Читать книгу "Позывной «Курсант» #3 - Павел Барчук"

Николая Николаевича не разберусь, где мне ошиваться.

Но пришлось сделать подходящее ситуации лицо, дабы чекист успокоился. Он прямо сильно разошелся из-за Ольги Константиновны.

— Вот и ладненько… — Клячин кивнул сам себе.

— У меня к Вам тоже разговор имеется… — Сказал я.

Потом набрал воздуха в грудь и приготовился воплощать свои коварные замыслы.

Глава 5

Начинают открываться интересные стороны прошлого

Ну, ладно. Скажем честно, с коварными планами вышла хрень. Хорошо, хоть не полная хрень, а то я вообще бы сильно расстроился. Просто сценарий, придуманный мной, обернулся крайне неожиданно стороной. Может, оно и к лучшему, кстати. Хотя бы что-то немного прояснилось. Но так я решил уже после того, как вернулся в Школу. А сначала… Сначала все пошло куда-то не туда.

По крайней мере, с теми планами, в которых фигурировал Клячин. Вернее, получилось по итогу не совсем то, что мне хотелось. Зато я лишний раз убедился, Николай Николаевич гораздо умнее, чем кажется. А он и кажется далеко не дураком.

После того, как машина тронулась от Школы и почти, всю дорогу до места назначения, мы с чекистом ходили вокруг да около. Образно выражаясь, конечно. Я намекал то на одно, то на другое, пытаясь вывести Клячина на разговор об Игоре Ивановиче, чтоб услышать конкретную цель чекиста. Для себя решил, если «дядя Коля» осмелится сказать вслух, что планирует слить шефа, я поведаю ему о разговоре с Шармазанашвили. Ну, и соответственно, мы обсудим дальнейшие действия.

Однако Клячин все сводил к беседам о школе и о Цыганкове. Мол, не надо мне с ним лаяться постоянно, это создает лишние сложности. Будто это я вообще сам Витюшу цепляю. Да он мне в хер не упёрся. Тот факт, что предыдущие дни мы с ним не сталкивались лбами, меня, к примеру, очень радовал. Я видел, конечно, Цыганкова со стороны, на занятиях, но Витюша каждый раз делал вид, что мы вообще друг друга не знаем. Если он хотел этим показать мне пренебрежение и сильно ранить мое нежное сердце, задеть мою гордость, то степень его идиотизма еще больше, чем мне казалось. Я наоборот был очень рад. Чем дальше этот придурок от меня, тем, на самом деле, лучше. Вообще не уверен, что в следующий раз удержу себя в руках и не разобью ему рожу.

И только когда Клячину надоело изображать из себя заботливого опекуна, радеющего о моем благополучии, когда он решил, что можно говорить более-менее открыто, у нас, наконец, случился разговор. Но один хрен совсем не тот, на который был у меня рассчет.

— Я тут думал о нашем разговоре. Насчет товарища Бекетова. Пытался прикинуть, зачем ему мне помогать. — Завел я снова издалека.

— И как? Успешно думал? — Спросил Клячин с ехидной улыбкой.

Он вообще сегодня был максимально саркастичен. Настроение у него вроде хорошее, но в то же время, в башке чекиста словно переваривалась какая-то информация, вызывающая желание поглумиться.

— Все упирается в родителей, вот что мне кажется. Ну, помните, он сказал, будто дружил с ними. Просто никакой другой причины я не могу найти. А главное, от меня ведь и толку никакого. Ну, что может дать полезного детдомовец без роду и племени старшему майору государственной безопасности? А вот родители… Помните?

— Я то помню. — Продолжал скалиться чекист. — Хреново, что ты не помнишь. Кстати…Покопался тут немного. Времени особо не было, пришлось все наскоком, бегом. Вот что интересно, Реутов Алексей Иванович. О твоей семье нет вообще никаких данных. Будто их не существовало. Конечно, не сказать, будто это удивительная ситуация. Когда с беляками воевали… Там такая неразволошная была. Но в твоем случае прямо интересное совпадение. Вообще никаких концов. Представляешь? Нашли тебя и правда, на улице среди беспризорников. Определили в коммуну. Замашки были соответствующие. Так и норовил что-нибудь украсть. Будь то хоть кусок говна, лежащий без присмотра. О прошлом своём ничего не знал. Вроде как скитался ты по просторам нашей Родины едва ли не с самых малых лет. Странно, да? Ни слова о матери или отце я не нашел. Даже о далёкой родне. Фамилию и отчество дали тебе уже в коммуне. Когда справляли документы. Единственное, на чем ты настаивал, это имя. Мол, Алексей и все тут…

— Странно…– Я изобразил полное непонимание на лице. — Мне лет то было немного. Должен по идее семью свою знать. Если уж ее Бекетов знает.

Хотя, чего там странного. Ясен пень, ничего Клячин не нарыл. Это ожидаемо. Я раньше думал, почему именно Реутов? Почему из всех детей коммуны тот учитель, который пацана в проруби угандошил, выбрал именно его. Не за цвет волос же или по какой другой внешней причине.

На самом деле, все просто. Мужик остановился на том, чья смерть вообще никого не заинтересовала бы. О Реутове неизвестно ни черта. У него нет вообще не единой родной души. Никому пацан не нужен. Сам он — малолетняя шпана. Утоп и утоп. Не сильно большая потеря… Учитывая, что о нем сейчас сказал Клячин, думаю и в коммуне перекрестились. На одного сложного беспризорника стало меньше.

— Интересно другое…– Клячин перестал кривляться и посмотрел на меня очень серьезно. Внимательно посмотрел, со значением. — Несчастный случай в коммуне… Помнишь? Говорили уже о нем. Утонули двое воспитанников. Я как-то сразу значения не придал. Мало ли, что бывает. Но тут видишь, какой интересный факт…Один из них — Реутов Алексей Иванович, как мы с тобой знаем, а второй — Витцке Алексей Сергеевич. Я прежде фамилией второго не интересовался. Дела не было. Но в этот раз решил разузнать детали.

Где-то через год, получается, после того недоразумения ты в детском доме оказался. Вот только уже все данные свои назвал. Времена были еще неспокойные. Никто и проверять не стал. Ты даже рассказал, как чудом спасся, потом тебя какая-то баба выходила в деревне, потом ты сбежал и в город подался. Ну, а уж потом вместе с другими беспризорниками оказался в детском доме. Я ведь поначалу этим вопросом не задавался. Ну, знаешь как…Мне было велено забрать пацана, доставить его в Школу. По дороге оценить, что за птица такая Реутов Алексей Иванович, и дать ему характеристику. Достоин ли, вытянет ли. Ну, и самые малые данные имелись. Мол, год провел в коммуне, потом был определен в детский дом. По воспоминаниям одного из воспитателей коммуны, драчлив,