Читать книгу "Смерть в пионерском галстуке - Екатерина Анатольевна Горбунова"

Не то что Рыжий.

А тот привел их к каким-то зарослям кустов, ткнул пальцем:

– Это здесь, – и попятился.

Трус!

Зато Дмитрий Артемович, невероятно спокойный, даже какой-то внушительный, словно герой боевика, шагнул к кустам, раздвинул ветки, исчез среди листвы.

Соне показалось, что его не было очень долго. Сердце за это время успело сделать точно не одну тысячу ударов, а нервы свились в тугой жгут. А потом раздался… смех, даже хохот, и невольно подумалось, что тренер просто спятил от ужаса. Но вслед за смехом донесся его веселый возглас:

– Идите все сюда!

– Нет уж, – забормотала Валя, затрясла головой и даже совершенно по-детски топнула ногой.

И, наверное, никто бы не решился. Но тут их опять окликнули, уже с другой стороны. Откуда-то, совсем не из столовой, появилась недоумевающая Настя:

– Вы почему все куда-то умчались? А кто за кашей следить будет?

Упоминание о каше и совершенно живая и здоровая инструкторша резко снизили градус напряжения, а тут еще Дмитрий Артемович опять позвал из кустов:

– Да идите, не бойтесь.

Кошкина, о чем-то догадавшись, глянула с прищуром на Рыжего. Тот стоял позади всех, делал вид, что ничего не видел и не слышал, и крайне увлеченно рассматривал облачка в небе.

– Макс! – угрожающе процедила Кошкина и ломанулась в кусты, но уже буквально через несколько секунд выскочила назад и бросилась к Рыжему: – Я тебя урою, придурок!

Увернуться он не успел, Яна с размаха влепила ему по лбу тетрадью, которую по-прежнему держала в руках.

– Сейчас тут точно труп будет. Но уже настоящий. Твой.

– Яна! Яна! Успокойся! – попыталась остановить ее Настя.

Демид уверенным шагом направился к зарослям, бесстрашно полез в кусты по Кошкиным следам. Тогда и Соня не стала ждать, нырнула следующей, даже ветки не успели сомкнуться.

Взгляду открылась крошечная выкошенная полянка, на краю которой рядом с полуразрушенным постаментом лежала поверженная временем статуя пионера с барабаном, висящим на уровне живота, и с гордой и оттого совершенно нелепой и неуместной улыбкой на бледных губах.

– Идиот, – пискнула за Сониной спиной Силантьева, которая тоже решилась пройти.

Славик стоял, немного ошарашенный, а вот Киселев улыбался и тихонько бормотал себе под нос:

– Ну лежит же. Человек. И неживой.

Скорее всего, он тоже в этом участвовал.

Вот же дураки безмозглые! И ведь сыграли без сучка без задоринки, со всеми эмоциями и репризами.

Наконец-то выбравшись из кустов, Дмитрий Артемович, сдвинув брови, принялся выговаривать Рыжему:

– Максим! Так не шутят. Заканчивай уже со своими приколами. А если бы кому плохо стало?

А Настя разбиралась с Кошкиной. Но не ругала, что та могла покалечить Рыжего (да они бы все сейчас его с удовольствием покалечили), а с пристальным вниманием рассматривая тетрадь в ее руках:

– Яна, что это у тебя?

– Дневник, – честно ответила та, но покрепче прижала тетрадь к животу, явно не собираясь отдавать.

– Твой? – снова спросила Настя, прищурившись.

– Нет, мы тут нашли, – растерянно выложила Валя. – В том корпусе, – и указала в нужную сторону.

Соня прекрасно видела, что у Насти просто руки чесались забрать у Кошкиной дневник, как следует рассмотреть, полистать. Но что-то ей все же мешало: может, излишняя правильность, может, сомнения. А Яна, легко считав ее интерес и невозмутимо пялясь прямо в глаза, демонстративно приподняла нижний край футболки и засунула тетрадку за пояс джоггеров.

Судя по взгляду Насти, сейчас той гораздо больше, чем раньше, хотелось отобрать у Кошкиной дневник. Она еле сдерживалась, чтобы не схватить Яну за шиворот, не встряхнуть, рассчитывая, что тогда тетрадка сама вывалится. Но и Кошка выглядела так, что сразу становилось ясно – она не отступится и, если понадобится, будет царапаться и кусаться, но добычу не отдаст.

– У нас там каша сгорит! – опомнился Дмитрий Артемович. – Опять останемся без обеда. Или придется заново готовить.

Настя вскинулась, посмотрела на него, а Кошкина, воспользовавшись моментом, отошла, поддела под руку Валю и вдвоем с ней прогулочной походкой двинулась к столовой. Тогда и инструкторша, еще пару секунд неподвижно постояв на месте, заспешила спасать тушенку и гречку.

Каша, между прочим, вышла очень даже вкусной, особенно на фоне того, что горячего они давно не ели.

Мыть посуду в качестве наказания за дебильные шуточки поручили Киселеву и Рыжему. Кошкина, прихватив тетрадку, сразу улизнула подальше от посторонних глаз, даже подружку не позвала. Соня увязалась за ней.

Интересно же, что там еще написано и как понять эти слова про дичь.

Яна ее прогонять не стала, и Соня рассказала ей про найденную беседку. Там же их точно никто не увидит – тихо, спокойно, со стороны вообще не заметить. Кошкина благосклонно кивнула, потопала следом.

Беседку она тоже заценила, оглядела снаружи и изнутри, вывела коротко:

– Круто! – и с уважением посмотрела на Соню.

Вместе они устроились на скамейке, Яна вытянула из-за пояса дневник, раскрыла наугад.

«9 июня

Жуть какая-то! И прямо с утра. Если бы Клуша обнаружила это чуть пораньше, наверняка всё бы сделала, чтоб никто не узнал. Но тут многие увидели, когда, проснувшись, выползали из корпусов по неотложным делам. Я тоже шла умываться, и сначала вообще не поняла, почему такая толпа собралась перед огромной старой ивой, которая росла возле лагерного штаба. То есть административного корпуса, как его старшуха называла. Я кое-как протиснулась вперед, чтобы разглядеть. И разглядела… распятую чайку. Она болталась на веревке, раскинув в стороны крылья, тихонько поворачивалась и раскачивалась. У меня даже мурашки по рукам побежали. И не оттого что противно, не оттого что птица мертвая. А оттого что ведь кто-то ее убил! Убил, привязал, закрепил на дереве. Специально. Чтобы все увидели».

Глава 7

Двенадцать лет назад

Птица висела, растопырив крылья, и походила на крест. Особенно издалека. Четкий белый крест на фоне густой темной зелени.

Слишком высоко, чтобы дотянуться с земли – наверняка кто-то забирался на дерево, когда подвешивал, – и, пока завхоз бегал за стремянкой, многие успели ее увидеть.

Старшуха громко командовала, стараясь разогнать собравшуюся толпу, бросала яростные взгляды на вожатых, которые тоже не особо справлялись. А ребята не расходились, просто послушно отодвигались подальше, создавая видимость, что уходят, останавливались, а затем как-то незаметно опять оказывались возле дерева. Или просто глазели, или выдвигали гипотезы и обсуждали.

Елена Михайловна заметила среди подошедших Денисова, приблизилась к нему и зашипела:

– Что, явился полюбоваться на своих рук дело?

Алик мгновенно изменился в лице: глаза потемнели, рот сжался, превратившись в тонкую прямую черту, желваки выступили, а ноздри раздулись.

– Совести