамилию. Я, конечно, что — то сказала, но полный смысл цитаты поняла лишь в тот вечер, глядя, как тётка тыкает вилкой в мою розочку.

На следующий день я взяла за свой счёт на работе, поехала в Загс и подала заявление на развод. Уже потом мне на ум пришла ещё одна цитата, не помню, кто автор: «Самое худшее одиночество — это остаться среди тех, кто не понимает тебя.» Я осталась и меня никто не понял. Но это уже было совсем неважно для меня. Ещё до развода я уволилась из школы и устроилась в колледж. Там я работаю на полставки два полных дня в неделю. Преподаю французский. Иностранный язык студенты изучают на первом и втором курсе. Английский, конечно, больше распространён. Преподавателю собирается целая ставка. Но меня всё устраивает. Остальное время я работаю из дома по ноутбуку. Преподаю английский индивидуально. В основном работаю с теми, кто готовится к тестированию для поступления в высшие учебные заведения. Как правило, все мои ученики сдают тесты на высокие баллы, поэтому и стоимость моих занятий выше среднего по городу. Но желающих хватает. Иногда приходится отказывать из-за высокой нагрузки. Вот и всё.

— «Одиночество — удел сильных. Слабые всегда жмутся к толпе» — Жан Поль — говорит Воронцов. — Моя любимая фраза. Оформил в рамочку и повесил в своём рабочем кабинете в Москве. Ты сильная, Софи, всегда помни это.

— Я так не думаю, — отрицательно качаю головой. — Не сильная, но самодостаточная. Я живу, так, как считаю нужным, как хочу, как мне нравится. Как Елена Константиновна. У меня свой собственный взгляд на каждое моё действие и желание. Я ни от кого не завишу, я полностью свободна и от этого мне особенно хорошо.

Кирилл зевает, затем потягивается, встаёт с софы и ложится ко мне на кровать.

— Я не покушаюсь на твою свободу, — его руки обнимают меня и притягивают к себе. — Что же касается твоего брака? Вспомнил ещё одно мудрое изречение: «Истинное одиночество — это присутствие человека, который тебя не понимает.» Наверное, у твоего бывшего мужа собственное мнение о причине вашего разрыва, но я не стану применять мужскую солидарность и поддержу тебя. Ты всё сделала правильно.

— Кирилл, ты знаешь так много цитат об одиночестве…. Наводит на мысль…

— Мне тридцать три, Софи, я не глухой и слышу всё, что говорят за моей спиной. Пусть говорят, мне не жалко. Не вижу смысла кричать на каждом углу то, что недавно сказала ты: я не одинок, я самодостаточен. Поспим?

Я поворачиваюсь спиной к нему, с удовольствием вжимаясь в чужое и незнакомое тело. И почти сразу засыпаю.

Глава 6.Первое свидание — для Анжелики

Просыпаться не хочется. С удовольствием потягиваюсь, прижимаюсь грудью к источнику греющего меня тепла, скольжу руками и ногами по восхитительной твёрдости, носом жадно втягиваю аромат чего-то родного и забытого, губы сами находят нежное местечко, где громко, но успокаивающе бьётся пульс. Какое удовольствие в поцелуе? Обмен слюнями и колониями бактерий. Фу! Иное дело почувствовать на вкус ритм чьей-то жизни, другой, не синхронной с тобой, но уже такой важной, принятой на подсознательном уровне….

Рёв телефонного будильника быстро возвращает на твёрдую землю, вернее на сторону кровати. Возвращает так резко, что едва не приземляюсь пятой точкой на пол, если бы не руки Кирилла, вовремя придержавшие ту самую точку. Видимо, он тоже не ожидал столь бурного пробуждения, так как не удерживается и, по инерции за собственными руками, наваливается на меня. Тяжесть, тепло и запах, на которое уже успело подсесть моё неизбалованное столь близким соседством обоняние, моментально порабощают собой моё слабое тельце. Стоп! Я же сильная, самодостаточная и что там ещё…. Кому, на фиг, всё это надо? Моя кровать, моя спальня, моя квартира и моё одиночество. Что хочу, то с ним и делаю, с кем хочу, с тем и разделяю…. М…мм…ммм….

— Кирилл, пусти, у меня через пять минут урок!

— Я и не держу, — спокойно отвечает он, перестаёт упираться руками в кровать и, перенеся на меня весь вес собственного тела, начинает лениво потягиваться, щекоча дыханием тонкую кожу где-то у виска. — Ты пять минут о меня тёрлась, теперь я хочу. Справедливо?

— Потом потрёшься. Кирилл, ноутбуку ещё нужно прогрузиться! Слезай с меня скорее!

— А чем можно будет потереться? — смеясь, уточняет он, но, к счастью, откатывается в сторону, не дожидаясь моего ответа.

Мне уже не до него. Включаю ноутбук, параллельно расчёсываю волосы, цепляю на нос очки, чтобы глаза не выглядели такими заспанными. Повернувшись к мужчине спиной сбрасываю шелковую маечку и натягиваю платье прямо поверх шорт. Главное не забыть, что грудь без лифчика и не светить ею в экран.

— Всё, Кирилл, ближайший час тишина.

Он действительно не мешает. Лежит поперёк кровати на животе и, скорее всего дремлет дальше под мою английскую бубнёжку. Я полностью сосредотачиваюсь на уроке и вспоминаю о мужчине, когда он, стараясь не шуметь, встаёт с кровати и выходит из моей спальни. Невольно прислушиваюсь. Идёт в свою, затем в ванную и, когда урока остаётся максимум пять минут, слышу его шаги в сторону кухни. Кушать захотел, моё ж сиятельство!

Когда открываю дверь собственной спальни, по квартире плывёт дурманящий аромат кофе. Кирилл сварил его в турке. Сам он сидит на моей кухне с влажными от душа волосами. Смотрит на чашку, осторожно принюхивается, не решаясь попробовать. Я смеюсь:

— Ваше княжеское величие, ещё не один холоп не отравился. Да, не элитное, но вполне употребляемое. Пусть немного остынет. Ожог точно будет малоприятен.

Он тоже улыбается и смотрит на меня.

— Софи, а твои ученики совершеннолетние?

— Есть такие. Но не все. Почему ты спросил?

— Смотрел, как ты вела урок. С едва прикрытой грудью и